— Срочно сформулируйте и передайте Президенту России сообщение о том, что согласно сведениям, поступившим по каналам разведуправления США, на территории России не исключен террористический акт, в котором будет использовано похищенное из военных складов атомное оружие.
— Что отвечать, если будет запрошена дополнительная информация по характеру и направленности угрозы?
— Ничего не отвечать. Ссылайтесь на конфиденциальность источников и недостаток фактического материала.
— По каким каналам следует передать сообщение?
— По каналам МИДа.
— Но в этом случае оно может стать известно многим. Если использовать прямую телефонную связь…
— Делайте, что вам сказано…
Президент США сделал первый ход. Очень мудрый ход. Потому что сразу в две стороны. Или, как сказал бы его российский коллега, — убил одним выстрелом двух зайцев. Он предупредил потенциальную жертву о грозящей ему ядерной опасности, но не указал, откуда она исходит. Формально он оказывал помощь. Фактически преследовал свои далеко идущие цели.
Президент проводил глубинную политическую разведку.
Он бросил в и без того враждующую и грызущуюся друг с другом стаю политических противников дополнительный камень раздора, на который они не могли. не прореагировать. Теперь, наблюдая за Россией и возней, поднявшейся вокруг его сообщения, он имел возможность составить мнение о всех существующих на российском игровом поле политических фигурах. Об их реальном, а не декларируемом весе и возможностях. Он мог получить ту информацию, которую никаким иным способом получить бы не мог. И еще он имел возможность влиять на ход внутриполитической борьбы, повышая рейтинги угодных ему лидеров и заворачивая вниз кривую популярности неугодных. Потому что мог прогнозировать ход дальнейших событий. И мог предупреждать о них тех, кого посчитал бы нужным предупредить.
Он получил в свое распоряжение еще не состоявшееся, но очень весомое в ближайшем будущем политическое «событие». И теперь в любой момент имел возможность добавить в и без того разогретую политическую атмосферу чужой страны изрядную порцию скандальных дрожжей. Атом — хорошие дрожжи. Идеальные дрожжи. Были раньше. И остаются теперь. Недаром все так тянутся к атомной бомбе. Как к самому идеальному средству привлечения к себе всеобщего внимания. Даже если ее нет. Даже если ее наличие только подразумевается. При этом не важно, кто инициирует этот рекламный ход, важно, кто его сумеет с наибольшей пользой для себя использовать.
Ну а если вдруг та бомба окажется не блефом, но реальностью…
И если та бомба рванет…
Если погибнут люди…
Если вдруг случится такое несчастье…
То и из этого события можно будет извлечь определенные политические дивиденды. Какие? Как минимум добиться ревизии российских вооружений. Как максимум — склонить союзников и с их помощью мировое сообщество на введение на территорию России миротворческих сил с целью предотвращения дальнейшего расхищения угрожающего населению сопредельных стран и Европе в целом атомного вооружения. И под поднятый мировой общественностью на деньги американского налогоплательщика шумок изъять у них это самое оружие. Ну или хотя бы снять его с боевого дежурства, тем значительно усилив позиции своей страны, которая важнее всех России и Китаев, вместе взятых, которая, если честно, важнее всего прочего мира. Потому что Америка превыше всего.
Президент вызвал директора ЦРУ.
— Запросите по своим каналам дополнительную информацию по приведенному ранее факту. Приложите максимум усилий для встречи с инициатором событий. Постарайтесь установить с ним психологический контакт. Если ваши источники не ошибаются, то в самое ближайшее время он станет ключевой фигурой российской внутренней политики. И если иметь возможность направлять его действия, то мы сможем направлять действия всех прочих лидеров и, значит, страны в целом. Мы сможем диктовать им свою волю, если сумеем приручить «человека с бомбой». Возможно, «человек с бомбой» именно тот дополнительный рычаг, которого нам не хватало для окончательного решения проблемы на евроазиатском политическом поле…
Глава 59
— Борт 303-й к полету готов. Борт 303-й просит разрешения на взлет, — сказал в микрофон первый пилот, привычно прислушиваясь к нарастающему гулу турбин. — Как слышите меня? Как слышите?.. Жду подтверждения на взлет.
— Борт 303-й просит взлет…
— Да что они там, уснули, что ли? Сразу после разгрузки, — вслух удивился второй пилот.
— Сразу не могли, — высказал сомнение бортмеханик. — И все сразу не могли.
— Диспетчер! Мать твою! Нам что тут, до вечера загорать? Под вашим северным сиянием. Взлет давай. Пока мы так…
— 303-й, как слышите меня?
— Как себя.
— 303-й, взлет не разрешаю.
— Да ты что?! Мы уже вырулили!
— Повторяю! 303-й, взлет не разрешен.
— Нет, значит, все-таки успели. Сразу после разгрузки, — заметил второй пилот.
— По какому поводу задержка? — чуть поубавив тон, спросил первый пилот.
— В гарнизоне обнаружена пропажа военнослужащего. Есть подозрение, что он с целью самовольного оставления части проник на ваш самолет. Необходимо провести дополнительную проверку. К вам выезжает досмотровая группа.
— Что у них стряслось? — переспросил бортмеханик.
— Обычное дело. Самоход. Истосковавшийся по родине солдатик решил проведать свою мамочку. А поезда здесь не ходят. Командование подозревает, что беглец спрятался у нас в салоне, — ответил второй пилот.
— Ну теперь часа на полтора, — обреченно вздохнул первый пилот. — Глуши моторы…
— Ничего глушить не надо, — сказал сзади голос. На входе в кабину, уперев пистолет в лица пилотов, стоял полковник. Полковник Трофимов.
— Ты что, полковник? Ты с досмотровой группы?
— Нет, я тот самый самовольщик.
— Первый раз вижу самоходов в звании полковника, — тихо удивился второй пилот.
— Брось дурить, полковник, — спокойно сказал первый пилот, — и убери свою пушку. У нас за спинами две дюжины тонн горючки. И если твоя дура стрельнет…
— Стрельнет. Обязательно стрельнет, — ответил полковник.
— А вы говорите, не успели. Как же не успели, если успели! — сказал бортмеханик.
— Что вам надо?
— Взлететь.
— Я не могу взлететь. Мне диспетчер добро не дает.
— Ну тогда мы взлетим по-другому. Все и разом, — с угрозой сказал полковник и передернул затвор пистолета.
Со стороны части к самолету мчались командирский «уазик» и набитая вооруженными автоматами солдатами-срочниками грузовая машина.
— Диспетчер. Мы на взлет, — сообщил первый пилот.
— 303-й, взлет запрещаю! — отчаянно закричал диспетчер.
— Поздно запрещать. Нам его уже разрешили, — ответил первый пилот. — Ладно, давай выруливать.
Самолет сдвинулся с места и, набирая скорость, покатил по взлетной полосе. Командирский «уазик» и машина с солдатами выкатились на бетон и помчались параллельно самолету. Из «уазика», раскрыв дверцу и наполовину высунувшись наружу, торчал командир. И тыкал в сторону кабины пистолетом. И солдаты тоже направляли в сторону самолета свои автоматы.
Затем раздался выстрел. И еще один.
— По колесам бьют! Идиоты! — удивился второй пилот.
— Диспетчер! Диспетчер!! Передай своим придуркам, что мы не «Жигули». И если нам проковыряют резину на шасси, то мы все вместе! Вместе с ними!.. — заорал первый пилот.
Второй пилот покосился на полковника.
— Взлет. Все равно взлет! — сказал тот. — Во что бы то ни стало — взлет!
— Больше в эту часть ничего возить не будем, — тихо пробормотал себе под нос бортмеханик. — Ну их к черту, этих вооруженных алкоголиков…
— Куда теперь? — спросил первый пилот, когда самолет оторвался от взлетной полосы и набрал высоту. — В Норвегию? Или Швецию?
— Туда, откуда вы прилетели.
— А может, все же лучше в Швецию? Хоть на аэродром сверху посмотреть. А то я там ни разу не был, — вздохнул бортмеханик.
— Нет. На материк…
На аэродроме посадки полковник Трофимов передал себя в руки властей. Не оказав подъехавшему к самолету патрулю никакого сопротивления. Угонщика под конвоем сопроводили на гарнизонную гауптвахту до выяснения обстоятельств происшествия.
— Мне необходимо встретиться с начальником службы безопасности и городским прокурором, — беспрерывно настаивал задержанный полковник.
— Встретишься. Теперь непременно встретишься. После того, что ты здесь наворотил, даже если не захочешь, встретишься, — успокаивал его начальник патруля, обшаривая угонщику карманы, снимая ремень и выдергивая из обуви шнурки.
— Мне надо сделать им важное заявление.
— Раз надо — сделаешь. Завтра. Сегодня прокурор уже спит…
— Ну так разбудите его!
— А он не дома спит…
Спорить с не облеченными властью и интеллектом исполнителями было безнадежно. Оставалось ждать скорого утра. Чтобы утром…
Ночью дверь в камеру, где содержался полковник, приоткрылась. В на мгновение образовавшуюся щель протиснулись четыре мелькнувшие в свете коридорных ламп тени. Подскочили к нарам, цепко ухватили полковника за руки и ноги, зажали полотенцем рот и нос. Полковник не спал. Но полковник ничего не смог сделать. Его растянули на нарах, как на дыбе.
— Где документы? — тихо спросила одна из теней.
— Какие документы? — промычал сквозь на секунду ослабевший кляп полковник.
— Кончай ломать дурочку. Где документы, которые ты вывез с острова?
— У меня нет никаких документов.
Последовал сильный и точный удар обмотанного тряпками кулака в печень. И еще один. И еще.
— Где документы? Говори! Если хочешь жить — говори.
Полковник молчал.
— Ничего он нам не скажет.
— Ну, значит, и никому не скажет.
Один из незнакомцев отлепил от лица жертвы полотенце и, пережав ему пальцами нос и горло, воткнул в рот горлышко бутылки. В камере запахло пролитой на пол водкой.
Другой, оторвав от полковничьей рубахи рукав и распластав его на полосы, быстро скрутил веревку, связал из нее петлю, которую накинул на шею жертвы.