— Ладно, — ответил я. — Только помните о моем больном сердце.
— Мы сейчас не на Земле. Мы находимся на Грейфилл, четвертой планете системы Волк-девять, в двадцати восьми световых годах от Солнца.
— Вот как, — сказал я, и слова показались мне такими же пустыми внутри, как елочные игрушки. — Полный переворот. Не к нам вторглись чужаки, а мы вторглись к ним?
— Вы не должны верить мне на честное слово, Флорин, — он почти не шевелил губами, поэтому его речь стала немного невнятной... или из-за чего-то другого? — Посмотрите же вокруг. Растения. Разве они похожи на земные? И вы не заметили еще, что сила тяжести здесь на восемнадцать процентов меньше, а воздух богаче кислородом? Взгляните на солнце — оно более желтое, гигантское и расположено за четыреста миллионов километров от планеты.
— Ну, ладно. Мой старый отец, — если у меня вообще был старый отец, — всегда говорил мне, что нужно смотреть истине прямо в глаза, какой бы она ни была. Вы не очень-то помогли мне. Начинайте же все прояснять, Барделл. Кто-то взял на себя массу хлопот, чтобы либо переместить меня в место под названием Грейфилл, либо создать довольно убедительное окружение. Но на это должна быть причина. Какая же?
Он взглянул на меня таким взглядом, каким хирург смотрит на больной орган, который должен отрезать.
— Вы не знаете, что творите. Вы из кожи вон лезете, но все не то, чем кажется...
— Не говорите мне о том, чем все это не кажется. Говорите, что есть на самом деле...
— Я не могу сделать этого. — У него было что-то в руках, и он играл этой штукой, блестящей, с кнопками и кристаллом на конце, на который трудно было глядеть. — Я был терпелив с вами, Флорин, — продолжал он, но голос его заскользил куда-то вдаль, и слова лились все быстрее и быстрее, как на пластинке, пущенной с более высокой скоростью.
В голове у меня все сильнее пульсировала боль, перед глазами все поплыло. Я попытался схватить расплывающуюся фигуру, но она скользнула назад, вне пределов досягаемости. Я увидел, как что-то вспыхнуло в ярком солнечном свете, и услышал обрывок фразы:
— ...простите, Флорин...
А затем вокруг взорвалась сначала желтая, затем розовая тьма, и я снова оказался в кузове грузовичка, который сначала взлетел на вершину утеса, а затем ринулся в пропасть, заполненную удаляющимся громом...
VI
— МИСТЕР ФЛОРИН, — раздался легкий, как перышко, голос. — Вы создаете для всех нас нечто вроде проблем.
Я открыл глаза, и мне улыбнулся своей безгубой улыбкой парень со змеиной головой, выпустил дым из безносых ноздрей, блестя глазами без век. Он удобно устроился на шезлонге, в наброшенном на плечи оранжевом полотенце и желтых шортах, цвет которых мне что-то напомнил, но я не мог уловить, что именно.
— Это уже нечто, — сказал я и тоже устроился на шезлонге. Между нами был столик, с сине-белым зонтиком над ним. И был кусок белого песка за уступом, напоминавшим морской берег, за исключением того, что никакого моря не было и в помине. Я пытался не пялиться на его блестящие, серебристо-фиолетовые бедра, бледно-серую грудь с выступающими ребрами и крошечными темно-красными пятнышками, на тонкие пальцы ног в широких сандалиях. Он не глядел на меня и издал тихий кудахчущий звук, который мог означать смех.
— Простите, — сказал он. — Я считаю ваше любопытство удивительным. Я подозреваю, что если бы вас вздумали растворить, то вы бы вытягивали шею, чтобы прочитать название растворителя.
— Это просто безвредная эксцентричность, — сказал я. — Такая же, как ваши вкусы в одежде.
— Вы гордитесь своим самообладанием, — сказал он уже не так радушно, как прежде. — Но что, если вашему хладнокровию выпадут испытания, слишком тяжелые, чтобы приспособиться к ним? Что тогда, а?
Он поднял руку и щелкнул пальцами. Вокруг него взметнулся огонь, а улыбка, слегка колеблющаяся в жарком воздухе, замерцала, как порывы пламени, рванувшиеся ко мне. Я ждал, отчасти из-за паралича, а отчасти потому, что не верил ему. Он снова щелкнул пальцами, вокруг нас возникла зеленая вода и сомкнулась над нашими головами, а на ее поверхностном слое искрилось солнце. Между нами проплыла рыбка, он небрежно отогнал ее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его уже лежал на столе. При дыхании веером вылетали ледяные кристаллики.
— Неплохо, — сказал я. — А вы не пробовали практиковаться в карточных фокусах?
Он счистил с лица лед и соединил кончики пальцев.
— Вас ничего не впечатлило, — легко сказал он. — Манипулирование Вселенной так уж ничего не значит для вас?
Я притворился, что зевнул. Но это было не такое уж и притворство.
— Вселенной? — сказал я. — Или моими глазами?
— Гм-м... Вы удивительное создание, Флорин. Чего вы хотите? Какие у вас мотивы?
— А кто спрашивает?
— Можете называть меня Дизз.
— Я не об этом.
— Просто считайте, что... есть и другие заинтересованные стороны помимо известных вам. Вы действуете на более обширной сцене, чем предполагали до сих пор. Поэтому вы должны вести себя осмотрительно.
Я снова зевнул.
— Я устал, — сказал я. — Я уже давно не спал, не ел, не занимался любовью — не делал ничего, кроме как выслушивал всяких притворщиков, бросающихся намеками на большое дело, и мне кажется, что лучше всего мне действовать в одиночку и держать нос в чистоте. Кто вы, Дисс? На кого работаете? Вы в самом деле похожи на крокодила, или это всего лишь продолжение моих галлюцинаций?
— Я представитель определенных сил, действующих в Космосе. Откуда я появился. Неважно. Достаточно одного факта моего существования.
— Барделл говорил что-то о вторжении.
— Слово, отражающее примитивное представление о действительности.
— Куда вы вторгаетесь? На Землю или... на Грейфелл?
Я с удовольствием увидел, как он вздрогнул.
— Что вы знаете о Грейфелле, мистер Флорин?
Я насладился чисто театральной паузой.
— Сами знаете... У Волка-девять, двадцать восемь световых лет от старого Чикаго.
Я счастливо улыбнулся. Он нахмурился и потянулся к чему-то на столе. Я попытался вскочить, но вспышка была такой яркой, что все небо мигнуло и накрылось тьмой, более темной, чем внутри черного шара. Я метнулся через стол. Пальцы мои впились во что-то такое же горячее, как кухонная плита, и такое же скользкое, как сырая печенка. Я услышал сердитый вопль, но не понял смысл слов, поскольку уже проваливался в небытие...
ГОЛОСА РАЗДАЛИСЬ с неба.
— ...немедленно! Следуйте чрезвычайным процедурам, черт вас всех побери! — это было колокольные обертоны Большого Носа.
— Я пытаюсь, но... — голос человека-птицы.
— Сейчас не время делать промахи, кретин!
— Да делаю я, делаю... как обычно...
— Вон! Пошел прочь с дороги!..
— Говорю вам, я пытаюсь очистить схему. Но ничего не происходит. Это... это он...
— Что он? Не бормочите, как идиотик. Он ни к чему не имеет отношения... Экспериментом управляю я.
Истерический смешок.
— Вы? Действительно, вы? И вы в этом уверены? Вы уверены, что мы все не попали...
— Будьте вы прокляты, отключите энергию. Верните все обратно.
— Я так и сделал. Вернее, попытался. И ничего не произошло!
— Заткнитесь, черт вас подери!
Голос Большого Носа повысился до крика. Одновременно в моих запястьях, лодыжках и в груди возникла такая боль, словно меня резали на куски раскаленной проволокой. Внезапно грянул гром, небо раскололось и упало, забросав меня кусочками с острыми краями, которые тут же превратились в дым и улетучились, а я остался лежать, связанный, на спине и смотрел на прямоугольную сетку потолка в комнате с зелеными стенами. А надо мной склонился человек, которого я окрестил Большим Носом.
— Ну, будь я проклят, — сказал он. — Он все-таки жив.
Человек с седыми волосами и соответствующим лицом, одетый в белую блузу, и потрепанный человек в потертом рабочем комбинезоне подошли и уставились на меня. Наконец, кто-то нашел время, чтобы развязать меня и снять что-то с головы. Я сел и почувствовал головокружение, мне тут же вручили чашку с чем-то ужасным на вкус, но, очевидно, правильно действующим. Головокружение ушло, осталась лишь тошнота, ощущение во рту, словно там покопалось семейство кротов, но боли в голове, запястьях и лодыжках уже почти не ощущалось. Седой человек — доктор Эридани, вспомнил я вдруг его имя, — наложил на ноющие раны какой-то бальзам. Все остальные были заняты разглядыванием приборов на большом пульте управления, занимающим изрядную часть противоположной стены, и что-то одновременно бормотали.
— А где сенатор? — спросил я.
Мысли мои, казалось, двигались медленно, как грузные животные в глубокой грязи.
Большой Нос оторвался от своего занятия и нахмурился.
— Он просто шутит, — сказал потрепанный человек.
Его звали Ленвилл Траит, он работал ассистентом в лаборатории. Я не помнил, откуда я это знал, но я точно знал.
Большой Нос — для друзей Ван Уоук — подошел и уставился на меня без всякой приязни.
— Послушайте, Барделл, — сказал он. — Я не знаю, что у вас в голове, но забудьте все. У нас есть соглашение, составленное по всем юридическим нормам, подписанное и засвидетельствованное. Вы согласились на это с открытыми глазами и получите то, что вам полагается, но ни центом больше, и это окончательно.
— Вы сами подаете ему идею, — тихонько сказал Эридани.
Трайт вручил мне чашку кофе.
— Да не подаю я Барделлу никаких идей, — заявил Большой Нос и хитро усмехнулся мне. — Он и сам все знает.
— Барделл — агент, — сказал я, голос мой слабо продребезжал, точно у старика.
— Вы неудачник, которого мы вытащили из канавы и дали большие возможности, — проворчал Ван Уоук. — Как и весь ваш вид, вы теперь полагаете, что можете давить на нас. Ну, так это не сработает. Ваше здоровье не пострадало, так что даже не думайте жаловаться.