– Вера Александровна, откройте! У меня к вам срочное дело! – крикнули из-за двери.
Княгиня Горчакова вздрогнула: она узнала голос – в дверь её номера стучал капитан Щеглов.
Глава тридцать девятая. Под опекой Щеглова
Щеглов топтался перед закрытыми дверями. Просто горе с этими Горчаковыми – оба, видать, свою фамилию оправдывают. Вчера князь Платон слёзно умолял его взять под опеку княгиню Веру, а сегодня эта взбалмошная дама не собирается пускать защитника на порог. И как теперь поступить? Послать Горчаковых к чёрту и заняться собственными делами? Если бы… Но куда от этой парочки денешься?
– Вера Александровна! – вновь закричал исправник. – Это я – капитан Щеглов.
В замке щёлкнул ключ, дверь распахнулась и появилась княгиня Горчакова. Бледная, глаза строгие, губы скобкой, но ничего – спокойная.
– Здравствуйте, Пётр Петрович! Какими судьбами? – осведомилась она.
– Может быть, мы с вами поговорим без лишних ушей? – Щеглов еле сдерживал раздражение.
Княгиня молча отступила в сторону, пропустив его в комнату.
– Слушаю вас, – всё так же холодно сказала она.
Ох уж эти молодожены! Они ссорятся-мирятся, а дело страдает. Чего стоил один вчерашний разговор с князем Платоном! Трудно придумать более прискорбное зрелище, чем боевой офицер, трясущий на людях семейным бельем. Вот и на Горчакова, когда тот признался в ссоре с женой, было жалко смотреть.
– Вера уехала в Солиту и, похоже, решила там остаться. Но я не могу более откладывать свой отъезд в Петербург – судьба брата сейчас зависит от моих действий. Вся моя надежда только на вас, Пётр Петрович. Уговорите Веру вернуться в Хвастовичи. А сами, уж сделайте божескую милость, тоже поживите в нашем имении, – сказал Горчаков и со вздохом признался: – Из меня защитник получился никудышный. Одна надежда, что после замужества Вера перестанет интересовать своего «дядюшку». Я заеду в Москву к тёще. Хочу предложить Софье Алексеевне опекунство над её младшими дочерьми. Как только она подпишет бумаги, у Чернышёва не остается ни малейшей возможности подобраться к титулу и состоянию Веры и её сестёр.
– Вы хотите сказать, что у него исчезнет мотив? – уточнил Щеглов.
– По крайней мере, надеюсь…
– Дай-то Бог! Но тогда нужно как можно скорее донести до столицы весть о вашей женитьбе.
– Это я и собираюсь сделать, но не могу уехать, пока не буду спокоен за жизнь и здоровье жены.
Пришлось Щеглову перебираться в Хвастовичи. Сразу же после его приезда князь Платон отбыл в столицу, а исправник отправился с визитом в Солиту. Однако там его ждало разочарование: хозяйки в имении не оказалось. Княгиня ещё накануне отбыла вместе с соляным обозом в Смоленск. Ну, что ты с ней будешь делать? Опять снова-здорово! И ведь на сей раз она даже Марфу с собой не взяла. Совсем страх потеряла! Вера не оставила исправнику выбора – пришлось ему отправляться вдогонку. Хоть Щеглов и гнал лошадей, но обоз имел фору почти на сутки, так что свою «подопечную» исправник нашёл уже в гостинице. Только вот княгиня даже не собиралась скрывать, насколько раздражена его визитом. И как же теперь уговорить её вернуться в имение мужа?
– Простите за поздний визит, – церемонно начал Щеглов, но тут же передумал деликатничать и сразу же открыл карты: – Мне поручено охранять вас. Так что я теперь всегда буду рядом – и к Горбунову схожу, и на ярмарке постою, и ваш экипаж обратно в Солиту отконвоирую.
– Вы шутите? – оскорбилась Вера. – Я что, дитя малое и не могу сама за себя постоять? Я, к сожалению, не знала, что бабушка собирается написать вам, а когда узнала, Бунич уже увез её письмо, но согласитесь, опека и тотальный надзор – вещи разные. Бабушка никогда не имела этого в виду.
Щеглов даже не сразу сообразил, что ответить, но, совладав с раздражением, твердо сказал:
– Как хотите, сударыня, но я – при исполнении обязанностей. Дело о разбойном нападении не завершено. В нем есть только подозреваемые, а доказательств – ни одного.
– Вы же сами говорили, что убитых бандитов в Смоленске опознали…
– Двоих опознали, не спорю, – согласился Щеглов, – а третий? Что нужно было от вас бродячему торговцу? И что нужно было от него помощнику вашего «дядюшки»?
Княгиня сморщила нос, да и её недовольный тон сильно напоминал разнос, учиняемый строгой учительницей нерадивому ученику:
– Какая теперь разница, что было нужно Печерскому в нашей губернии? Я вышла замуж, у его начальника больше не осталось возможности стать моим опекуном, а также опекуном сестёр. Всё, Пётр Петрович, дело закончено!
– С чего это вы взяли? – Щеглова так и подмывало дать этой «умнице» крепкий подзатыльник. – Чернышёв ещё даже не подозревает о вашей свадьбе. Пока он получит известие, пока отзовёт Печерского…
– Всё они уже знают, – перебила исправника Вера.
– Откуда?
– Печерский приезжал в Солиту как раз в день венчания. Конюхов моих перепугал. Те говорят, очень злой был.
Во все глаза смотрел Щеглов на эту женщину и не мог понять, издевается она, что ли? Как можно было не сказать о таком визите?
– Вы, верно, шутите, Вера Александровна, – процедил он. – Один из подозреваемых приезжал в Солиту в отсутствие хозяев, о чём-то расспрашивал дворовых, а вы не поставили меня об этом в известность?
Похоже, до княгини что-то стало доходить, поскольку «строгая учительница» исчезла, а вместо неё появилась прежняя Вера. Она виновато улыбнулась и развела руками.
– Простите великодушно, Пётр Петрович! Я как-то об этом не подумала. Хлопот уж очень много было – закрутилась. Да и не придала я этому особого значения: ну приехал Печерский, узнал о моём замужестве и уехал. Что с того? Даже если это он стоит за обоими покушением – столичным и здешним – после свадьбы ему уже нет смысла устраивать новое.
Вера так тепло улыбалась, так виновато поглядывала на исправника, что тот не нашёл в себе сил ругаться. Дама – что с неё возьмёшь? Эфемерное создание, никакой логики. Впрочем, новые факты Щеглова насторожили. Как там она сказала: приехал, уехал? Ничего себе концы – из Петербурга в Полесье на почтовых мотаться. Нет, тут дело нечисто. Надо бы в этом «приехал-уехал» разобраться.
– Вера Александровна, вы сегодня выходить будете? – спросил Щеглов и напомнил: – Вообще-то ночь на дворе.
– Нет, я никуда не собиралась, даже ужинать не хочу – спать лягу.
– Ну и славно, – обрадовался Щеглов. – Я тогда отлучусь ненадолго, а завтра утром встретимся. Вы из номера никуда не уходите, пока я не постучу.
Княгиня пообещала ему всё, что угодно, и при этом выглядела такой послушной, что на душе у исправника полегчало. Услышав, как она заперлась на два оборота, Щеглов отправился с обходом по местным гостиницам. Чутьё его не подвело: в трактире «с нумерами» у рыночной площади на его вопрос о грузном брюнете, который может появляться то в уланском мундире, то в штатском платье, буфетчик ответил утвердительно:
– Как же-с, ваше благородие, есть такой постоялец. Графом Печерским записался. Восьмой нумер-с…
Опять Печерский! Значит, этот мерзавец так и остался в Полесье… Платон в раздражении отбросил письмо Щеглова. Факты, сообщенные исправником, не слишком удивили, но и настроения не прибавили, особенно огорчало то, что окончательных выводов об истинных виновниках нападения автор послания так и не сделал. Ну, когда же в этом деле появится ясность?! Сколько можно жить под дамокловым мечом? Платон задумался. Может, он чего-то недопонял? Недоглядел между строк?.. Надо бы перечитать письмо заново. Пропустив обращение и краткий отчёт о благополучии Веры и юных графинь ди Сан-Романо, Платон сразу же перешёл к делу. Вот наконец-то и нужный абзац:
«К сожалению, я слишком поздно узнал, что в день венчания в Солиту приезжал Печерский. Он расспрашивал дворовых о том, где находится Вера Александровна, а узнав, что та – на собственной свадьбе, в ярости уехал. На мой взгляд, это является косвенным, но подтверждением, что этот улан сам рассчитывал на брак с графиней Чернышёвой.
Впрочем, оставим в стороне предположения и перейдём к фактам. Узнав от Веры Александровны об этом визите, я засомневался, что Печерский прибыл к нам издалека. Скорее, это напоминало желание помешать свадьбе, о которой он где-то услышал. С момента вашей помолвки до венчания прошло слишком мало времени, поэтому я предположил, что Печерский никуда не уезжал, а всё это время прятался поблизости. В окрестных имениях и в уездном городке его не было, иначе я бы знал, оставался один-единственный вариант: ближайший большой город Смоленск.
Как только я это понял, разыскать Печерского не составило труда. Я быстро выяснил, что наш подозреваемый с середины мая так и сидит в трактире у рыночной площади. Живёт Печерский тихо, почти не выходит, лишь раз в три дня отправляет письма своему начальнику. Слежку за ним установили – да всё без толку. Он ни с кем не встречается, обедает в своём же трактире, а после в номере запрется и не выходит.
Пришлось мне действовать на свой страх и риск: я дождался, когда Печерский выбрался на почту, и проник в его номер. Ну а там уже всё тайное стало явным: запашок в его жилище витал своеобразный. Для наших краев он непривычный, а за Тереком – явление повседневное. Гашишем наш граф балуется, я и трубочку у него нашёл, и запас зелья.
Если коротко – у меня складывается впечатление, что Печерский провалил задание своего начальника жениться на Вере Александровне, а теперь просто боится возвращаться обратно, вот и тянет время».
Платон свернул письмо и задумался. Значит, за покушениями всё-таки стоит пресловутый «дядюшка». Но как это доказать? Пойти в дом Чернышёва и потребовать объяснений? Этот циничный хитрец отопрётся от любых обвинений, зато Борис угодит на каторгу… От отчаяния Платону хотелось выть.
Сразу по приезде в столицу он отправил Чернышёву записку, попросив о встрече. Платон собирался передать своё прошение об отставке, а взамен получить хоть какие-нибудь гарантии для брата. Но теперь стало очевидным, что Чернышёв посягнул на жизнь Веры. Да с таким человеком должен быть один разговор – стреляться с десяти шагов! Вышибить его подлую душонку, а там была не была… Однако Бориса при этом можно было считать обречённым. Как ни крути – выход даже не просматривался.