Дверь открыла чистенькая старушка. В ногах ее путалась белая беременная кошка.
— Добрый день, — сказал Сергей, — я ищу Мефодия Баркина.
— А его нет, — сказала старушка, — да вы заходите.
Что внука дома нет, Сергей понял еще вчера. Не было внука и на даче в Гелищево, — бедолага-бомж жил там вторую неделю, не было его у отчима на Кропоткинской, не было на Киевском рынке, где он имел обыкновение покупать соломку, не было его и на Рижском, где арестовали очень похожего на Гуню человека, который, на свою беду, тащил в продуктовой сумке гранатомет. И хуже всего обстояло дело с трезвым, но сильно избитым парнем, которого парочка нетрезвых, и совсем небитых милиционеров доставили в 135-ое отделение. Милиционеры утверждали, что они приняли парня за объявленного в розыск Баркина, но Сергей полагал, что они просто избили парня, а потом не знали, как это разъяснить начальству.
Старушка пригласила посетителей в гостиную, расставила на столе симпатичные чашки, и достала из хельги красовавшуюся там коробку конфет.
— А вы откуда будете? — спросила старушка, разливая чай.
— Из милиции.
Старушка встревожилась.
— Неужели Федя что-то натворил?
— Да как вам сказать… — Это, наверное, из-за Валерия.
— А что, — сказал Сергей, — Валерий уже был здесь?
— Да, они приехали вчера вместе с Александром, — и старушка указала на коробку конфет.
Сергей кивнул головой и незаметно положил на стол только что взятую им конфету.
— И чего они хотели?
— Валерий говорил, что ему срочно надо найти Федю, что у них есть какое-то выгодное дело. Александр был ужасно расстроенный, а Валерик, — я даже удивилась, какой он стал заботливый.
— Мусор вынес, — процедил сквозь зубы Сергей.
Пластиковый пакет с мусором так и остался в машине Сазана, припаркованной у переезда. Перетряхнув картофельные очистки и крошки от засохшего пирога, эксперты нашли в мусоре обрезки проводов, — к вечеру Сергей ожидал заключения о том, идентичны ли эти обрезки тем проводам, которые были использованы во взрывном устройстве. И еще была в этом мусоре банка из-под пива Heineken, и выпущена была эта банка в той же самой республике Германии и на том же самом заводе, что и другие, оставленные на крыльце банка. Сазан на вопросы не отвечал, хамил и выпендривался, говорил, что никакого мусора не видел, а вот мусоров перед собой видит предостаточно. Его уже собрались бить, но тут пришло начальство и отправило Сазана в больницу, потому что тот распоролся где-то о гвоздь и вытекло из него чуть не две чекушки.
— А что, — спросил Сергей, — раньше Валерий не был таким предупредительным?
— Валерий, — разъяснила старушка, — всегда оказывал на Федю дурное влияние.
— Например?
— Вы знаете, мой сын разработал свою систему воспитания. Он ввел жетоны, которые он выдавал Феде за все, что тот делал. Например, за хорошо заправленную кровать и за почищенные зубы он выдавал один жетон, за пятерку по математике — пять жетонов, а за двойку он отбирал пять жетонов. В конце недели Федя приносил ему все жетоны, и Василий подсчитывал их. Если жетонов было много, Василий менял их, скажем, на деньги для мороженого, а если в жетонах был недостаток, начинал порку. Василий всегда говорил, что главный недостаток денег — в том, что они выдаются только в вознаграждение за работу, не охватывая всех человеческих поступков. Он считал, что его жетоны в будущем помогут вести учет и контроль надо всеми человеческими поступками, и это избавит общество от необходимости денег. Он считал, что замена денег жетонами — это путь к коммунизму.
— Понятно, — сказал Сергей, — и при чем здесь Валерий Нестеренко?
— Василий держал жетоны в железном ящичке, а ключ носил с собой. Валерик умудрился подделать ключ к ящику, и они таскали оттуда жетоны чуть не полгода.
— И отец ничего не заметил?
— Валерик наставлял Федю, чтобы тот никогда не брал больше пяти-шести жетонов. Но тот брал все больше и больше, а однажды в пятницу он разбил камнем соседское стекло, и отец отобрал у него сорок жетонов. И Федя, от страха перед поркой, пошел и взял эти сорок жетонов из сейфа. Тогда все, конечно, обнаружилось. Василий чуть не запорол его до смерти.
— А Валерий?
— Василий ходил в школу, устроил жуткий скандал, и требовал исключения Валерика. Он называл его грабителем и вором. Валерика не исключили, но завуч очень заинтересовалась этими жетонами. Они хотели ввести их во всей школе и выдавать их за комсомольскую работу и поведение.
— А почему же не ввели?
— У них было общее школьное собрание, на котором завуч сказала, что с этой четверти они вводят жетоны. И тут встала учительница физики и сказала, что знает ли уважаемая завуч, что такие жетоны выдаются за примерное поведение пациентам дурдома, на Западе, и не хотят ли они сделать из школы дурдом?
Дмитриев хмыкнул. Старушка развела руками и закончила:
— В общем, в роно испугались всего этого эксперимента, и в школе ничего не вышло. Но Валерия все-таки не взяли в девятый класс.
— Понятно, — сказал Сергей, — а как жил ваш внук после школы?
— О, вы знаете, Федя стал таким непоседливым мальчиком. Он сначала учился в кулинарном техникуме, потом бросил, работал шофером. Поехал на землетрясение в Армению, а через месяц вернулся. А потом он стал работать у Александра, зарабатывал кучу денег, стал у Саши первым помошником. И вдруг ушел.
— Куда?
— В какой-то другой банк. Его еще все время Суворов рекламирует по телевизору.
— Тоже первым помошником?
Старушка улыбнулась.
— Федя всегда был такой хвастун… Если ему ставили четверку по математике, он говорил, что выиграл олимпиаду. Но он действительно очень хорошо зарабатывал.
— Даже уйдя от Александра?
— Да.
— А сколько?
— Я не знаю, он ведь здесь не жил. Он снимал квартиру где-то в центре. А мне давал деньги, если не забывал. Фрукты таскал сестре.
Во дворе вода сочилась с карнизов и прыгала вниз, в радужные с бензином лужи. Из подтаявшего черного сугробчика торчала пачка прошлогоднего «мальборо» и другие скопившиеся за зиму продукты жизнедеятельности населения.
Носом к сугробчику стояли три машины: в одной приехал Тихомиров, другая караулила дом всю ночь. Третьей же был подкативший только что «Мерседес». «Мерседес» был красивый, цвета спелой черешни, но его немного портил помятый правый бампер, — так шикарную проститутку портит нежданный синяк под глазом. Все три водителя стояли над сугробом и довольно мирно разговаривали.
Сергей подошел к ним, и все трое разом замолчали.
— Садись в свою тачку, — сказал Сергей мерседесовцу, — и давай отсюда.
— Чего такое? — оскалился парень.
— Того такое. Твой Сазан уже сидит за хранение оружия. И если тебя заметят около этого дома, то мы станем долго и неприятно выяснять, где ты побил бампер и почему у тебя в бардачке «Вальтер».
Парень молча сел в «Мерседес», развернулся и уехал.
— Немного мы узнали от старушки, — сказал Дмитриев, когда везший их Городейский, справившись о пункте назначения, свернул к набережной.
— Кое-что мы выяснили, — сказал Сергей. — Мы выяснили, что Баркин имел гораздо больше денег, чем он получал, шоферя «Межинвеста», и позволительно полагать, что эти деньги платил ему Сазан, — а Сазан даром денег не платит. Мы также выяснили, что и после увольнения денег у Баркина было достаточно. Спрашивается, опять-таки от кого, если не от Сазана?
— Забавный человек был генерал, — сказал Дмитриев, — я бы рехнулся от такого папаши. Жетоны за поведение!
— Ничего, — сказал Сергей, — у меня папка за мамкой с паяльником бегал, дома тапок домашних, и то не было — подумаешь, жетоны!
Водитель оскалился и стал рассказывать последнюю байку: вчера вечером директор АОЗТ «Саксесс» известил милицию, что от дверей его офиса угнали кремовую девятку. И что же? Через двадцать минут машина отыскалась: в нее было вмонтировано взрывное устройство с часовым механизмом, которое взорвалось, когда «девятка» выехала на Краснохолмскую набережную.
— Во везет мужику, — заключил Городейский, имея в виду директора.
От старушки Сергей поехал на Кропоткинскую, где жили мать и отчим Гуни, но оказалось, что отчим не видел Гуни уже месяц, и ничего не имел против того, чтобы так продолжалось и дальше. Гуню отчим считал бездельником.
Тихомиров и Дмитриев уехали на метро в отделение, оставив Андрея Городейского скучать у дома в милицейской «Волге».
Андрей Городейский приехал в Москву два года назад после армии, и сразу же сунулся в охранное агентство, но его не взяли. Ему посоветовали поработать годик в милиции и завести связи. Городейский провел годик в милиции, получил комнату в общежитии, и ему понравилось. Особенно нравился ему лейтенант Тихомиров, — вот ведь не за гринами же гоняется человек, а за людьми, и какой человек! Андрей вспоминал, как они вчера положили лицом в снег Сазана. В глубине души ему было приятно, что, хотя у него нет столько денег, сколько у Сазана, зато он может положить Сазана лицом в снег, и продержать его десять суток по 122-ой статье, а то и все тридцать, по президентскому указу.
Во дворе две девчушки, бледные и робкие после зимы, делали первую попытку играть в резиночку. Им не хватало третьего участника. Девицы сначала натянули резинку на столб, а потом одна из них постучалась в окно машины.
— Дядь, а дядь! Не подержите нам резиночку?
Андрей вышел из машины и покорно влез в резиночку, как ему было указано.
— Молодец, — одобрила девочка.
— Еще бы, — сказал Андрей, — небось другой не согласится.
— Мой брат, — сообщила девчушка, — все время держит резиночку.
— А сколько брату-то?
— Ой, он очень старый. Он вообще-то мне не совсем брат, у нас только мама одна и та же. Он мне куклы таскает.
— Врет она все, — сказала другая девучшка, — он у вас уже месяц не был. Я слышала, как твоя мамка жаловалась моей мамке.
— А вот и был, — возразила первая, — он с мамкой поссорился, а со мной был. Он меня во дворе ждет и сникерсы носит.