Даже если подходящее топливо раздобыть удалось, создание ядерного оружия – задача чрезвычайно трудная, требующая особой точности в производстве и сборке различных компонентов, которые должны соответствовать четким параметрам, чтобы при запуске началась ядерная реакция. Даже если у производителей бомб или нанятых специалистов есть все необходимые познания и навыки, у террористической организации или сравнительно бедной страны может не оказаться простейших технических ресурсов. Все это нисколько не снижает угрозу и не означает, что ею можно пренебречь, – просто подчеркивает, что угроза ядерного терроризма намного сложнее, чем ее иногда представляют.
У террористов есть и преимущества. Государство-изгой может либо объединиться с террористической группировкой, либо просто ее использовать, чтобы взорвать город: оплатить расходы, предоставить все необходимое и тем самым скрыть свое участие, чтобы избежать возмездия. Несколько устройств можно тайно разместить в нескольких городах – и затем объявить ультиматум. Либо, как мы видели в пятой главе, есть дешевый и простой вариант – грязная бомба. Такие-то мысли и не дают спокойно уснуть разведчикам и военным лидерам.
Новые угрозы ядерного терроризма и бесконтрольного распространения оружия в XXI веке сосуществуют с опасностями прошлого. Может, ядерные силы США и России сократились, но многие боеголовки по-прежнему стоят на взводе, будто холодная война и не кончалась, готовые к запуску из-за очередной ложной тревоги или технического сбоя. В чем-то растущая сложность и всепроникающий характер наших систем обнаружения и предупреждения – в том числе спутниковых сетей и прочих технологий, о которых в прошлом могли только мечтать, – даже повышают, а не понижают риски катастрофических инцидентов. Из-за своей сложности и автоматизации эти технологии уже находятся вне человеческого понимания и контроля.
И разумеется, сколько существует ЯО, столько существует и шанс, что кто-то решит им воспользоваться – не из-за безумия или ошибки, а из-за сознательного, взвешенного решения. И тут встает другой вопрос: так есть ли от ЯО практическая польза? Не потому ли его ни разу не применяли со времен Нагасаки, что никто так и не придумал, зачем оно нужно – кроме как чтобы не давать применять его другим? Если мы не нашли в ЯО смысла почти за 70 лет, может, оно просто устарело – и зачем мы тогда его храним? Почему мы не можем просто взять и все вместе решить, что это не стоит риска и расходов, да и избавиться от него навсегда?
Для каждой работы – свой инструмент
Еще до Хиросимы кое-кто заявлял, что с военной точки зрения смысла в сбросе Бомбы на Японию нет: страна и так была на грани капитуляции. Токио и другие крупные японские города уже настолько сильно пострадали от традиционной взрывчатки и зажигательных бомб, что разрушения были сопоставимы с последствиями ядерного удара. Может, сровнять город с землей, запустив всего одну бомбу, а не целую сотню, – это и эффективнее в плане количества жертв, но разницы в качестве нет никакой. Главные последствия ЯО относятся к области психологии.
После Второй мировой войны и даже спустя какое-то время после того, как Бомбу получили русские, существовали две основные точки зрения. Сторонники одной считали атомную бомбу оружием геноцида, тотального разрушения и вестником конца света; сторонники другой – очередным инструментом в военном репертуаре, просто больше и громче. В правительственных и армейских кругах преобладала вторая позиция, поэтому некоторые лидеры всерьез подумывали применить атомные бомбы в Корейской войне и других конфликтах. С появлением водородной бомбы и ее многократно усиленной мощи стало сложнее называть ЯО очередным удобным военным инструментом, но многие по-прежнему настаивали, что маленькие бомбы вполне можно применять для ограниченных тактических целей, не спровоцировав при этом Третью мировую.
И все же когда выпадал шанс продемонстрировать предположительную пользу ядерного оружия, никто на это не решался. Грозили, готовились, слали бомбардировщики к границам врага, переводили ракеты в повышенную готовность, но в самый последний момент всегда делали шаг назад.
Почему? Не потому ли, что те, кто должен принять решение, – а это всегда один человек, будь то президент или генсек, – осознавали, что предсказуемые эффекты ЯО перевешивает страшная неизвестность возможных последствий? Что есть и другие варианты? Что с точки зрения практичности и рациональности ядерное оружие, по сути, бесполезно и бессмысленно? Что, независимо от нашего мнения о ядерном табу, ни один мировой лидер не хотел его нарушать после стольких лет и становиться, по словам президента Меркина Маффли из «Доктора Стрейнджлава», «величайшим массовым убийцей со времен Адольфа Гитлера»? Со времен Второй мировой каждый, кто вставал перед этим выбором, принимал правильное решение. До сих пор.
Когда создали водородную бомбу, среди прочего ее расхваливали за разрушительную мощь – куда больше, чем у «жалкой» атомной. Считалось, что чем бомбы больше и мощнее, тем они и лучше. Поэтому, например, 20-мегатонная водородная, очевидно, превосходит 20-килотонную атомную. Эти соображения основывались и на том, что мощь оружия на основе деления ограничена физическими принципами, а мощь водородного можно наращивать до бесконечности. Чем, собственно, США и СССР какое-то время и занимались – видимо, надеясь запугать друг друга все более мощными бомбами.
Но обе стороны поняли: после определенной отметки гонка становится контрпродуктивной. Вражеских целей не так уж много, они не такие уж огромные. Одно из первых возражений Оппенгеймера против водородной бомбы заключалось в том, что ее можно применять только против действительно крупных целей, то есть городских агломераций, а в СССР их попросту слишком мало; вообще-то, в самих США найдутся цели получше. Его слова пропустили мимо ушей, но потом стратеги разглядели в них смысл и заговорили о таких вещах, как «избыточная мощность» и «взорванные руины»[77]. Спор закончил Советский Союз, когда в 1961 году разработал стомегатонную бомбу и понял, что не может ее протестировать, не причинив ущерба себе же. Ученые ограничились испытаниями 50-мегатонной, которая тоже причинила достаточно разрушений.
Другой фактор – то, что стремление к повышению мощности оружия потеряло свою важность из-за растущей точности носителей, а если конкретно – из-за МБР. Когда есть ракета, которая может ударить в радиусе нескольких километров или даже метров от цели, уже незачем бить по широким площадям с намного меньшей точностью.
В конце XX и начале XXI веков средства наведения достигли невероятных высот: есть умные бомбы, боеприпасы с лазерным наведением, дроны с удаленным или автономным управлением, способные поразить конкретное здание посреди большого города. Если нужно уничтожить военный штаб или командный центр, ни к чему устраивать ковровую бомбардировку. Страны могут хирургически точно бить в цель. Тогда в чем с военной точки зрения польза от оружия, которое может сровнять с землей сотни квадратных километров одним ударом? Бывший исследователь-ядерщик и директор Управления по сокращению военной угрозы Стивен М. Янгер отмечает:
Военные стратеги обнаруживают, что взрывная сила – уже не единственный критерий военной победы: небольшая сила, примененная в нужное время и в нужном месте, порой достигает того же результата, что и ядерное оружие… Сегодня, когда существует угроза непосредственного применения оружия массового уничтожения против наших городов или военных сил, наш выбор – либо ничего не делать, либо наносить превентивный ядерный удар. Новые технологии предлагают решения получше[78].
В начале книги я заявил, что ядерное оружие в корне отличается от традиционного и что это не просто очень большие бомбы. Но и здесь есть противоречие. Многие факторы, уже больше 70 лет мешавшие их применять, связаны как раз с мощностью: контролировать эту силу после того, как ее высвободишь, уже невозможно. Иными словами, никто не пользовался ядерным оружием именно потому, что это просто очень большие бомбы – настолько большие, что бесполезны на практике.
Их главная польза – не практическая, а психологическая. Мы считаем их предвестниками конца света, поэтому можем ими угрожать или использовать в качестве инструмента давления, но из-за этого же боимся применять их по назначению. Директор проекта «Переосмысление ядерного оружия» Уорд Уилсон говорит о том же в своей книге «Пять мифов о ядерном оружии»:
ЯО – это орудие, которым мы управляем и пользуемся, как пожелаем. Если кто-то покажет на молоток и скажет: «Этот молоток нам неподвластен», мы решим, что это, мягко говоря, человек со странностями. Так почему мы именно так думаем о ЯО?.. Во многом его власть над нами – психологическая. Его масштаб в нашем воображении не имеет отношения к реальному миру прагматических последствий. Его окружают 60 лет риторики и преувеличений[79].
Но и в этом тоже есть свои возможности, если мы готовы ими воспользоваться. Как сказал президент Кеннеди в речи, получившей название «Речь о мире», одной из последних в его жизни: «Наши проблемы созданы человеком; следовательно, и решить их может сам человек… Ни одна проблема человеческой судьбы не находится за пределами человеческих способностей»[80]. Можно ли решить и проблему ЯО?
Нулевой вариант (более или менее)
Идея полного устранения ЯО с лица земли не нова. Она появилась с самого начала, звучала уже в первых попытках прийти к международному соглашению после Хиросимы и Нагасаки, регулярно возвращалась – с подачи как активистов борьбы за мир, так и политических лидеров. Идея из тех, которые в принципе поддерживают все, даже если не верят, что она осуществима.