з задумались о том, как использовать ее против врагов США и не допустить ответного удара. Эти обсуждения с годами менялись под влиянием политических приоритетов, технологического прогресса и стратегических целей, но всегда сводились к двум главным вопросам, к краеугольной дилемме: как бы и «ядерную рыбку» съесть, и косточкой не подавиться.
Превосходство и конкуренция
Сначала, по крайней мере для США, все было просто. Раз Бомба есть только у Соединенных Штатов, значит, они же обладали неоспоримым господством и правом диктовать условия всему миру, а ограничить их могли разве что традиционная нравственность и демократические идеалы. Кое-кто из властей даже требовал пользоваться преимуществом до конца и начать превентивную войну с Советским Союзом, чтобы решительно покончить с угрозой на долгие годы вперед. К счастью, те, кто действительно мог нажать на кнопку, никогда не рассматривали эти предложения всерьез.
К 1950‐му, когда советская бомба уже стала реальностью, а Запад схлестнулся с Востоком в Корее, оформились очертания доктрины холодной войны, основанные на понятии сдерживания. Мы с вами впервые знакомимся со сдерживанием в его самом элементарном воплощении еще в песочнице. Если бьют тебя, ты даешь сдачи; если бьешь первый – ждешь ответного удара. Из этого базового принципа получается: чем ты больше и сильнее (или производишь такое впечатление), тем маловероятнее, что тебя захотят побить, – срабатывает страх перед неизбежным возмездием. Как следствие, у тебя больше возможностей самому задирать других, если хочется. В песочнице международных отношений «больше и сильнее» означает военную мощь, а в терминах ЯО – неуклонное повышение количества и качества бомб. В теории ядерного сдерживания враг опасается нанести ядерный удар, потому что знает, что за ним последует сокрушительный ответ. Минус в том, что отсюда же возникает сильный стимул преодолеть отставание и произвести достаточно оружия, чтобы превзойти или, еще лучше, упредить ответный удар, уничтожив вражеские ракеты еще до запуска. Это, в свою очередь, вынуждает вас производить больше оружия, чтобы не терять стратегического преимущества, – так гонка вооружений за химерой абсолютной гегемонии набирает обороты.
Почему бы не довольствоваться приблизительным паритетом вместо постоянного стремления к превосходству и неуклонному наращиванию расходов, удушающих экономику? Это кажется логичным, но не учитывает человеческого фактора. Во-первых, стороне с ядерным превосходством – то есть США на протяжении 1950-х – надо было просто разрешить противнику догнать ее и верить, что он остановится на взаимно оговоренном уровне паритета. Во-вторых, каждой стороне надо было верить, что вторая не попытается обмануть и втайне создать еще больше оружия либо найти какое-то другое военное преимущество. Как мы увидим, договоры и дипломатические попытки замедлить гонку вооружений, которые начнутся во время холодной войны, пытались решить именно эти затруднения.
На пике холодной войны бомбардировщики большой дальности вроде «Боинга Б-52», оснащенные ядерным вооружением, постоянно патрулировали небеса, готовые нанести ответный удар в случае атаки по Штатам (Правительство США)
Доктрина сдерживания впервые была официально сформулирована в решении администрации Эйзенхауэра о «массированном ответном ударе» против любой ядерной атаки СССР. Это было частью оборонительной политики Эйзенхауэра «Свежий взгляд», которая делала ставку на ядерное, а не традиционное оружие в качестве основной силы США против советской угрозы. Также «Свежий взгляд» имел под собой экономическое обоснование, что было важно для внимательного к бюджету Эйзенхауэра. ЯО – это дорого, но все-таки ядерное сдерживание требовало куда меньше затрат, чем содержание традиционных вооруженных сил по всему миру.
«Свежий взгляд» и доктрина о массированном ответном ударе усилили роль Стратегического командования ВВС, что вызывало недовольство армии и флота, которые на протяжении 1950-х потратили немало сил, чтобы отхватить от ядерного пирога кусок побольше. Впрочем, на тот момент единственными носителями ядерных боеголовок были самолеты, а позже – ракеты большой дальности; и то и другое неоспоримо относится к ВВС.
И Советский Союз, понятно, не сидел сложа руки, пока Соединенные Штаты конструировали и испытывали все более крупные и разрушительные водородные бомбы, пока бомбардировщики генерала Лемея отрабатывали на учениях атомную войну против американских городов, а его самолеты-разведчики прощупывали края Советской империи. СССР неуклонно наращивал арсенал, заявляя об этом в ядерных испытаниях и воинственной пропаганде. Поскольку vего технологии отставали от американских, русские бомбы были тяжелее и больше. Поэтому СССР пришлось искать решение этой проблемы – то есть устанавливать бомбы на ракеты, а не перевозить их с помощью самолетов[55].
Когда СССР продемонстрировал мощь своих ракет, запустив первый в мире спутник, игра вдруг значительно изменилась, а с ней и стратегическая картина. В тайном отчете, затребованном Эйзенхауэром вскоре после запуска спутника, утверждалось, что СССР уже в считаные годы будет располагать ракетной мощью для уничтожения Соединенных Штатов, в то время как американские ракеты едва могли оторваться от земли. Русские МБР полностью переиграют разом устаревшие силы Лемея из почти 2000 бомбардировщиков. Из-за этого ракетного разрыва следующие годы были объявлены «периодом максимальной опасности», когда риск первого удара СССР против США был велик как никогда. Ядерный баланс вдруг пошатнулся – по крайней мере с точки зрения Штатов.
Сдерживание – вопрос восприятия и психологии, а не только технологий и размеров арсенала. Как показали события, в частности миссии самолета-разведчика U-2, собиравшие точные данные о советских возможностях, предположительный ракетный разрыв сыграл на руку не СССР, а США. В панике Штаты быстро обошли советские ракетные технологии и совершили научный прорыв – разработали ракеты, которые можно было запускать с подлодок. Это гарантировало возможность ответного удара даже при худшем сценарии – если бы все воздушные и ракетные силы США оказались поражены. Так возникла американская концепция стратегической триады: МБР, ракеты на подлодках и старые проверенные пилотируемые бомбардировщики. Один или даже два элемента триады можно было вывести из строя, но не все три, что и поддерживало стратегию сдерживания дальше.
Впрочем, для некоторых стратегов появление новых технологий означало, что ядерная война отныне – не «все или ничего», то есть не выбор между массированным ответом или гибелью. Возможно, теперь можно принять в расчет и гибкие варианты – вплоть до установки ограничений для ядерной войны. Это понравилось президенту Кеннеди и министру обороны Роберту Макнамаре. Кеннеди не устраивало, что если, скажем, русские по ошибке запустят ракету и уничтожат американский город, ему не останется ничего другого, кроме массированной бомбардировки СССР.
Концепция гибкого ответа привела к разделению возможных целей на две категории: противосиловые и противопотенциальные. Противосиловые цели – исключительно военные: ракетные базы, авиабазы, места сосредоточения вражеских войск, кораблей и подлодок, приближающиеся к границе самолеты. Противопотенциальные цели – гражданские: города и промышленные центры.
Задачей было хоть как-то восстановить прежнее мышление, что война должна касаться только комбатантов – то есть солдат, а не гражданских. На практике это различие всегда было искусственным и нереалистичным, но его хотя бы негласно признавали до мировых войн XX века. Возможно, теперь появился способ ограничить разрушительные последствия ядерного оружия. Согласно этой философии, в случае ядерного конфликта сначала будут поражены военные объекты, что позволит минимизировать потери среди мирного населения. Гражданские объекты можно приберегать как разменные монеты – по сути, заложников, – чтобы принудить другую сторону к капитуляции. Города будут атакованы только в случае продолжения войны. Звучало все это вполне рационально.
Проблема, понятно, заключалась в том, что люди, особенно в больших группах – например, нациях или армиях – часто действуют нерационально. Никто не гарантировал ни того, что Советский Союз поведет себя по логике Макнамары, ни того, что Штаты сами будут ее придерживаться, когда полетят ракеты и погибнут миллионы граждан.
Шаткое положение
С середины 1960-х до 1970-х СССР достиг приблизительного стратегического паритета со Штатами, хорошо усвоив унизительные уроки Карибского кризиса. Теперь у обеих сторон было в достатке высокоточных МБР на суше и подлодках; имелись сложные системы раннего предупреждения и связи для управления войсками, и обе располагали эскадрильями бомбардировщиков для ответного удара. Вдобавок каждая сторона обзавелась спутниками-шпионами и прочими разведтехнологиями, что позволяло перехватывать и анализировать чужие сообщения, отслеживать действия друг друга и иметь хотя бы приблизительное представление о сильных и слабых сторонах противника.
Некоторой стабильности удалось достичь благодаря концепции взаимного гарантированного уничтожения (mutual assured destruction – MAD). Поначалу предполагалось, что даже угрозы взрыва пары ядерных бомб достаточно, чтобы отказаться от мыслей о первом ударе. Теперь эту идею довели до логического завершения. Любое нападение одной ядерной державы на другую означало не просто ответный удар, но и практически полное уничтожение напавшей страны и ее населения. Что многими веками было невозможным или в крайнем случае маловероятным, стало неизбежной перспективой, когда Восток и Запад получили такие широкие ядерные возможности.
Но вместо того, чтобы довольствоваться этим неустойчивым статус-кво, и США, и СССР продолжали состязаться за решающее преимущество (при этом разглагольствуя о желании поддерживать стабильность с помощью доктрины взаимного гарантированного уничтожения). Можно было строить больше боеголовок, бомб, ракет, самолетов и подлодок – и обе стороны делали, что могли, несмотря на огромное экономическое давление. До середины 1970-х США мешала нескончаемая Вьетнамская война, оттягивавшая от ядерной миссии не только финансовые, но и военные ресурсы. Когда для бомбардировок стало не хватать тактической истребительно-бомбардировочной авиации, на службу призвали и самолеты Б-52, до сих пор спроектированные и действовавшие строго как стратегические (читай: ядерные), – все для того, чтобы, как выразился Лемей, «вбомбить Северный Вьетнам в каменный век» с помощью традиционной взрывчатки