И все же… Скорее всего, не тут ключевое слово.
«Ну-ка, Дежкина, побурли мозгами, — приказала себе Клавдия. — Детали очень важны. Но, может быть, дело не в них?»
Клавдия все-таки налила себе чашку чаю. Но пить не стала, и та бесполезно дымилась на столе.
И что же за деталями, какова, так сказать, общая картина? Картина жуткая.
Уже около десятка трупов. За одни постельные сцены в гроб столько людей не кладут. Или кладут?
Это какие-то неадекватные удары, удары с упреждением, жестокие до крайности. Видать, кого-то сильно припекло. И пока она не найдет, кто бьет и своих и чужих, спасая шкуру, пока она не ответит на классический вопрос — кому это выгодно? — она не докопается.
Так, первым делом — организовать допрос Шевкунова. Вторым делом — запросить из архива дело «Импэксбанка». Как раз Игорь Порогин вел его.
Игорь…
Сердце устало отозвалось болью на это имя.
Клавдия подняла трубку.
— Петя, здравствуй, Дежкина. Николай Вадимович на месте? Позови его, пожалуйста… Добрый день, Николай Вадимович. Дежкина. Ну что скажете? Я по поводу корейской пружинки от часов. Нашли какие-нибудь хвосты?.. Нет? Ясно. Хорошо, я сама сделаю запрос.
Положила трубку. Да, действительно, это не их дело — искать, откуда корейская пружинка.
С этой пружинкой, чувствовала Клавдия, они намучаются. На любом рынке корейских часов пруд пруди.
По коридору шумно прошла толпа.
Никак Патищева бушует, подумала Клавдия, дописывая заявку в следственный изолятор.
Если поторопиться, она часам к одиннадцати сможет уже встретиться с Шевкуновым.
Ах да, еще адвоката вызвонить. Теперь без адвоката нельзя.
В отличие от остальных следователей Клавдию не раздражала эта правовая норма. Будь адвокат хоть каким докой, а если есть твердые улики, доказательства, заключения экспертов, показания свидетелей — словом, вся эта следовательская крепкая база, — ему останется только советовать своему подзащитному сотрудничать со следствием.
Впрочем, у адвоката телефон разговаривал голосом автоответчика.
Клавдия оставила сообщение, чтобы защитник Шевкунова срочно с ней связался.
Снова какой-то шум в коридоре. Видно, места боевой славы Подмосковья в такую жару мало кого интересовали.
Теперь надо было сходить в секретариат, поставить печати, формально получить дело Шевкунова и — вперед. В Бутырских коридорах хоть прохладно.
Клавдия, прихватив бумаги, уже двинулась к двери, когда телефон звякнул каким-то придушенным голосом.
Кстати, Клавдия иногда очень точно чувствовала, к добру звенит телефон или нет. Что-то в звуке неуловимо менялось, но, впрочем, может быть, это она себе внушала.
Раздавшийся звонок как раз вообще ничего не предвещал. А зря.
— Да, Дежкина.
— Клавдия Васильевна? — услышала она голос секретарши Малютова.
— О, Люся, а я как раз к вам.
— Очень хорошо. Владимир Иванович вас вызывает.
И тут еще сердце Дежкиной не ёкнуло. Только настроение, и без того не радужное, несколько посерело.
Клавдия не любила кабинетов начальства по той самой причине, что именно начальство в этих кабинетах имело свойство пребывать. Это была застарелая советская нелюбовь к обитым кожей дверям, коврам и дубовым столам, которые так шли многим начальникам.
Клавдия коротко крякнула и двинулась наверх.
И на лестнице столкнулась с шумной толпой, среди которой, к своему удивлению, не увидела Патищевой. Толпа следователей что-то бурно обсуждала, размахивая газетами.
И тут ничего Клавдии не предсказало недоброго.
Уже у самых дверей кабинета прокурора Дежкина столкнулась с Левинсоном, пресс-секретарем прокуратуры, красным не от жары, а от злости, что подтвердилось крепким словцом, которое интеллигентный Левинсон произнес довольно убедительно.
Малютов даже не поздоровался.
Он кинул Дежкиной через весь длинный стол стопку газет и грозно спросил:
— Читала?!
Вот за это Клавдия и не любила кабинеты. Сейчас окажется, что вся Россия с надеждой смотрит на прокуратуру, которая должна уже наконец разобраться, скажем, с засильем импортных товаров на российских прилавках. Не иначе это все делает ЦРУ, чтобы развалить и без того хилую российскую промышленность. А где у Дежкиной дела по импорту? Нет таких дел! Срочно завести два-три! И примерно наказать!
Можно, конечно, при желании прилепить корейскую пружину к проискам Центрального разведывательного управления, но Клавдия не очень верила, что ЦРУ интересна постельная жизнь депутатов и губернаторов. Впрочем, кто знает?
— А что?
Клавдия сегодня газет не читала. Она, когда шла на работу, вынула из ящика «Известия» и «Новые известия», две газеты, которые она выписывала ради справедливости, предполагая по привычке просмотреть их в метро, но позорно уснула, как только села в вагон.
— А ты прочитай, прочитай! — тыкал пальцем Малютов, словно это Клавдия написала все статьи во всех газетах.
Клавдия взяла верхнюю, развернула и прочла крупный заголовок: «Прокуратура против мэрии».
Вот только теперь у Клавдии нехорошо сжалось сердце.
Она еще не поняла, почему. Мало ли что пишут газеты!
— Ну, прочла?
— А что, правда? — наивно спросила Дежкина.
— Ты прочла?
— Да, вот заголовок.
— Заголовок! Ты дальше, дальше смотри!
Клавдия послушно уставилась в текст.
«Тайные переговоры. Телефонный шантаж». И ниже петитом — «Запись телефонных разговоров прокурора Москвы с мэрией».
— Поняла? Ты поняла?
Теперь Клавдия поняла. Ей очень захотелось прочитать всю статью.
— Знаешь, что это?
— Что?
— Это диверсия! Это шпионаж! Это враги…
«Народа» — чуть было не продолжила Клавдия.
— …законности, — несколько смягчил Малютов. — Вот что это.
— Да-а… — протянула Клавдия, все теряясь в догадках, а она-то тут при чем?
— Я этого так не оставлю, ясно? Они у меня попляшут.
«Вот странное выражение, — философски заметила Клавдия. — Когда кому-то грозят неприятностями, обещают, что несчастные запоют или запляшут. Вообще-то люди танцуют и распевают песни от радости. Не видела никого, кто бы отчебучил «Барыню» с горя».
— Конечно, Владимир Иванович, — кивнула Клавдия, — нельзя это так оставлять.
— Вот именно. Ты и займись.
Ох…
— Чем — займись?
— Вот этими статейками.
— Ой, Владимир Иванович, я ведь писать не умею, это у Левинсона хорошо получится, он все-таки пресс-секретарь.
— А кто тебя просит писать? Писать она не умеет! Ты отправишься по редакциям и потребуешь…
— Опровержения?
— Источник информации! Откуда они взяли запись?!
— Так это действительно?.. — Клавдия не договорила.
— Вот ты и узнай! Кто там тебе в помощники нужен? Калашникова? Бери. Все, чтобы к завтрашнему утру…
Ну и дальше заводной ключик, который должен был заставить Клавдию бегать шустрее электровеника.
Клавдия заикнулась было о деле Шевкунова, но Малютов только махнул рукой:
— Это потерпит. Он сидит? Вот никуда и не денется. Иди! И подумай, кому это выгодно.
— Кому?
— А тебе прямо в статье написали. «Против мэрии».
Клавдия вышла.
Вот почему ей так сегодня не хотелось идти на работу.
ГЛАВА 3
Из милицейской сводки дежурного по городу:
«В 22 час. 43 мин. во дворе дома № 22 по улице Большой Филевской было произведено шесть выстрелов, предположительно, из пистолета. Свидетели показывают, что неизвестный стрелял в неустановленного мужчину. Оба, и стрелявший, и подвергшийся нападению, с места происшествия скрылись.
Выслана оперативная группа.
Объявлен план «Перехват».
Газеты пестрым ворохом лежали перед Клавдией и безмолвно кричали.
Хорошие художники отворачивают собственные картины лицом к стене, чтобы не раздражали несовершенством. Журналисты — наоборот.
А Клавдии что делать? Она прочитала статьи с расшифровками телефонных бесед Малютова и крупного чиновника из мэрии — всего их было три (не статьи, а беседы), повозмущалась комментариями, которые в зависимости от желтизны газеты были более или менее умными, и теперь гадала — что делать дальше?
Во всех трех разговорах прокурор рассказывал чиновнику о продвижении следствия по разным делам, не раскрывая, впрочем, никаких подробностей и следственной тайны. Но не это было интересно газетам. Более всего их занимало высказывание Малютова о том, что в некоторых делах нити ведут на самый верх, в московское правительство.
Здесь тоже не было никаких подробностей, фамилий, даже упоминания дел, но чиновник, кажется, понимал, о ком идет речь, и срывался после этого на грубости. Нет, не в том смысле, что он запрещал прокурору копать под собственных коллег или грозил карами, но высказывался в том смысле, что не позволит «превращать государственное учреждение в коммерческую палатку».
Клавдия знала о давнем охлаждении, мягко говоря, между мэрией и городской прокуратурой, да об этом знали все. Но теперь в этот слабо тлеющий костер плеснули такого керосина, что черный дым пошел столбом.
О превращении государственного учреждения в коммерческую палатку намек был тоже весьма прозрачный. Последние месяца три Малютов носился с космическими инженерами, которые собирались свои технологии продавать на рынке. Малютов помогал космическим промышленникам искать заинтересованных людей, впрочем, ни от кого этого не скрывал и делал все безвозмездно.
Клавдия это знала, но сейчас ей надо было придумать, как выпытать у ушлых журналистов, откуда у них расшифровка телефонных переговоров, которые велись явно не по телефону-автомату и даже не по мобильнику, а по «вертушке», а уж ее-то прослушивать посторонним людям практически невозможно.
Конечно, утечку могли организовать и правительственные связисты, но это вряд ли. За такие дела их по головке не погладят. И вообще Клавдия не помнила, чтобы оттуда хоть муха вылетала.
— Клавдия Васильевна, где у вас холодильник? — заглянула Ирина.