Бейлим даже вскочил, не находя слов от негодования. Он оторопело смотрел на Тони, словно она обвинила его в государственном преступлении.
— Клянусь! Клянусь этой землей и своей кровью! Ты — первая женщина, которая попала в мой дом! — В осанке принца, положившего кисть на эфес кинжала, в гордом взмахе подбородка и его клятвах было столько театрального, что Атония рассеялась:
— Я чувствую себя на сцене. Опера Моцарта «Похищение в серале». А ты, случайно не поешь?
— Антония, сейчас же поклянитесь, что верите мне, — упрямо держал жанр трагедии принц.
— Не слишком ли торжественно для такого чудесного утра, этих голубых цветов? Милый мой мальчик, вам бы держать меня за руку, смотреть в лаза и шептать что-то лирическое, а не хвататься за кинжал. Да и шампанское пора открыть…
— Ты веришь мне?
— Если бы не верила, давно сбежала бы из ваших райских садов. Довольно об этом. Что там за розовые кусочки виднеются из под овощных букетов на серебряном блюде?
— Форель. Королевская форель из наших прудов. А ещё здесь целое ассорти морских деликатесов — и омар и, кажется, трепанги…
— То, что надо после всех этих потрясений. Надеюсь, моего шофера уже разгримировали, — вскользь сказала Тони, но заметив сверкнувшие глаза принца, решила эту тему оставить. Ну, что же, раз ему угодно, она охотно поддержит игру, оставаясь «пленницей» в уединенном заточении и «не заметит» стараний невидимых поваров, горничных и, конечно, охраны.
Они весело позавтракали на террасе, наблюдая сквозь кружево резного камня, как постепенно выцветает на солнце синева морской глади и короче становятся тени.
За пиршеством последовала прогулка по саду, представляющему экзотическое смешение флоры со всех континентов. У толстого ствола старой пальмы, вознесшей шатер пышных листьев на высоту десятиэтажного дома, принц остановился и деловито потрогал плотную серую кожу. Затем, демонстрируя меткость, стал метать кинжалы, вонзая клинки в плотную древесину. Вытащив лезвия, принц обломил сочный мясистый побег низкорослого кактуса и смазал им исколотую кожу пальмы.
— А теперь — смотри! — Сок темнел, становясь лиловым, а затем пурпурно-красным. На сером гладком стволе проступило алое «А. Б», — Это теперь навсегда, так же, как в моем сердце. И ни одной лишней ранки.
«Совсем неплохо для такого юнца, — подумала Антония. — Впрочем, восточные мальчики быстро становятся мужчинами, но не торопятся превратиться в стариков».
Антония поблагодарила судьбу за неожиданную перестрелку — подлинную или подстроенную, предоставившую ей возможность довести свою миссию до конца. Только вот теперь появилась и некая другая тема… Этот затянувшийся тет-а-тет, эта разгорающаяся влюбленность принца…
Отправляясь в путешествие, Тони не задумывалась о возможностях романа. Ей было совсем не до того — гнев на Феликса, казалось, распространялся на всех представителей мужского пола. И с Бейлимом она связалась не ради интима. Мысль о кознях Динстлера не давала Антонии покоя. Но теперь ситуация, сложившаяся в её пользу, обязывала поддержать роль возлюбленной.
«Ах, будь что будет!» — решила Тони, когда поздно вечером, после трапезы на роскошном мягком ковре, Бейлим подсел к ней поближе и осторожно взял за руку. В серебряных светильниках горело масло, источая сладкое благовоние. Своды зала уходили в темноту, дом обступала непроницаемая ночная тишина. Голова приятно кружилась. Одетая в шелковый хитон Тони показалась себе принцессой из сказок «1001 ночи».
— Я всю жизнь мечтал об этой минуте, — сказал Бейлим, становясь серьезным от волнения.
Она засмеялась:
— Это, по всей видимости, не так уж долго!
— Мне скоро исполнится двадцать лет! И уж наверняка семь из них я думал о тебе…
— Ах, значит, — старый соблазнитель! Это что, входит в программу восточного гостеприимства? — Тони покосилась на руку принца, незаметно приближающуюся к её колену.
Бейлим обиженно отстранился:
— Извини. У меня здесь мало развлечений. Даже нет наложниц, чтобы показать танец живота.
— А в Париже?
— В Париже у меня был гарем.
Тони расхохоталась:
— Правда?
— Мне не до шуток! — Он теперь старался держаться подальше от девушки, боясь не справиться со своим мощно заявившем о себе восточным темпераментом. Зачем только она завела эти разговоры про наложниц!
— Если не хочешь шутить, включи, пожалуйста, музыку. Лучше национальную, — попросила Тони.
— А здесь другой нет. — Он нажал кнопку и какие-то неизвестные Антонии музыкальные инструменты протяжно заныли витиеватую мелодию. Но барабанчик, отстукивающий ритм, подстрекал к движению.
— Ведь я так и не поблагодарила тебя за подарок. Тот костюм был великолепен! Жаль, я не прихватила его с собой!
— Увы, здесь нет никакой женской одежды… Но мне все-таки очень хотелось бы увидеть тебя в голубом одеянии не только на фотографии в газете.
— Обещаю устроить тебе профессиональную демонстрацию. А пока… Тебе не жалко это? — спросила Тони, показывая на свой хитон. И поскольку принц недоуменно пожал плечами, рванула тонкую ткань.
Он с любопытством наблюдал, как девушка расправляется с одеждой, изобразив из лоскутов подобие набедренной повязки и маленького, завязанного спереди узлом, лифа. Через минуту она уже стояла в центре черно-белого ковра, колеблясь в волнах незнакомой музыки. Бейлим застыл, очарованный невероятным зрелищем: Тони Браун исполняла танец живота, и он мог поклясться, что не видел ничего лучшего!
Она целиком отдалась мелодии, интуитивно повторяя все виденные ею движения восточных танцовщиц — арабских, индийских, египетских. Это был фантастический и очень чувственный танец. Золотая грива металась в отблесках пламени, лоснилась шелковистая кожа на бедрах и животе, маленькие груди олицетворяли соблазн, то показываясь, то исчезая в шелковых «кулисах».
«И чему только обучают наших наложниц евнухи в гаремах! Эта „иноверка“ постигла таинства соблазна, будто родилась на шелковых пуховиках дворца».
— Ты невероятна, Тони… — Они незаметно перешли с официального обращения на «ты» и этот обещающий сближение звук каждый раз приятно волновал принца. — Ты знаешь, что по законам восточного гостеприимства бывает после такого танца? — хриплым голосом спросил он.
— Догадываюсь, — ответила Тони, опускаясь на ковер.
— Как хорошо, что мы сразу приступили к делу, не затягивая официальной части, — сказала на рассвете Тони.
Ее юный любовник оказался столь искушенным в любовных делах, что каждый час, проведенный с ним, теперь казался ей подарком.
— У нас ещё есть время побыть вдвоем… Вероятно, тебя специально обучали приемам секса? Чтобы наследник династии при случае был на высоте?
— Можно сказать, так. Когда мне исполнилось шестнадцать, отец подарил мне опытных наложниц… Знаешь, это были мои самые любимые занятия…
Они лежали на ковре в окружении золоченых блюд с фруктами и сладостями. Темный овал неба в отверстии купола постепенно светлел, наполняясь шафранным отсветом.
— Солнце восходит! Бежим смотреть! — принц вскочил и рывком поднял Антонию за протянутую ему руку.
Сад просыпался, полный птичьего щебета, сладких ароматов и свежей росы, покрывающей все вокруг алмазной россыпью. Под босым ногами пружинил шелковый ковер трав, с цветущих веток при малейшем касании обрушивались мириады брызг и метель ярких лепестков кружила в воздухе.
— Именно так выглядит рай. Я уверена! — Тони тряхнула деревце мимозы, устроив водопад алмазных капель и розовых перистых цветов, похожих на стайку колибри.
— Благословенная земля! — с гордостью отозвался принц, подумав о том, сколько труда требуется для разведения и поддержания цветущего оазиса в бесплодной выжженной пустыне. Сколько самолетов завозили сюда плодородную землю, экзотические растения, животных и птиц, содержавшихся в вольерах! Но разве не стоило все это одного такого дня, такой ночи и этого утра, когда совершенно нагая, белокожая Ева бежала перед ним сквозь цветущие заросли, чтобы встретить восход поднимавшегося из морской синевы солнца?!
Обнаженные и прекрасные, они стояли на вершине холма, ожидая, когда появится над притихшей гладью огромный раскаленный диск.
Солнце всплывало, заливая все вокруг золотым сиянием, и Антония поняла, что эту минуту она будет вспоминать до конца своей жизни.
— Послушай меня очень серьезно, Тони. — Бейлим повернул к ней торжественное божественно прекрасное лицо и крепко обнял за плечи. — Я буду твоим мужем, что бы не случилось в этом мире. Ничего не может остановить меня. Понимаешь — ничто и никто. Клянусь солнцем!
Тони не ответила, покоренная значительностью момента. Чтобы не значили слова юноши, сейчас он принадлежит ей, только ей и отдал бы за неё каплю за каплей всю сою кровь.
— А если я захочу, ты кинешься в волны с этого утеса? — лукаво глянула она сквозь прищуренные ресницы. Принц сверкнул глазами и молча подошел к краю.
— Стой! Сумасшедший! — Тони схватила его за руку. — Верю, верю! Всему верю… любимый!
Она обняла его смуглые плечи и после того, как перевела дух о бесконечного поцелуя, спросила:
— Обещаешь всегда говорить мне правду?
Вместо ответа он вытянул в сторону солнца руку со скрещенными пальцами и Тони удивилась, как широко, не мигая, смотрят на огненный диск его огромные глаза.
Только вечером Антония приступила к волнующей теме. Весь этот день Бейлим был таки нежным, преданным, пылким, что сама мысль выведать у него тайну, казалась Антонии гаденькой и ненужной. Но она заставила себя прояснить чертовы вопросы, тем более, что уже совершенно не верила в какую-либо причастность принца к заговорам и авантюрам.
— Милый, ты обещал быть откровенным. Скажу честно, мне кое-что нашептали твои враги… какие-то странные вещи… Ответь, пожалуйста, кто твои настоящие родители?.. Поверь, это не имеет для меня никакого значения… Но я не хочу тайн.
— Я родился в маленьком российском городке. Мою мать звали Светлана. Отец любил её, когда был в гостях, но не имел права жениться. Все мои сестры и братья от других матерей погибли в авиакатастрофе. Отец остался один, не имея возможности завести ребенка. У него был сильный стресс. Тогда из России привезли меня. Мне было двенадцать лет, но я очень быстро полюбил свою страну и своего отца… — Принц выпалил все разом, как заученный урок, и нежно погладил Атонию по щеке. — Я не стану предупреждать тебя, что разглашение этой тайны может стоить мне жизни. Подданные этой страны не захотят иметь господина с нечистой кровью… Но если хочешь, — убей меня… Все равно я уже никогда не смогу быть настолько счастливым… Вообще, когда перестанешь любить меня, обязательно скажи. Я уйду сам. Я не стану жить без тебя…