Бомба. Как ядерное оружие изменило мир — страница 22 из 29

Таким образом, прощальная речь Клаату повторяет то, что он говорил Барнхардту: «Я пришел, чтобы предупредить вас: на угрозу мы ответим угрозой». Хотя к 1951 году еще не сформулировали понятие взаимного гарантированного уничтожения, у этой системы «высшего органа власти», разработанной народом Клаату, чтобы защитить себя от себя же, решение то же самое: мир либо полное уничтожение. В цивилизации Клаату мир хранят всемогущие, бесстрастные, непредвзятые роботы; на Земле времен холодной войны – доктрина ядерного сдерживания. (Мы еще увидим схожую неумолимую логику по ограничению самого худшего, что есть в человеке, и в других фильмах, которые рассмотрим далее.)

Как первый серьезный фильм на подобные апокалиптические темы «День, когда остановилась Земля» оказал длительное влияние не только на кинозрителей, но и на политиков. В 1985 году, вспоминая фильм, бывший актер и тогдашний президент Рональд Рейган спросил советского лидера Горбачева, поможет ли СССР Штатам защититься от инопланетного вторжения. (Горбачев ответил, что да[64].) Позже Рейган отметил, произнося речь в ООН: «Я порой задумываюсь, как быстро пропали бы наши разногласия, если бы мы столкнулись с инопланетной угрозой из космоса».

Другая большая голливудская картина, «Они!» 1954 года, задает еще одну важную тему начала ядерного века: не сама война, а пагубные последствия Бомбы и радиации. Гигантские муравьи терроризируют пустыню Нью-Мексико, убивают людей и сеют разрушения. Их колонию находят и уничтожают, но некоторые крылатые пары сбегают и поселяются на корабле и в ливневых канализациях Лос-Анджелеса, угрожая городу. Всех их истребляют раньше, чем они исполняют библейское пророчество одного из персонажей: «Звери будут править миром». Монстры оказываются мутантами, порожденными радиацией от испытания «Тринити». В конце фильма персонаж Джеймса Арнесса спрашивает ученого: «Если эти чудовища появились из-за первой атомной бомбы в 1945 году, то как насчет всех бомб, которые взорвали с тех пор?» Ученый отвечает: «Этого не знает никто… Войдя в атомный век, человек открыл дверь в новый мир. Никто не может предсказать, что мы в этом мире встретим». Таким образом, кульминация фильма «Они!» ловко укладывает сразу несколько важных мотивов атомного века в одну реплику.

Далее до конца 1950-х создавались по большей части вариации на те же темы, только дешевые и безвкусные. Либо на Землю прилетали пришельцы, чтобы прочитать нам нотацию о безрассудном атомном самоуничтожении или чтобы покорить человечество (как в дополнении к уэллсовской «Войне миров» 1953 года от Джорджа Пэла, где водородная бомба оказывается бесполезна против марсианских захватчиков), либо человек или другое живое существо ужасно мутирует, меняется или получает таинственные способности из-за взрыва бомбы или какого-нибудь другого облучения. В первых Бомба символизирует сильнейшее оружие, предвестник конца света; в последних атомная бомба или радиация – это, как правило, просто повод для появления разных монстров, хоть порой и с намеком на то, какие ужасы нас ждут, если не взять атом под контроль.

Некоторые фильмы о вымышленных радиоактивных монстрах пытались провести серьезную метафорическую параллель между безобразиями, что они творили, и настоящим кошмаром ядерной войны. И, пожалуй, самый значительный пример подарила миру единственная страна, пережившая ядерную атаку, – Япония. Фильм «Годзилла» – такое вот совпадение – вышел в том же 1954 году, когда японские граждане вновь стали жертвой Бомбы в результате инцидента с радиоактивными осадками после взрыва «Касл Браво». Эта кинолента – первая и лучшая иллюстрация сюжета о гигантских монстрах, нападающих на японские города, который позднее дал начало целому жанру. Но, в отличие от дальнейших фильмов, здесь главным антигероем стала устрашающая и неумолимая машина разрушений, которую пробудило из океанских пучин испытание водородной бомбы, символизирующая возмездие самой природы против людей, осквернивших Землю ядерным пламенем.

Именно этот посыл и задумывали создатели. Людям, еще приходившим в себя от последствий атомных бомбардировок, в стране, где не поощрялось открытое обсуждение ядерных вопросов, «Годзилла» показал весь ужас, шок, непонимание и ошеломительную силу оружия, обрушенную на них десять лет назад. Хотя в американской прокатной версии 1956 года эти темы ушли далеко на задний план (особенно происхождение монстра из-за ядерных испытаний США), сцены разрушений жутким образом напоминают реальные съемки Хиросимы и Нагасаки после взрывов. Годзиллу в итоге останавливают другим супероружием под названием «кислородный уничтожитель» – детищем ученого, который не хочет применять собственное изобретение; тут возникает еще одна историческая параллель – с атомщиками Манхэттенского проекта, предположительно замученными совестью.

Немногие американские фильмы об атоме того периода были настолько тематически и этическими сложными – в них радиация разве что увеличивала насекомых, пауков, американских солдат или брошенных жен. Как говорилось выше, кое-где на словах подчеркивали опасности атома, часто – с какой-нибудь заключительной банальностью о «секретах, не предназначенных для человека», «выборе правильного пути между миром и гибелью» и прочим. Никто не пытался выйти за рамки категории «Б» и автокинотеатров, чтобы поднять вопрос ядерной войны, разве что косвенно. В фильме «Этот остров Земля» 1956 года секретная группа приглашает нескольких выдающихся атомщиков «положить конец войне». Оказывается, эту группу возглавляют беженцы из открытого космоса, которые хотят положить конец собственной войне: их родной планете грозит гибель, если не разработать защиту. Сцены разгромленного и в итоге уничтоженного инопланетного мира и акцент на разрушительных и созидательных сторонах атомной энергии намекают на неизбежное завершение бесконтрольной гонки вооружений.

Не всхлип…[65]

Когда в конце 1950-х – начале 1960-х из-за роста популярности движения по запрету ядерных испытаний страхи общественности сместились от неминуемой глобальной термоядерной войны к тревоге от последствий радиоактивных осадков, Голливуд наконец заговорил об атоме всерьез. Способствовало этому и то, что к тому времени сошел на нет бум низкобюджетной фантастики и ужастиков категории «Б», создавший спрос на радиоактивных монстров. И когда ядерные испытания и мирные демонстрации прочно обосновались в респектабельном дискурсе и экспертных политических комментариях, эстафетная палочка перешла от таких режиссеров эксплуатационного кино, как Роджер Корман и Берт А. Гордон, к уважаемым кинохудожникам – Стэнли Крамеру, Сидни Люмету, Стэнли Кубрику. Крамер подхватил палочку первый, сняв в 1959 году фильм «На берегу»[66] – экранизацию романа Невила Шюта.

«На берегу» – серьезный и намеренно глубокий фильм; лишний раз об этом напоминает актерский состав из звезд первой величины – Грегори Пека, Фреда Астера и Авы Гарднер. Здесь нет ни чудовищ, ни пришельцев, ни даже архивных съемок атомного взрыва, уже набивших оскомину во многих предыдущих фильмах. Ядерная война уже закончилась, и горстка выживших, которым повезло потому, что они жили в Австралии или – в случае персонажа Пека – командовали американской подлодкой, ждут, когда из Северного полушария дойдут смертельные осадки и решат их судьбу. Каждый персонаж в конце концов по-своему смиряется с неизбежной смертью. В конце не остается никого; Земля мертва.

В отличие от предыдущих крупных голливудских картин о Бомбе, таких как «День, когда остановилась Земля», фильм Крамера поразил весь мир, вызвав горячее обсуждение далеко за пределами кружка кинокритиков и синефилов. О его важности заявляли политики и общественные фигуры: например, нобелевский лауреат и видный сторонник запрета ядерных испытаний Лайнус Полинг сказал, что этот фильм «может спасти мир». Другие осуждали его за «пораженчество» или заявляли, будто сценарий, по которому осадки буквально убьют все человечество, нелеп с научной точки зрения. Но что ни говори о научных или художественных достоинствах фильма, он, пожалуй, помог осознать угрозу ядерного оружия огромному количеству людей, захватив куда больше аудитории, чем любой другой «ядерный» фильм тех времен.

В том же году вышел телесериал, который шагнул далеко за пределы бытового реализма павильонных драм и в нескольких эпизодах представил ядерный конец света в куда более метафорическом и причудливом ключе. Сериал-антология «Сумеречная зона», пять сезонов которого выходили с 1959 по 1964 годы, стал реакцией ее автора Рода Серлинга, одного из талантливейших молодых людей и ведущих писателей на телевидении, на множество творческих ограничений и табу, с которыми он столкнулся в первые годы своей работы. Одни эпизоды рассказывали об универсальных и вечных человеческих темах, например одиночестве и отчуждении, другие – о более насущных и современных, в том числе, естественно, и о ядерной войне.

Наверное, самый известный пример – один из ранних эпизодов, «Теперь времени достаточно», в которой эгоистичный банковский клерк, обожающий читать, становится главным апокалиптическим клише – последним выжившим после атомной войны. Спрятавшись на обеденный перерыв в банковском хранилище, чтобы почитать без помех, он раскрывает газету с ярким заголовком «Водородная бомба способна уничтожить человечество», а когда выходит, обнаруживает, что от города остались одни руины.

В другом эпизоде, «Еще один несущий гроб», мы видим вариацию на такую тему: эксцентричный миллионер, решив разыграть своих врагов из прошлого, мастерски симулирует ядерную бомбардировку Нью-Йорка, но в итоге оказывается в собственной постъядерной пустоши и сходит с ума. «Старик в пещере» рассказывает об участи разношерстной компании выживших через десять лет после ядерной войны. Но создатели «Сумеречной зоны» не стали зацикливаться на постапокалиптическом мире. В эпизоде «Третья от Солнца» семья с ученым-атомщиком во главе в последнюю минуту спасается от ядерного конца света. Но, наверное, самый реалистичный и пробирающий эпизод – «Убежище», где дружные соседи в типичном американском городке, услышав о скорой ядерной атаке, вдруг накидываются друг на друга и готовы идти по головам, лишь бы попасть в единственное бомбоубежище в окрестностях. Этот сюжет, вышедший одновременно с программами гражданской обороны начала 1960-х, отражал реальные дискуссии экспертов и знатоков о том, этично ли не пускать посторонних в бомбоубежище, рассчитанное на одну семью.