м частным детективом, со здравым смыслом или лишенным оного?
— Я пас. Продолжайте.
— Ваш последний проект в качестве Председателя был разработкой устройства для исследований сна, аппарат, разработанный для поисков подсознательных символов, а в дальнейшем для их конкретизации и воплощения без бессознательных разумных действий, доступных для исследования. Вы настояли на том, чтобы самому пройти первый тест. Но, к сожалению, из-за усталости и напряжения, вы не справились с переживаниями. Ваш разум избрал новый путь бегства от действительности, и вы сбежали в вымышленный мир, вами самими же изобретенный.
— Я разочарован в себе. А я-то думал, что мог создать что-то более интересное, чем преследования, бегство, выстрелы и все банальные страшилки.
— Правда? — хихикнул Дисс, словно открыл клапан, чтобы немного сбросить излишнее давление. — Познайте себя, Флорин. Вы ученый, теоретик, а не боевик. Вы ухватились за возможность избавиться от ответственности в простом мире грубого закона: убей или умри. Но ваши лояльные прихвостни, вполне естественно, были далеки от подобного поворота событий. Им было необходимо вернуть вас из вашего вымышленного мира. Вы стали личностью, легендарного символа жителя Старой Земли по имени Флорин. Ван Уоук противостоял такому бегству, дав вам задание — точнее, вашему вымышленному персонажу, — следовать определенным маршрутом, а потом стал возводить на вашем пути препятствия, с целью выковырять вас из вашего убежища. Все шло, как было запланировано — до определенного места. Вы приняли вымышленное задание, начали действовать. А потом все вдруг резко спуталось. Неожиданно возникли незапланированные элементы, все осложнив. Ван Уоук попытался все прервать, но не сумел это сделать. Все вышло у него из-под контроля. Он больше не контролировал Машину Грез.
Он сделал паузу, явно ожидая вопроса. И я задал этот вопрос.
— Разумеется, главным стали вы, — сказал он. — Вместо того, чтобы действовать, как пассивный получатель импульсов, подаваемый в ваш мозг, вы перехватили их и соткали из них новую матрицу, более соответствующую вашим потребностям и, в частности, потребности цепляться за избранную вами роль.
— Что вы подразумеваете под «Старой Землей»?
— Вы все еще не вспомнили? — сказал Дисс. — Часть вашего разума старательно заменила ситуацию, которую вы сочли невыносимой, новыми реалиями. Снабжая вас данными из другого источника, я обхожу вашу оборонную линию с фланга. Что же касается Старой Земли — такое имя носит незначительный мелкий мирок, который отдельные люди считают исходным домом Человечества.
— Наверное, предполагается, что я сейчас считаю, будто у Человечества есть лишь один дом?
— О, да, такова была установка, которую вы избрали для себя, так же, как роль Флорина, Стального Человека. Но к настоящему времени вы должны быть готовы принять тезис о том, что такая сцена слишком мала, чтобы вместить вас — и меня. — И он снова изобразил улыбку безгубым ртом.
— Если не упоминать о Грейфелле.
Дисс опять издал шипящий смешок.
— Ван Уоук дошел до отчаяния. Он пытался умиротворить вас, предлагая вам альтернативный путь рационального бегства, приемлемое алиби, за которое можно было ухватиться. Но вы продолжили его гамбит, доведя до абсурда, и тем самым его дискредитировали. Именно в этот момент я почувствовал, что настало время вступить в игру — и чтобы сохранить ваш здравый рассудок, и чтобы предотвратить более обширную трагедию.
— Понятно. Значит, вы — просто самоотверженный человек, альтруист, желающий внести щепотку добра в большой и страшный воображаемый мир.
— Не совсем так, — он стряхнул пепел с сигареты. — Я уже упомянул, что вы тоже можете кое-что для меня сделать.
— Я думаю, вы мне скажете, что именно, независимо от того, стану я вас упрашивать об этом или нет.
— Машина Грез, — сказал он, — является самым оригинальным устройством, боюсь, даже слишком оригинальным. Вас можно поздравить, мой дорогой Флорин, с таким достижением. Но, знаете ли, я не стану вас поздравлять. Машина должна быть выключена.
Я почесал подбородок и обнаружил, что довольно давно уже не брился. Возможно, это и было ключом к разгадке чего-то, но в данный момент я не стал задерживаться и пытаться ее разгадать.
— Аналогом наших проблем, — продолжал Дисс, — может послужить следующая — чисто гипотетическая ситуация. Предположим, племя диких аборигенов на каком-то далеком острове в океане случайно наткнулось на некий генератор мощных радиоволн. Какой-то мелкий подобный продукт, давно здесь забытый более развитой расой. В своем полном неведении они могли нарушить планетарную связь, вмешаться в действия спутников, нанести вред тридео-передачам и пооткрывать двери всех гаражей на другой стороне планеты.
— Звучит неважно, но я понял.
— У Машины Грез, к несчастью, есть подобные побочные эффекты. Когда вы, а теперь и ваш Совет, запускаете ее, то невольно создаете последствия в матрице вероятности, которые распространяются на половину Галактики. Конечно, это невыносимая ситуация. Честно говоря, мои нынешние действия в полуматериальным состоянии, направленные на противостояние вам, так же нелегальны, как незаконный переход государственной границы. Но я посчитал, что обстоятельства требуют маленьких отклонений от инструкций.
— Что значит «полуматериальное состояние»?
— То, что я нахожусь здесь, фактически, не больше, чем вы сами.
— А где же вы?
— В кабине передатчика моего транспорта, на станции, примерно, в двух световых годах от Солнца. В то время как вы, разумеется, находитесь в Машине Грез в вашей собственной лаборатории.
— А к чему этот экзотический фон Сахары?
— О, вы видите пустыню, не так ли? Разумеется, вы взяли ее образ из вашего личного фонда формирования образов. Я же просто набрал нейтральную установку.
Я посмотрел на пустыню позади него, она выглядела такой же реальной, какой всегда выглядит пустыня. Он дал мне время осмыслить эту идею.
— Сейчас я вмешаюсь в работу Машины, — сказал он, — чтобы вернуть вас в сознание, в здравом уме и памяти. А вернувшись, вы уничтожите Машину, включая все рабочие записи и схемы. Идет?
— Никаких соглашений, — сказал я.
— О, подумайте же, Флорин. Ведь, конечно же, вы все равно выберете жизнь и здравый рассудок?
— Мне не нравятся соглашения вслепую. Может, все происходит так, как вы говорите, а может, и нет. Возможно, вы способны сделать то, о чем говорите, а возможно, не способны. Может, я великий изобретатель, а может, качаюсь на люстре, зацепившись за нее хвостом. Вы должны еще доказать мне свою правоту.
Дисс рассерженно затушил сигарету, растер ее в порошок, пустил по ветру и убрал мундштук.
— Упрямый вы человек, Флорин. — Он скрестил руки на груди и побарабанил пальцами по бицепсу. — А если я верну вас в вашу нормальную базовую реальность в полном рассудке, и вы увидите, что все обстоит так, как я описал — тогда вы уничтожите Машину?
— Я приму решение, когда окажусь там.
— Ба! Да вы неисправимы. Даже не знаю, зачем я напрасно трачу с вами время... Но я — доброе существо. Я согласен. Но предупреждаю вас...
— Не надо. Это загубило бы нашу красивую дружбу.
Он нетерпеливо дернулся, повернулся, и у меня перед глазами на миг пронеслось изображение каких-то вертикальных панелей и рядов индикаторов, образующих сложный узор. Дисс сделал быстрое движение руками, и индикаторы сменили картинку. Удаленный горизонт плавно придвинулся ближе, вместо неба возникла пустота. Секунда темноты и серии звуков, напоминающих хлопающих вдалеке дверей. Идеи, имена, лица промчались у меня в голове, точно вода, заполняющая резервуар.
Затем стали медленно зажигаться огни.
Я лежал на спине в помещении шагов в тридцать длиной, со стенами, покрытыми бликующими панелями, мозаичными полосами и загроможденном сложной аппаратурой. Большой Нос навис над пультом управления, на котором мигали индикаторы и то и дело вспыхивали какие-то предупреждающие сигналы, пища и скрипя.
Рядом с ним седой человек в белой блузе склонился над пультом поменьше, щелкая переключателями. На соседней раскладушке лежал и храпел Барделл.
Я кашлянул, Большой Нос резко повернулся и уставился на меня. Губы его зашевелились, но слов не было слышно.
— Теперь можете развязать меня, доктор Ван Уоук, — сказал я. — Я больше не стану буянить.
VIII
ПРОШЛО ПОЛЧАСА, как имеют привычку делать любые полчаса. Человек с жирным лицом — известный под именем доктор Уоллф, — снял контакты и закудахтал над моими запястьями и лодыжками, натертыми металлическими браслетами, смазывая их каким-то бальзамом. Седой человек — доктор Эридани — убежал, но тут же вернулся с горячим кофе, в которое было добавлено что-то, что вернуло обычный цвет моим щекам, если не моей гордости. Остальные — Трайт, Томи, Хайд, Джоунс и так далее (их имена услужливо подсказывала мне память, как и множество других вещей) собрались вокруг и по очереди сообщали мне, как они волновались. Единственным, кто держался позади и дулся, был Барделл. Эридани сделал ему укол сульфида, от чего он завопил, но вскоре успокоился, хотя все еще выглядел обиженным.
— Боже мой, Джим, — сказал мне Ван Уоук, — мы уж думали, что потеряли вас.
— Тем не менее, я здесь, — сказал я. — Дайте мне отчет, расскажите все, с самого начала.
— Тогда, при завершении САВУ — то есть Символического Абстрактора и Визуального Усложнителя — вы санкционировали эксплутационное испытание, избрав в качестве объекта себя самого. Вас погрузили в легкий гипноз и закрепили на вас электроды. Началась обычная калибровка. Программа была составлена, интегратор включен. И тут, внезапно, энергопотребление скачком увеличилось в десять раз. Были включены защитные устройства обратной связи, но безрезультатно. Я пробовал различные способы, чтобы восстановить управление, но тоже напрасно. Тогда я нехотя возвестил об аварийном завершении работы и отключил энергию — но вы оставались в глубокой коме, не отвечая на сигналы отзыва. Было похоже на то, что вы получали энергию из какого-то другого источника, что, по моему мнению, звучало совершенно фантастично. В отчаянии я попробовал корректирующее перепрограммирование, но все напрасно. И вдруг — как гром с ясного неба — вы сами вышли из комы.