Первый поцелуй в её жизни — напористый, наглый, мокрый. «Боже, если это всего лишь поцелуй, то каково же настоящее изнасилование», промелькнуло в помутившейся от отвращения голове, в то время, как язык Уорни, казалось, достал её глотку. Она еле удержалась на ногах, сжав виски и дрожа всем телом. Лиффи любовался этим зрелищем.
— Ты все ещё моя. До капельки моя, Инфинита! Через три дня у нас будет жаркое сражение! Мы рассылаем сорок приглашений. Двадцать мускулистых, ядреных «братьев» в твоем распоряжении, моя жрица!
Уорни нехотя встал и направился к двери:
— Сегодня буду погано пень, крошка… А скажи, скажи мне сейчас, я хочу знать немедля — тебя взорвала смерть Астора?
Он вернулся и схватив Викторию за плечи, впился ей в зрачки алчущим взглядом.
— Сумасшедший! — поняла Вика и согласилась «Да».
— Ты чувствовала, как увядает твое сердце, пухнут и разрываются кишки, как вытекает кровь из холодных жил… Горячая, красная, липкая кровь? — Лиффи тряхнул девушку так, что она лязгнула зубами.
— Да.
— Ведь это я убил его. Я — неистовый Лиффи. Магистр «Братства Кровавого рассвета». Убил ради тебя, моя ненасытная белокожая вампиресса! Уорни прильнул губами к её шее, а когда разжал руки, Виктория без чувств рухнула на пол.
Артур явился через минуту, наткнувшись на лежащую у двери девушку.
— Я думал, — что это у тебя незаперто? — замялся Шнайдер, не слишком удивившись.
Уже час он сидел, запершись в своем номере, зная, что внизу поджидает возвращения Виктории Уорни. Вначале он собрался дать отпор негодяю, раз и навсегда убрав его с пути, но потом что-то похожее на зависть стало исподволь разъедать его решимость. Бедная Тони, словно глупая птичка попадалась в сети этого мерзавца, а неведавшая тревог Виктория так запросто избежит опасности. Нет, пусть и она хлебнет от звездной славы. Не все же одни розы, — пора отведать шипов, как справедливо отмечено в интервью.
Мысль, что Уорни разоблачит Викторию, не пугала его: Лиффи безумен и вряд ли зорок. Он плохо видит что-либо, кроме себя. А вот припугнуть может здорово, хорошенький будет урок для крошки!
— Зачем ты впустила его? Что сделал этот мерзавец? — суетился Артур, поднимая полуобнаженную Викторию, и с удовольствием отмечая её распухшие губы и багровое пятно на шее, у сонной артерии.
— Прямо вампир. Иди в ванну, сделай примочки горячей водой. Подожди, я лучше сам. Посиди здесь.
Когда Артур узнал от Виктории подробности визита Уорни, он снова пожалел, что не приостановил эту встречу. Теперь Лиффи станет рассчитывать на возвращение Тони в Братство, а фотографии в его руках представляют серьезную угрозу. Понятно, как убрался на тот свет несчастный Астор. И Шнайдер чуть не завыл от злости, вспомнив свою неудачную попытку пристрелить Лиффи, спасая брак Антонии с лордом. Не успел. А этот гад выложил бедному Астору паскудные фотографии… Мразь.
— Мразь, падаль. Пора убрать его с нашего пути. Ложись спать, детка, и прими-ка таблетку валиума. А то Ингмар решит, что ты всю ночь занималась любовью.
Артур подал таблетку и заботливо укрыл Викторию одеялом.
Часть 2
Глава 1. Парижские тайны
Этот живописный уголок затерялся в одном из самых фешенебельных районов французской столицы. Владельцы крошечных поместий, расположенных здесь, настолько богаты, что могут позволить себе поддерживать иллюзию провинциальной глуши и сельской простоты в самом центре Парижа. Искусно поддерживаемая «дикость» садов и парков, скрывающихся за высокими оградами, требует усилий опытных садовников, а соблюдение норм — «экологической чистоты» — немалых затрат.
Особняк в стиле заброшенной фермы может иметь соломенную крышу, но это не значит, что его обитатели моются в дубовой бочке, а повар орудует на дровяной печи. Здоровый образ жизни обитателей роскошного оазиса предполагает самый высокий уровень бытового комфорта, заключающийся прежде всего в системе защиты от вредного влияния окружающей среды. Воздух, вода, газонная почва подвергаются строгой очистке, а доброкачественность продуктов питания, попадающих на простой деревянный стол, гарантирована солидным фирменным знаком.
Если вам нравилось съесть здесь кусок сероватого хлеба из ржаного зерна с душистой сыпучей корочкой, можете не сомневаться, что поля, произрастившие эти злаки, не ведали химических удобрений. Фермер пользовался дождевальной системой с надежными фильтрами или водами артезианского колодца, а урожай был превращен в муку чуть ли не вручную. О коровах, дающих молочные продукты к такому столу, беспокоиться не приходится — за состоянием их кормов и здоровьем следят не хуже, чем за роженицами в муниципальных клиниках.
Живущие здесь могут быть уверены, что получают все самое лучшее, не упрекая себя в бессмысленной расточительности. В конце концов, качество жизни почти впрямую связано с ее продолжительностью, а главное — с удовольствием от завоеванного долголетия. Это мало заботило молодого человека, подрастившего к живой изгороди живого плюща в белом «порше» последней модели.
Восемнадцатилетнему красавцу, обладавшему всеми приметами здоровья и силы, жизнь, как и с неба свалившееся благополучие, казались, естественно, бесполезными.
Электронная система бесшумно распахнула ворота, машина въехала на территорию парка, сохранившего несмотря на февраль, яркую зелень газонов с естественно небрежными как на альпийских склонах островками срезанных бело-розовых цикламенов.
— Чарли, есть интересные сообщения для меня? — юноша взял с подноса вынесенного из дома смуглокожим слугой бокал минеральной воды и залпом осушил его.
— Перехватили с ребятами пиццу в Латинском квартале после второй пары. — Длинные, изборожденные морщинами, будто давно мумифицированное лицо Чарли изобразило страдание.
— Господин обещал ничего не есть в этих страшных местах. Я только потому не посылаю в обеденное время повара к Храму науки, что надеялся на Ваше благоразумие… В газетах пишут ужасные вещи про бактерии и вирусы.
— Меня интересуют звонки и факсы, доложи все по порядку, пока я буду переодеваться — молодой человек, сдергивая на ходу футболку с эмблемой Сорбонны и пренебрегая гравиевой дорожкой, направился через газон к теннисному корту. За ним все ещё с серебряным подносом в руках, хранящим пустой бокал и салфетку, трусцой двигался Чарли.
Стоя в позе смиренной угодливости у двери душевой кабины и пытаясь перекричать журчанье струй, слуга доложил о полученных деловых телефонограммах и о том, что мсье Дюпаж просит назначить ему встречу.
— Почему сразу не сказал? Дурацкая манера откладывать самое интересное напоследок! — молодой человек, переодетый для игры, со свистом рубанул воздух ракеткой под носом слуги.
— Мне казалось, что приглашение на заседание консультативного совета и доклад военного министра важнее, — робко оправдывался тот.
— Достал меня этот военный министр. Можно подумать, что в Югославии воюем мы, а не голубые береты — игрок встал у стенки, подавая мячи ровными, ритмичными ударами.
— Дюпажу сообщи, что я жду его ровно в девятнадцать.
Тот, кого он называл Чарли, послушно заторопился к дому, старательно обходя каменные глыбы и «натурально» разросшиеся цветники. Отойдя метров на десять он обернулся, что-то вспомнив, но так и застыл, любуясь ловким теннисистом. Что и говорить, таким наследником мог гордиться любой престол.
Бейлиму Дали Шаху в сентябре исполнялось восемнадцать. Он был силен, сообразителен и весел. С тех пор, как российский мальчонка Максим стал наследником древней династии баснословно богатой восточной страны, прошло пять лет. Многое изменилось в его отношениях с миром и немало воды утекло в прозрачном ручейке, журчащем под усыпальницей его матери. Труднее всего было смириться с потерями. Не может быть, ну просто невозможно, чтобы папа-Леша — бесстрашный, ловкий «джигит» оказался погребенным на далеком кладбище, а его рыженькая сестра стала жертвой нелепой травмы. Еще пять лет назад принцу сообщили, что Виктория так и не оправилась от удара, полученного при перелете из Москвы. Ужасно… То существо с бритой головой, которое Максим увидел в клинике Динстлера, совсем не было похоже на Вику… Куда же уходит все, казавшееся столь прочным, незыблемым, вечным двенадцатилетнему мальчишке? И откуда взялось перепавшее ему в какой-то сложной лотерее сказочное счастье?
Хосейн оказался заботливым отцом, обеспечивавшим единственного сына всем самым лучшим, что можно было купить на этой планете. И Бейлим не противился благополучию, он вовсе не горел идеей поделить фамильное состояние поровну между гражданами своей страны. А вот социальные программы, введенные его отцом и поднявшие уровень всеобщего благосостояния до планки подлинного «развитого социализма» являлись предметом гордости принца. Он заметил, как уважительно относятся к нему профессора Университетской кафедры, где Бейлим учился уже второй год, мечтая о дипломе юриста международного права.
При всем этом — парижский дом с многочисленной челядью, пекущийся о здравии и безопасности принца, неистощимая банковская карточка и магическое имя, вызывающее у окружающих сложную гамму чувств, нельзя было отнести к неприятным атрибутам власти. А были и весьма обременительные. Постоянная опека наставника и советника принца Амира Сейлаха, надоедливости вездесущих слуг и охраны, следующей за Бейлимом повсюду, ограничивали его свободу, а главное — удаляли от сверстников, настроенных на демократично-студенческий лад.
Ну что за глупая затея присылать к обеденному перерыву в Университетский дворик «мерседес» с поваром и Чарли, готовыми обслужить принца и его друзей горячими блюдами собственной кухни. Как, интересно, они это себе представляли? Выдавать пропуск к столу для наиболее приближенных к принцу особ? Во всяком случае, толпа набежала огромная, все галдели и посмеивались над обезоруживающе серьезным Чарли, подвязывавшим поверх национального облачения фартук официанта… Разъяренный Бейлим отослал этот цирк домой и сделал серьезное предупреждение челяди по поводу проявления не согла