Веспасия побледнела:
– О, дорогая моя, какой ужас!
Да, Шарлотте стоило быть поосторожнее. Не надо было вот так сразу выпаливать страшные известия. Она быстро обняла старую леди.
– Все обошлось, Джек не ранен. Его не было в кабинете во время взрыва, – поспешила она хоть немного успокоить тетю.
– Спасибо, – ответила пожилая леди с чувством собственного достоинства. – Ты можешь не держать меня, дорогая. Я не собираюсь падать в обморок. Наверное, если бы Джек пострадал, ты мне сказала бы об этом сразу, а не таким кружным образом. А кто-нибудь другой ранен?.. Кто совершил такой страшный поступок и почему?
– Был убит человек, ирландец, по имени Лоркан Макгинли.
Миссис Питт перевела дух и усилием воли заставила себя собраться с силами и твердо стоять на ногах.
– И мы не знаем, кто это сделал, – добавила она. – Все это – долгая история.
Веспасия указала ей на большой стул около камина, где ярко горел огонь, распространяющий тепло по всей комнате.
Шарлотта с благодарностью села. Теперь, оказавшись в этой гостиной, она с трудом подыскивала слова, чтобы выразить свои страхи. Как всегда, старая леди сидела, вытянувшись в струнку, с совершенно прямой спиной. Ее серебристо-седые волосы были завиты и уложены короной вокруг головы, а льдисто-серые глаза под набрякшими веками сверкали умом и выражали сочувствие. Леди Веспасия Камминг-Гульд происходила из древнего аристократического рода с большими земельными владениями, обязательствами и совершенным знанием кодекса чести и своих привилегий.
С расстояния двадцати шагов эта женщина умела обдать ледяным холодом любого, нарушившего кодекс светских приличий, и заставить несчастного пожалеть, что тот вообще открыл рот. Она могла вести глубокомысленную беседу с философами, блистать остроумием в обществе придворных и писателей. Она улыбалась герцогам и принцам, и те считали ее улыбку честью для себя. Ей было уже за восемьдесят, но черты ее лица все еще сохраняли изящество, а его цвет – утонченность. Движения ее стали, конечно, менее гибкими, но в них по-прежнему чувствовались горделивость и уверенность в себе. Можно было с легкостью поверить, что полвека назад леди Камминг-Гульд слыла замечательной красавицей своего поколения. Сейчас она была уже достаточно стара и очень богата, чтобы ни в малейшей степени не заботиться о мнении общества, и наслаждалась свободой во всем оставаться самой собой.
Миссис Питт невероятно повезло, что первый муж Эмили был ее внучатым племянником. Она полюбила обеих – и Эмили, и Шарлотту, и – что примечательнее, учитывая пропасть в общественном положении, – Томаса тоже.
Веспасия еще внимательнее посмотрела на гостью.
– Так как дела, по-видимому, очень серьезны, – сказала она торжественно, – может быть, ты начнешь с самого начала?
Ну, это было легко!
– Все началось с поездки в Эшворд-холл, чтобы охранять Эйнсли Гревилла, – заговорила Шарлотта.
– Понимаю, – кивнула ее тетя, – по политическим причинам, конечно? Ну, разумеется. Один из наших наиболее заметных дипломатов-католиков. Очень умеренных, естественно, который не позволит своим католическим верованиям помешать устроению своей карьеры. Он женился на Юдоре Дойл, очень красивой женщине из одной выдающейся ирландской националистической семьи, тоже католической. Правда, они всегда жили в Англии.
Слегка ироническая улыбка промелькнула по ее лицу, и она уточнила:
– Это имеет отношение к абсурдному процессу Парнелл – О’Ши?
– Не знаю, – ответила Шарлотта. – Не думаю, что имеет, хотя косвенно и может быть с ним связано. Но я не уверена…
Веспасия очень ласково коснулась ее колен худой рукой с длинными пальцами, унизанными кольцами с лунным камнем:
– Да в чем дело, дорогая? Ты чем-то очень глубоко взволнована. Наверное, из-за человека, который для тебя очень много значит. По твоему тону я могу заключить, что смерть постигла скорее несчастного мистера Макгинли, и, уж конечно, не мистера Гревилла. Он не очень приличный человек. Весьма обаятелен, довольно умен, очень искусный дипломат, но в основе своей признающий только собственные интересы.
– Не только, – отозвалась Шарлотта, слабо улыбнувшись.
– Пожалуйста, не рассказывай мне, что он внезапно обратился к истине, – недоверчиво сказала леди Камминг-Гульд. – Это еще надо доказать…
Миссис Питт внезапно рассмеялась, а потом вдруг так же резко оборвала смех.
– Нет, – сказала она, – не надо ничего доказывать. Томас поехал в Эшворд-холл, чтобы обеспечить его безопасность от угроз убийства, и, надо признаться, не преуспел в этом. – Она глубоко вздохнула. – Его убили.
– О, – Веспасия умолкла и некоторое время сидела очень тихо. – Понимаю. Сожалею. И, полагаю, вы не знаете, кто виноват?
– Нет… еще нет, хотя это определенно один из ирландцев, приехавших в Эшворд-холл на уикенд.
– Но ты приехала повидаться со мной не по этой причине. – Пожилая дама слегка склонила голову набок. – Я достаточно хорошо знакома с ирландской политикой, но не настолько, чтобы определить, кто именно убил министра.
– Нет… конечно, нет.
Шарлотта хотела бы улыбнуться в ответ на это несколько забавное замечание, но не смогла. Слишком печальным было реальное положение дел. Она вновь ярко припомнила утро, мгновенный шок и потрясение, а потом, минуту спустя, – осознание, что это был взрыв. Прежде она никогда не сталкивалась со столь мощным насильственным действием. Это было такое незнакомое и страшное зрелище – разнесенный в щепки кабинет…
– Ладно, не начинай с самого начала, лучше с середины. – Веспасия накрыла ладонью ее руку. – Все это очень серьезно. Убит Эйнсли Гревилл, а потом и этот мистер Макгинли, – и вы до сих пор не знаете, кто их убил, за исключением того, что этот человек все еще находится в Эшворд-холле. Но вы не раз имели дело с преступлениями, и Томас решал загадки очень запутанных дел об убийстве. Почему же все это так тебя взволновало, что ты оставила Эшворд-холл и приехала в Лондон?
Шарлотта посмотрела вниз, на старую, худую, всю в голубых венах, руку тетушки.
– Потому что Юдора Гревилл так уязвлена, – сказала она едва слышно. – За несколько дней она потеряла все – не только мужа, но и свое прочное положение, и все, что он зарабатывал, если это имеет значение… Но главное, она потеряла веру в него. Ей пришлось узнать, что он был неверным супругом, распутником и, что хуже всего, использовал людей в своих интересах, невзирая на их чувства и на то, что с ними случалось, как следствие его поступков.
– Это очень неприятно, – согласилась Веспасия. – Но, дорогая, ты действительно считаешь, что она ни о чем не подозревала? Неужели она так наивна? – Старая леди слегка покачала головой. – Сомневаюсь. Больнее всего для нее то, что об этом узнали все остальные. Или, по крайней мере, та часть общества, с которой она знакома. Больше невозможно отрицать перед самой собой, что это не так, а мы все пытаемся так делать, когда правда для нас слишком болезненна.
– Нет, тут есть кое-что еще. – Миссис Питт подняла глаза, встретила взгляд леди Камминг-Гульд и гневно, жестко, с болью в сердце стала рассказывать ей про Долл Эванс.
Лицо у ее собеседницы омрачилось. Она была старой женщиной и видела в жизни много отвратительного, но, несмотря на это, рассказ о Долл глубоко огорчил ее и вызвал воспоминания о собственных детях, чуде их рождения, хрупкости и бесконечной ценности их жизни.
– Так, значит, он был очень злым человеком, – сказала она, когда Шарлотта закончила свой рассказ, – и его жене было бы очень трудно жить с ним, знай она об этом.
– И его сыну, – добавила Шарлотта.
– Да, очень трудно, – подтвердила еще раз Веспасия. – И я сильнее сочувствую сыну, а не жене. А почему тебя больше беспокоит Юдора?
– Нет, меня она не беспокоит, – миссис Питт улыбнулась, почувствовав, что она тоже довольно уязвима, – но она беспокоит Томаса. Юдора предстает перед ним как непорочная страдалица, которую надо защитить и спасти.
Часы на каминной полке отсчитывали секунды, черные филигранные стрелки вздрагивали в такт быстротекущим мгновеньям. Горничная принесла горячий душистый чай, разлила его по чашкам и удалилась, оставив хозяйку и ее гостью наедине.
– Понимаю, – отозвалась наконец леди Камминг-Гульд. – И ты тоже хочешь стать такой же беззащитной страдалицей?
Шарлотте захотелось сразу и смеяться, и плакать – она и не подозревала, что слезы готовы вот-вот выступить у нее на глазах.
– Нет, – затрясла она головой, – меня не надо защищать и спасать! И я не очень-то умею притворяться, что в этом нуждаюсь.
– А ты хотела бы уметь?
Веспасия подала ей чашку чая.
– Да нет, конечно же, нет, я не хочу притворяться. – Миссис Питт взяла чашку. – Нет… Я неясно выразилась, извините. Я хочу сказать… хочу сказать, что не желаю играть во все эти дамские игры и притворяться. Если чувства притворные, это нехорошо.
Ее родственница улыбнулась:
– Тогда чего же ты хочешь?
Незачем было молчать и увиливать от прямого ответа – нежелание облечь в слова свои страхи не делало их менее существенными.
– Я просто думаю, может быть, Томас хочет, чтобы я больше походила на Юдору? Может быть, ему требуется чувствовать себя защитником и спасителем? – выговорила она и внимательно взглянула на Веспасию, надеясь на отрицательный ответ.
– Да, наверное, ему это надо, – мягко ответила пожилая дама. – Но ты очень многого хочешь от своего брака с ним, Шарлотта. Ты поставила ему очень высокую планку. Быть тем, каким ты хочешь его видеть, жить, соответствуя тем меркам, которые ты усвоила по своему социальному происхождению, уже требует от него приложения всех его сил и способностей. Для него не существует, таким образом, легких путей, он не может позволить себе никакого послабления, не может быть посредственностью. А ты, наверное, иногда об этом забываешь.
Она сжала руку гостьи и продолжила:
– Ты, вероятно, нередко вспоминаешь о принесенных тобой жертвах, о туалетах, которых у тебя нет, о слугах, которых ты могла бы иметь, о светских увеселениях, на которых могла бы блистать… А вместо этого тебе надо быть бережливой и на всем экономить. Сама себя ты меряешь более достижимыми мерками.