– Низина, – без всяких эмоций отозвался командир, будто и ожидал нечто подобное. – Хорошо, собирай шарманку, и двигаем. И скажи Кислицыну, чтобы себе в тройку Бутырина взял. Понял? Нечего головняку в неполном составе идти. Дуй!
Хлапотников кивнул и «дунул» выполнять отданные указания. А группник повернулся к бойцам с носилками:
– Идете в конце строя перед тылом. Мамину скажете: меняетесь с его тройкой.
– Я так и знал, дерьмо собачье! – в сердцах выругался Непоседов.
– Да ну, на хрен! – поддержал его Талин.
– Не ныть, Левка, не ныть, Бовка! – Ухтырцев назвал бойцов по именам. Левка – это Леонид, а Бовка – и вовсе Бонивур. Это кликуха рядового Талина, по паспорту он вообще-то Борис, а вот прилипла. – Без вас не уедем, дотащите.
– Кисляк, сволочь! «Вам только носилки сделать, только носилки сделать»… – скривился Талин. – Тварь рыжая!
– Э нет, ты не прав, это вы его благодарите, – кивнул на беспомощно взиравшего на них Кравчука группник, – можете даже попиночить слегка. А Кислицын молодец, проявил смекалку и находчивость. Да вы на него пургу не гоните, я бы и сам как минимум одного из вас сюда назначил. Не пулеметчиков же со старшими троек на носилки ставить. Или того же Шматько, – упомянул он худющего как жердь автоматчика первой тройки ядра, – сам-то еле ползет.
– Это точно! – согласился Непоседов, с тоской в глазах признавая правоту группника. – Что, Борь, поперли?
– Поперли. – Товарищи по несчастью нагнулись, подхватили носилки, кряхтя, выпрямились и поволокли благоразумно помалкивающего Кравчука к бойцам тыловой тройки, с угрюмым видом дожидавшимся их появления. Мимо, убыстряя шаг, прошествовал Ухтырцев, старший лейтенант спешил в центр людской цепочки. Когда он уже миновал тыловую тройку, до него донеслось:
– Группник сказал, – начал было Тулин, но его перебили.
– Слышали…
До финальной точки боевого задания оставалась самая малость.
Колонна все еще пребывала где-то в пути. Такой вывод Андрей сделал из того, что на связь с их радистом никто не вышел, а это почти безошибочно означало, что колонны на месте еще нет. С тех пор никаких звуков приближающейся техники до разведчиков так и не донеслось. Между тем спецназовцы подошли к ручью, подмывавшему склон, по которому им надлежало подняться, прежде чем оказаться близ древнего могильного камня. После ночного дождя воды в ручье значительно прибыло, временно превратив его в небольшую, но бурную речушку. Лезть в холодную мутную воду не хотелось.
К остановившемуся и пребывающему в раздумьях Кислицыну подошел рядовой Бутырин, «приданный» в головную тройку.
– Много еще? – спросил он и, задрав голову, принялся разглядывать поднимающуюся над ручьем крутизну.
– Метров сто вверх, и на сегодня все, – ответил Андрей и, немного подумав, предостерег Бутырина: – Слишком близко ко мне не подходи. Мало ли!
– Шагов пять? – уточнил боец, имея в виду разделяющую их дистанцию.
– Восемь-десять. – Внеся корректировку и мудро рассудив, что мокрый воды не боится, Кислицын шагнул в ледяную речную муть.
В берцах хлюпало, но быстро согревшаяся в движении вода, похоже, не мешала ни бодро шагавшему впереди всех Андрею, ни столь же бодро взбирающемуся следом за ним Бутырину. До заветной вершины оставались считаные метры. Пожалуй, единственные сейчас, кто не ощущал прилива сил, – это Талин, Непоседов да «приданная» им тройка Мамина. А тут еще при переходе через ручей шедший сзади Талин поскользнулся и сверзился, уронив застонавшего от боли Кравчука и опрокинув носилками не ожидавшего такого подвоха Непоседова. И вот теперь, пока группа спокойно взбиралась вверх, несчастная троица под охраной тыловой тройки, стуча зубами, сдирала с себя мокрую насквозь одежду, пытаясь найти в рюкзаках и надеть на себя нечто чуть более сухое.
– Раскудрит тебя в душу! – выругался Непоседов и громко шмыгнул носом. – Сначала подкузьмил этот. – Носок ботинка уткнулся в носилки, на которых сидел и дрожал укрытый плащ-палаткой Кравчук. – Теперь вот ты. И угораздило же тебя!
– Да камень скользкий попался! – начал оправдываться Талин. – Чуть ногу не подвернул.
– Ага, еще и тебя тащить! Смотри, сколько нам еще топать! Пока влезешь – сдуреешь!
– Мужики, пошли! – поторопил их Мамин. – А то как бы бежать не пришлось. Сейчас колонна подойдет.
– Подождут! – зло огрызнулся Леонид.
– Ага, а то ты нашего Ухаря не знаешь! – помянув командира, Талин скривился, как от зубной боли, и, вперившись в Мамина, нарочито грубо спросил: – А вы что стоите? Берите и тащите.
– Ни фига, ваша очередь, – возразил тот.
– Да вы тащите, мы вас догоним и сменим. Все равно до вершины раз пять менять придется.
– И то верно, – согласился Мамин. – Давай, парни, подняли и понесли!
– А ты? – запротестовал один из бойцов по фамилии Кувалда.
– Я – старший тройки! – гордо заявил тот.
– Ты знаешь чего… – Кувалда напрягся, сжимая кулаки.
– Да шучу я, шучу! Могу и помочь. Кирилл! – позвал Мамин второго бойца, рядового Сидорова. – Хватай, а ты, – вновь повернулся он к носителю столь неординарной фамилии, – чуть впереди иди, если что – поможешь вытянуть. Пошли!
И они медленно поползли вверх.
– Спешить не будем? – укладывая мокрую одежду в рюкзак, Непоседов хитро подмигнул своему напарнику.
– Не будем, – легко согласился тот. И они не спешили. Поэтому, когда наверху загремели выстрелы, они еще только едва отошли от берега.
– Ложись! – вскричал Талин, падая за ближайшее дерево. Высоко над головой засвистели пули.
Не ожидавший ничего подобного Мамин в первый момент даже не сообразил, что происходит. И лишь когда бросившийся вперед Кувалда завалился с раскроенным черепом, до него дошел смысл происходящего. Носилки полетели на землю. На вопль шмякнувшегося на твердую коренюшку Кравчука он не обратил внимания. Впрочем, несмотря на перелом, Кравчук оказался расторопнее своих носильщиков. После первого же выстрела, когда шедший впереди Кувалда был еще жив, он, резво повернувшись, свалился с носилок, стремясь по возможности быстрее оказаться как можно ниже, а затем так же проворно перебрался в промытую дождями рытвину. Сидоров рухнул вниз одновременно с Маминым.
– Сюда, сюда! – призывно замахал руками Кравчук, и услышавшие этот зов бойцы поползли в его сторону.
Хлапотникова и шедшего с ним рядом Гальцева убило сразу. Лазорев отпрыгнул за толстый ствол дерева и, распластавшись за его кореньями, открыл ураганный огонь вверх по засевшим где-то в глубине ветвей врагам. Противника он не видел, но надеялся длинными очередями хотя бы частично прижать того к земле. Но на второй ленте тяжелая эсвэдэшная пуля ударила пулеметчика в лоб. Пулемет смолк.
– Связь, давайте связь! – потребовал стреляющий с колена Ухтырцев. Бой шел уже, казалось, вечность, а своего радиста, должного быть рядом, группник так и не увидел.
– Связь! – рявкнул он снова, и наконец-то услышавший его второй радист группы сержант Рудин, выскочив из-за укрывавшего его дерева, побежал к истекающему кровью Хлапотникову, в рюкзаке которого находилась готовая к выходу в эфир радиостанция Р-159. Но не добежал, на полпути ему в грудь ткнулось сразу несколько пуль, и, роняя оружие, он, уже бездыханный, повалился на чье-то лежавшее под ногами тело.
– Связь! – в очередной раз потребовал группник и, поняв, что ему никто не отзывается, сам рванулся вниз, туда, где, по его расчетам, должен был находиться радист Хлапотников. К этому моменту лишь немногие из разведчиков еще отстреливались, большинство же были мертвы.
Перепрыгивая через трупы, Ухтырцев приближался к заветной цели. Увидев лежавшего на склоне неподвижного радиста, он попытался остановиться, но слишком велика оказалась набранная скорость, группник споткнулся и начал заваливаться на ускользающую из-под ног землю. И только поэтому первая предназначенная ему снайперская пуля пронеслась мимо, а вторая задела голову, но не убила, старший лейтенант всего лишь потерял сознание. Падая, он сильно ударился плечом, несколько раз перекувырнулся через голову и, покатившись по склону, оказался вне видимости стрелков противника.
Сидевшая в яме троица вяло отстреливалась. Идти вперед не имело смысла, стрелять чаще и больше тоже – густая листва скрывала засевших где-то на высоте снайперов противника. То, что по ним бьют именно снайперы, разведчики предположили довольно быстро – автоматные пули, казалось бы, летевшие со всех сторон, особого вреда не приносили, а вот бьющие иногда тяжелые винтовочные взрывали почву сразу же и в точности в том месте, где хотя бы на одну секундочку появлялась голова разведчика.
– Пацаны, кончай патроны жечь! – Несмотря на то, что где-то наверху одинокий автоматчик все еще вел бой, Мамин решил прекратить, с его точки зрения, бессмысленное занятие.
– А как же… – Кравчук закатил глаза, недвусмысленно намекая на этого самого, ведшего бой парня.
– Мы ничем ему не поможем. Отсюда никого не достанем, а наверх… кто нас отсюда-то выпустит. Снайпера вон как лупят!
– Так-то оно так. – Кравчук, вдобавок к сломанной ноге получивший еще и пулю в плечо, болезненно поморщился. – Но как-то это неправильно. Мы своих не бросаем…
– Ты что думаешь, мы тут отсидимся? – усмехнулся Сидоров, сплевывая окрашенную кровью слюну. – Сейчас они головняк добьют и сюда спустятся.
Как бы в опровержение его слов, раздалось сразу три гранатных разрыва, затем короткая очередь, и тишина.
– Готовьте, парни, гранаты. – Мамин потянулся рукой к разгрузке, нащупывая ребристую талию «эфки».
– Леня?! Лень, ты живой? – Талин чуть приподнял голову, но, не в силах выглянуть из-за служивших укрытием корней, так ничего и не разглядел.
– Живой, живой! – раздалось откуда-то сзади. Как Непоседов оказался в этой позиции, не помнил ни он сам, ни обалдевший от подобной рокировки Талин.
– Что делать-то будем? – Леонид наконец-то сообразил снять оружие с предохранителя.