Бомба. Как ядерное оружие изменило мир — страница 21 из 29

Перед окончанием холодной войны, которая завершилась с распадом Советского Союза в декабре 1991 года, было достигнуто еще одно важное соглашение – Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1). В отличие от предыдущих ОСВ, которые, как говорит уже их название, лишь ограничивали количество оружия, СНВ‐1 требовал и от США, и от СССР сократить арсенал до приблизительно 6000 ядерных боеголовок и 1600 носителей (самолетов и ракет). В 1996 году США и Российская Федерация подписали СНВ-2 с еще бóльшими сокращениями. В 2010 году был подписан новый СНВ.

Старые и новые угрозы

При всех врожденных парадоксах, абсурде и головоломках, вопреки всем тяжелым испытаниям, порой чуть ли не роковым, теория сдерживания, очевидно, продержалась первую половину ядерного века. Но теперь полностью изменились фундаментальные параметры, в которых она действовала. Распад Советского Союза временно увеличил число ядерных держав, поскольку советские республики Украина, Беларусь и Казахстан получили в распоряжение ракеты, размещенные на их территориях.

Двое американских конгрессменов из обеих партий – республиканец Ричард Лугар и демократ Сэм Нанн – получили добро и финансирование на скоординированные совместные усилия с Российской Федерацией под названием «Программа совместного уменьшения угрозы», чтобы искать и устранять неподконтрольное ЯО. Россия либо уничтожила, либо выкупила запасы Беларуси, Украины и Казахстана, а ядерные материалы под надзором США нашли невоенное применение.

Это восстановило и состав ядерного клуба, и двуполярное равновесие между Соединенными Штатами с одной стороны и Россией – с другой. Но в зыбком мире после холодной войны скоро возникли новые вопросы и угрозы. Если опасность глобального ядерного конфликта Востока и Запада значительно уменьшилась (хоть и не развеялась до конца), то вероятность маломасштабной ядерной войны между странами, которые уже имели ЯО или стремились им завладеть, определенно возросла. Ранее эти амбиции сдерживались – негласно или напрямую – Соединенными Штатами или Советским Союзом с помощью как политического влияния, так и военных угроз, но теперь этого источника стабильности не стало. Ранее большинство стран мира примыкали к Западу или Востоку и более или менее следовали линии основных держав, а теперь такие страны, как Индия или Пакистан, почувствовали больше свободы в отстаивании собственных интересов.

На горизонте замаячила новая угроза – вначале отдаленная, но все более насущная. Международный терроризм чем-то новым не назовешь, но с падением Советского Союза и дальнейшим рассеиванием его технологий, вооружений и специалистов шанс, что какая-то террористическая группировка завладеет ЯО, стал реальной и постоянной опасностью. Сдерживание служит важным фактором в ядерной стратегии государств, но никак не касается террористов, для которых гораздо важнее собственная идеология, чем выживание страны или общества. К тому же одна из основ сдерживания – это наличие цели для ответного удара, а террористы не предлагают такой удобной возможности; они могут атаковать и скрываться без следа.

По этим и другим причинам опасности ЯО значительно эволюционировали со времен его изобретения в 1945‐м – вплоть до того, что теперь мы вынуждены задаваться вопросами, которые были неуместны или невообразимы во времена холодной войны. Осознаём мы это или нет, но в основном наша логика основана на мнениях, идеях и образах из поп-культуры и СМИ. Их я и рассмотрю в следующей главе, чтобы понять, как они формировали наше мировоззрение, отражали надежды и страхи, а порой и непосредственно влияли на мир, выходя за пределы фантазий, в которые мы уверовали. Мы увидим, что порой самые красноречивые истины можно найти не в речах политиков, не в том, что провозглашали или чем угрожали генералы, не в техническом анализе ученых и стратегов, а в нашем воображении.

7Концы света: ядерное оружие и популярная культура

До 1945‐го атомные бомбы, ядерное оружие и радиоактивность, фигурировали ли они в трудах Герберта Уэллса, бульварной фантастике или радиоспектаклях, могли быть настолько причудливыми и оторванными от реальности, насколько пожелает автор. После Хиросимы и Нагасаки, когда атомная энергия и оружие стали жестокой реальностью, все изменилось. Дезинформация и мифические представления все равно так никуда и не денутся, но отныне будут подчиняться четким параметрам и порождать уже новые образы, страхи и надежды.

Эти образы варьируются от личных, то есть влияния Бомбы на отдельных людей, до самых масштабных – конца света и цивилизации. И их влияние будет возрастать или снижаться в согласии с духом времени – возрастать в периоды сильной тревоги и снижаться, когда кажется, что угроза ядерной катастрофы сошла на нет. Они встречаются во всем спектре СМИ: печати, радио, телевидении, кино, визуальном искусстве и даже музыке.

Здесь я сосредоточусь на самых известных фильмах и телепередачах, оказавших большое влияние на культуру своего времени, хоть и в других областях можно найти множество примеров.


С нарастанием холодной войны изображения ядерного оружия начали проникать в поп-культуру. Комикс Atomic War! ок. 1952 года (заглавие плаката: «Только сильная Америка может предотвратить АТОМНУЮ ВОЙНУ!»; восклицание пилота второго самолета: «Тот пилот сбросил бомбу и промахнулся, но когда я выпущу свои атомные ракеты, эта красная подлодка пойдет ко дну, даже если я не попаду!». – Прим. ред.) (Национальные архивы)

Инопланетные ультиматумы и радиоактивные мутанты

Почти все первые послевоенные атомные клише – детища журналистов, которые взахлеб описывали атомные бомбардировки, уже рассекреченную историю Манхэттенского проекта и размышления политиков и ученых в духе «что нам делать дальше». Среди этих журналистов главный голос принадлежит научному автору New York Times Уильяму Л. Лоуренсу, отобранному генералом Гровсом весной 1945 года на роль официального секретаря Манхэттенского проекта, а также единственному журналисту, посвященному в большинство его секретов. Лоуренс был одним из немногих репортеров, которые внимательно следили за развитием атомной энергии, начиная с самого открытия деления[62]. Его репортажи об испытании «Тринити» (где он был единственным журналистом) и о трагедии Нагасаки получили Пулитцеровскую премию и стали образцом для коллег, не удостоившихся его завидного положения. Многие его идеи и обороты быстро превратились в клише, например выражения «человечество стоит на распутье» и «обуздать силу атома», а также сравнение атомной энергии с «философским камнем»[63].

Кроме газет и киножурналов, атомная бомба быстро попала и в кино. Пожалуй, первый крупный фильм о Бомбе – «Начало конца» 1947 года, довольно пресная документальная драма, с не самой большой точностью повествующая о Манхэттенском проекте и бомбардировке Хиросимы. Само название тоже пошло от Лоуренса – с его заметки о том, что Бомба и атомная энергия либо знаменуют собой зарю нового золотого века, мир и изобилие для всего человечества, либо предвещают конец цивилизации.

Не считая радиосериалов, комиксов и – чуть более серьезных – научно-фантастических журналов и романов, никто еще не пытался показать, к чему может привести настоящая атомная война. Но через два года после нарушения ядерной монополии США, в 1951 году, вышел первый фильм о возможности тотального истребления: «День, когда остановилась Земля» Роберта Уайза.

От этой роскошной картины крупной киностудии 20th Century Fox с известными голливудскими актерами, к которой приложили руку мастера спецэффектов, критики уже не могли отмахнуться так, будто это очередной дешевый субботний сериал на две катушки пленки. Это явно было серьезное произведение, обращавшееся к источникам главных страхов эпохи – не только к атомной бомбе, но и к летающим тарелкам, и к антикоммунистической паранойе холодной войны.

Однажды на вашингтонской Национальной аллее садится космическое судно – летающая тарелка. Инопланетного пассажира Клаату и его огромного робота Горта тут же окружают военные, нервный солдат случайно ранит пришельца. Проведя ночь в больнице Уолтера Рида, где врачи признают, что это существо, во всем подобное человеку, Клаату говорит представителю правительства, что на кону будущее нашей планеты и что у него срочное сообщение для всех народов Земли, но в ответ слышит, что «злые силы, создавшие проблемы в нашем мире» (имеются в виду, конечно, коммунистические страны) делают невозможным организацию такой встречи. «Нетерпимый к глупости» пришелец решает сам пообщаться с землянами и узнать причину этих «странных, безрассудных отношений», после чего исчезает из камеры, где его держали, и вскоре знакомится с молодой вдовой и ее сыном, а также пытается передать свое послание с помощью ученого, похожего на Эйнштейна, – профессора Барнхардта. В конце концов власти находят Клаату и вроде бы убивают, но скоро его воскрешает Горт (очевидная христианская метафора), и тогда ему наконец удается сказать свое слово международной группе ученых, собранных Барнхардтом: «Вселенная с каждым днем становится все меньше, и угроза агрессии – от любой группы и где угодно – больше не приемлема. Либо в безопасности будут все, либо никто… Мы на других планетах давно приняли этот принцип. У нас есть организация для взаимной защиты всех планет и полного устранения агрессии».

Эти слова словно вышли прямиком из дебатов ООН по международному контролю над атомной энергией. Затем Клаату объясняет, как этот межпланетный альянс планирует прийти к своей цели:

Разумеется, любую высокую власть охраняет полиция. Наша полиция – раса роботов. [Кивает на Горта.] Их задача – патрулировать планеты… и поддерживать мир. На случай агрессии мы передали им абсолютные полномочия. Эти полномочия нельзя отозвать. При первом признаке агрессии роботы автоматически действуют против нападающего. Расплата за провокацию слишком ужасна, чтобы рисковать. В результате мы живем в мире… Мы не претендуем на то, что достигли совершенства, но у нас есть своя система, и она работает… Нас не касается то, как вы ведете себя на своей планете, но если вы угрожаете распространить насилие, ваша Земля может превратиться в пепел. Выбор прост: присоединяйтесь к нам и живите в мире, либо продолжайте в прежнем духе, и вас ждет истребление.