Прошло еще двадцать минут.
– Нет, – сказал Гревилл-младший удивленно. – Кровотечения не было. Не было даже большого синяка, но вот здесь… перелом позвонков, – показал он на место ушиба. – И вот здесь.
Вид у него был ничего не понимающий.
– Он был убит… дважды… если вы понимаете, что я хочу сказать… – пробормотал он. – Сначала ему сломали шею, и это был очень мастерский удар, очень точный. Для этого нужно известное умение, даже искусство, и сила тоже, чтобы с одного удара сломать шею мужчине. И удар был единственный. Больше нигде нет следов ушиба и кровоподтеков.
Телман, вошедший в прачечную несколькими минутами раньше и остававшийся у двери, молча приблизился к скамье с телом. Вытаращив глаза, он сначала поглядел на Пирса, а потом – на своего начальника.
– Значит, кто-то ударил его по голове и столкнул под воду, – закончил будущий врач. – И у меня нет ни малейшего понятия зачем. Ведь это… безумие какое-то…
Вид у него был потрясенный.
– Вы уверены? – спросил Питт, внезапно воодушевляясь, хотя обстоятельства к этому никак не располагали. – Вы в этом абсолютно уверены?
Пирс заморгал.
– Да. Вы можете вызвать сюда настоящего дипломированного хирурга, чтобы он проверил мои действия, но я уверен. Однако почему все так случилось? Что это означает? Вы знаете, кто его убил?
– Нет, – у суперинтенданта перехватило горло, – нет… но я наверняка знаю, кто его не убивал.
– Сдается мне, это сделали двое, – вмешался Телман, пристально смотревший на распростертое безжизненное тело, лежащее на скамье. – Или, во всяком случае, двое собирались…
Томас стоял неподвижно и размышлял, можно ли возбудить дело против кого-то, кто ударил труп по голове и спустил его под воду. Какой это вид преступления? Осквернение мертвого тела? Будет ли суд связываться с таким делом? И хочет ли он, чтобы суд этим делом занялся?
– Сэр? – нарушил его раздумья Телман.
Суперинтендант встрепенулся:
– Да… Да, уберите здесь, пожалуйста, инспектор. У меня есть еще одно дело наверху… Полагаю, что есть. Спасибо.
Затем он взглянул на Пирса:
– Благодарю вас, мистер Гревилл. Я ценю и ваше мужество, и ваше искусство… очень высоко ценю. Пожалуйста, помогите отнести тело опять на ледник; и, ради бога, заприте дверь и проследите, чтобы нигде не осталось следов нашей деятельности. Спокойной ночи.
Питт направился к двери, открыл ее и снова пошел к центральной части дома, а потом поднялся по лестнице.
Глава 12
Когда он вошел в спальню, Шарлотта уже спала, но точно так же, как и она, вернувшись из Лондона, не смогла ждать до утра, чтобы рассказать мужу новости, так ему теперь необходимо было поделиться с ней новыми сведениями.
Томас будил ее не так осторожно и постепенно – ему было не до дипломатических любезностей. Войдя, он сразу зажег большую лампу и направил свет прямо на супругу.
– Шарлотта, – позвал Питт, не повышая голос.
Она что-то пробормотала насчет яркости света и медленно повернулась на другой бок, закрыв лицо одеялом.
– Шарлотта, – повторил Питт, подойдя и садясь на постель. Он почувствовал, что, пожалуй, слишком нетерпелив, но времени для более мягкого подхода у него не было. – Проснись. Мне надо поговорить с тобой.
Еще не проснувшись как следует, Шарлотта услышала, что его голос необычно настойчив. Она села, мигая и заслоняя от света глаза. Заплетенные в косы волосы расплелись и рассыпались у нее по плечам.
– Что такое? Что случилось? – Она уставилась на мужа, еще не ощущая тревоги, потому что его лицо не выражало ни малейшего страха. – Ты узнал, кто его убил?
– Нет, не узнал… но это не Джастина.
– Да нет же, это точно она. – Шарлотта хотя и мигала от яркого света, но уже проснулась и была полна любопытства. – Так по всему выходит. Почему она тогда была на лестничной площадке, переодетая в платье горничной? Ведь иначе во всем этом нет никакого смысла!
– Да, она вошла и ударила его по голове, а потом опустила тело под воду, – согласился Томас. – Но она его не убивала – к тому времени он был уже мертв.
Шарлотта непонимающе уставилась на него, решив, что ослышалась:
– Уже мертв? Ты уверен? Как ты об этом узнал?
– Да, я уверен, так сказал Пирс… – начал объяснять суперинтендант.
– Пирс? – Его жена села совершенно прямо. – Но если он об этом знал, то почему же не сказал раньше? – Лицо у нее омрачилось. – Томас, может быть, он знал, что это Джастина, и поэтому…
– Нет. – Питт был совершенно категоричен. – Нет, он не знал ничего заранее. Он просто предоставил мне доказательство…
– Какое доказательство? Что такое он узнал сейчас, чего не знал прежде?
Шарлотта задрожала от холода, потому что уже давно сбросила одеяло.
– Мы перенесли тело в прачечную и постарались провести кое-какое вскрытие… – сказал Томас. – Шарлотта, Джастина намеревалась убить Эйнсли Гревилла, но кто-то пробрался в ванную раньше ее и сломал ему шею – одним-единственным, очень искусным ударом… Это был кто-то знающий, как убивать, и, очевидно, занимавшийся этим и прежде.
Миссис Питт охватила еще более сильная дрожь, но она как будто забыла о том, что можно просто протянуть руку и накинуть на себя теплое одеяло.
– Ты говоришь об убийце, – прошептала она, – одном из здешних ирландцев?
– Да; другого мнения, по-моему, быть не может.
– Это Падрэг Дойл?
– Не знаю. Возможно.
– Юдора этого не переживет. – Шарлотта пристально посмотрела на супруга: – Томас…
– Что?
Суперинтендант думал, сейчас она скажет о жалости, о том, что он ни в чем не виноват и что не надо так сильно печалиться из-за миссис Гревилл. Но он ошибся.
– Ты должен быть готов к тому, что она уже знает об этом, – заявила миссис Питт.
Все в нем восставало против этой отвратительной – и страшной – мысли. Он не мог вообразить, что мягкость черт и грустный, словно раненый взгляд Юдоры – лишь маскировка для злобной, пусть и молчаливой, сообщницы по холодному, безнравственному политическому убийству.
Шарлотта глядела на него тоже с уязвленным и печальным видом. Только она страдала из-за мужа, а не из-за Юдоры.
– Миссис Гревилл очень близка с братом, – тихо продолжила она. – И она, как и все остальные гости, – ирландка, даже если и не похожа на них и уже двадцать лет живет в Англии. Тем не менее она может сохранять старую ненависть и иррациональное восприятие всей этой проблемы, которое заразило их всех.
Немного помолчав, Шарлотта ласково коснулась руки супруга:
– Томас, ты же их видел, ты слышал, как и о чем они спорят. Ты сам мог убедиться, что с ними происходит, едва они начинают говорить об Ирландии. Свобода одного воспринимается ими как угнетение и несчастье другого, как стремление украсть все, что его предки наработали в течение нескольких поколений и, что гораздо хуже, как утрата свободы вероисповедания. Националистическая независимая Ирландия будет римско-католическим государством. Законы будут установлены в пользу католиков, и верования отдельного человека в рассуждение приниматься не будут. Все книги будут цензурироваться согласно папскому индексу запрещенных книг. Очень многие действия будут преследоваться по закону. – Шарлотта потянула к себе одеяло и завернулась в него. – Мне это не нравится с тех самых пор, когда мой отец говорил, что мне можно читать, а что – нет. И я бы восстала против запретов папы римского: ко мне они не должны и не могут иметь отношения. Но в католической Ирландии некоторые книги будут вне закона. Если бы я росла там, то даже не знала бы об их существовании… Я знала бы только то, что считает необходимым знать церковь. Может быть, я даже не любила бы и не хотела бы читать… И я могла бы согласиться со всем этим… не по собственному выбору и желанию.
Суперинтендант слушал ее не перебивая, а она все говорила:
– Но я хочу, чтобы все происходило только с согласия народа, чтобы он имел право голосовать… – Тут миссис Питт криво улыбнулась. – И я даже сама хотела бы иметь право голосовать. Но я не терпела бы, чтобы римские кардиналы указывали мне, что делать.
– Ты преувеличиваешь, – возразил ее муж.
– Нет, не преувеличиваю. В католической стране последнее слово всегда остается за церковью.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я говорила с Кезией Мойнихэн. И прежде чем ты скажешь, что она тоже преувеличивает, я приведу тебе доказательства. Многое из того, что они твердят, – чепуха. Они винят католиков во всем, в чем только можно, но там, где речь идет о цензуре, они во многом правы. Когда римская церковь добивается власти, эта власть становится абсолютной. Нельзя навязывать свою религию другим, Томас. Я часто думаю, что американцы сделали правильно: надо отделить церковь от государства…
– Что ты знаешь об американцах? – удивился Питт. Он и не подозревал, что его супруга питает хоть малейший интерес к подобным проблемам, не говоря уже о том, что она в них разбирается.
– Эмили мне рассказывала, – объяснила женщина. – Ты знаешь, сколько миллионов ирландцев эмигрировали в Америку после «картофельного голода»?
– Нет, а ты?
– Знаю… около трех миллионов, – ответила Шарлотта уверенно. – А это значит, что уехал каждый третий, и преимущественно молодые и здоровые. Почти все уехали в Америку, где они могли найти работу – и пищу.
– Но какое это имеет отношение к Юдоре?
Суперинтендант был потрясен тем, что узнал, и тем фактом, что его жена действительно знала, о чем говорит, но совсем перестать думать о миссис Гревилл он не мог.
– Однако положение в самой Ирландии отчаянное, – продолжала миссис Питт, участливо глядя на него. – Существует множество людей, которые считают, что в таком случае цель оправдывает все средства для ее достижения и позволительно даже убивать тех, кто стоит на пути того, что они считают справедливостью.
Томас молчал.
Шарлотта заколебалась и едва не обняла его, но передумала. Вместо этого она вылезла из постели и облачилась в халат.