Крылов понял, что они не могут отвязаться от фрица на высоте и пошел вниз по крутой глиссаде. ИЛ, опустив нос, скользил к земле. Он всё падал и падал, набирая по ходу головокружительную скорость. Расчет командира строился не на скорости. Если не удалось сбросить мессер с хвоста на высоте, надо воспользоваться предрассветной мглой. Находясь выше, немец может потерять зеленый бомбардировщик на фоне пока еще темной земли. Тут главное самому в землю сгоряча не воткнуться, а то костей не соберешь. Поэтому лейтенант внимательно следил за быстро вращающейся стрелкой альтиметра.
– Как там мессер? – не выдержал он на высоте полутора километров.
Спустя несколько секунд из лингафонов выплеснулся крик стрелка:
– Командир, командир, фриц отвалил! Уходит!
– Точно уходит? – не поверил лейтенант.
– Да, отвернул. Вижу его. Дыма, вроде… Нет, есть дымок! Горит, сволочь!!!
Нос ИЛа стал подниматься, но очень медленно и неохотно. В лингафоне было слышно, как рычит командир, борясь с налившимся свинцовой тяжестью штурвалом. Штурман ослабил ремни, нащупал штангу дублирующего управления и что было сил потянул штурвал на себя. Бомбардировщик стал медленно выравниваться.
В трехстах метрах над поверхностью самолет всё-таки стабилизировался и перешел в горизонтальный полет.
– Спасибо, Гоша, – с трудом переводя дух, поблагодарил командир. – Выручил.
– Да ладно, – пробормотал штурман, снимая руку с рычагов управления и разминая побелевшие пальцы. – Зато согрелись.
– Леша, спасибо, прилетим – дам команду отметить в журнале сбитый мессер! Теперь радио в полк: «Тянем домой, поврежден стабилизатор. Все живы. Бензина в обрез». И запроси 80-й и 46-й, как они?
– 80-й и 46-й на подлете к дому, – радостно сообщил Леша через минуту.
– Добро. Штурман, позиция?
– Шестьдесят километров к юго-западу от точки, – почти мгновенно ответил Гоша. – Линию фронта пересекли.
Потому Георгий и считался лучшим штурманом эскадрильи, что в любой ситуации мог точно сориентировать командира. Создавалось впечатление, что ему даже на приборы смотреть не надо – они у него в голове работают.
– Тогда чуть поднимемся, – ответил Володя. – Мало ли что.
– Командир, радио из полка! «Готовы принять. Видимость восемьсот, ветер встречный три».
Минут через двадцать Аркадий почувствовал, что командир начал посадочную глиссаду…
Аркадий открыл глаза: перед ним и штурманом стоял стрелок-радист Леша.
– Тебе чего, Леш? – тоже очнулся закимаривший на скамеечке Гоша.
– Командир велел передать, чтобы Аркадий собирался. Через полчаса сюда прилетит почтарь, который как раз возвращается в штаб дивизии.
– Понял тебя…
– Ты чё такой смурной, фотограф? Полет не понравился? – толкнул Аркашу в плечо Гоша.
– А как он может понравиться? Опять чуть не угробились! Вот кажинный раз, как я с вами лечу, что-нибудь случается, – проворчал старший сержант, хотя было видно, что это, скорее, напускное.
Гоша почувствовал это и принял эстафету:
– Что-что? Каждый раз что-то случается?! Да если хочешь знать, когда тебя с нами нет, всё проходит без сучка и задоринки. И бомбометания точные, и мессеры опаздывают, и зенитки промахиваются, и погода хорошая. А как ты со своим фотоателье летишь, да еще заставляешь эти гнусные ФотАБы подвешивать, обязательно случается какая-нибудь хрень!
Так они пикировались почти после каждого совместного вылета.
– Ну, что – пошли на дозаправку? – потер руки Аркадий, предпочтя сменить тему, потому как штурман был прав кругом. Любой экипаж, летающий с контролером-фотографом и ФотАБами, согласился бы с ним.
– Конечно, и по сто полетных! – поддержал Леша. – Мессера-то завалили!
– Я – пас, мне же в штаб к начальству! – вставая, сказал Аркадий. – А так, пошли, мне еще переодеться потом надо…
– Фасонщик, – усмехнулся радист, и вся троица, пригнув головы, нырнула в землянку отобедать.
Столовая, хоть и была формально офицерской, после боевых вылетов принимала экипажи целиком, не делая различий из-за погон.
Полчаса спустя переодевшийся во все свежее и благоухающий Шипром Аркадий вышагивал по летному полю, направляясь к стоящему неподалеку У-2.
Пилот – штабной самоуверенный щеголеватый младший лейтенант – любезничал под крылом с официанткой Зосей. Форма на нем сидела, как с иголочки: в меру приталенный китель, безукоризненно отглаженные галифе, сверкающие воском хромовые сапоги… Любящий пофорсить фотограф слегка приуныл, осознав, что его внешний вид, на фоне залетного штабного, мягко говоря, не комильфо. Но делать нечего – лететь-то надо!
– Товарищ младший лейтенант, старший сержант… – при слове «младший» штабной поморщился и жестом остановил сержанта.
– Так это тебя надо срочно в штаб?
– Так точно, товарищ…
– Всё, кончай иерихонить. Полезай вторым номером. Хоть знаешь, где это? Летал когда-нибудь?
Аркадий не на шутку обиделся, но виду не подал:
– Приходилось.
– Тогда шевелись давай, сейчас взлетать будем.
Фотограф забрался на место позади пилота и сел. На сиденье оказался положен парашют и рядом кожаный шлем с очками. Аркадий ловко пристегнул трапецию и надел шлем. Кассеты с пленкой и фуражку положил рядом на пол кабины. Лейтенант еще пару минут пошептался с Зосей и отпустил ее. Молодая коза, глупо хихикая, убежала.
Лейтенант забрался в кокпит и пошуровал тягами и рычагами:
– Механик?
– Я! – ответил подбежавший техник, вынимая из-под шасси тормозной сапог.
– От винта!
– Есть, от винта!
Мотор «уточки» пару раз чихнул, рывками прокручивая вал винта и завелся. Аркадий заметил, что лейтенант не стал снимать новенькую фуражку. Он хлопнул того по плечу и показал на голову, мол, забыл шлем. Но пилот надел очки, обернулся и закричал, стараясь перекрыть грохот двигателя:
– Еще чего? Я в воздухе хозяин – как хочу, так и лечу!
Аркадий пожал плечами, но пощупал щечки шлема. Так и есть – лингафон отсутствовал, провода не было. Получалось, что шлем не очень-то и нужен.
«Наверное, на этом корыте и радиосвязи нет!» – равнодушно констатировал он и надел летные очки.
К самолету подбежал посыльный из штаба полка и протянул запечатанный сургучом пакет.
– Секретный пакет комдиву! Распишитесь, товарищ младший лейтенант!
Пилот перегнулся через борт, принял пакет и расписался в ведомости. Потом он жестом дал понять посыльному офицеру, что собирается взлетать. Офицер отбежал от самолета и быстрым шагом направился к штабу.
Вскоре самолет летел на высоте двухсот метров. К этому времени совсем рассвело, и Аркадий с интересом смотрел на пейзаж внизу. На его счету значилось уже двадцать семь боевых вылетов, но почти все они проходили ночью и на большой высоте. Поэтому вид проплывающей внизу земли был для него внове. Опытным глазом аэроразведчика он отмечал передвижение колонн техники и живой силы, замаскированные позиции полковой артиллерии, зенитные расчеты. Но вскоре ночной полет, сытный обед и просто накопившаяся за несколько дней усталость, дали о себе знать, и старший сержант под равномерный, убаюкивающий звук мотора заклевал носом и заснул.
Разбудила его тишина. Аркадий выпрямился и огляделся. Их этажерка стояла посреди большого поля с выключенным мотором. Лейтенанта нигде не было видно.
«Что за чертовщина, – подумал сержант и, отстегнув парашют, встал в кокпите. – Куда этот пижон делся?»
Стояла поразительная тишина и лишь где-то вдалеке свиристели неизвестные птицы. Наклонившись вперед, он увидел в кабине пилота парашют и планшет лейтенанта, из которого торчал угол секретного пакета. С правой стороны от сиденья лежал ППШ5.
«Понятно, курьер. Автомат нужен. Но где же этот – раздолбай?» – без особого, впрочем, осуждения сумбурно подумал Аркадий и вылез из самолета.
В это время к биплану подошел лейтенант.
– Ты представляешь, фуражку сдуло, а я ее только-только в военторге купил, – пояснил он и водрузил слегка помятую фуражку на голову. – Насилу нашел.
– Товарищ младший лейтенант, полетели уже. У меня срочные разведданные для штаба дивизии, – заходя за стабилизатор, попросил Аркадий.
– Да ладно тебе! У меня, вон, тоже пакет комдиву. Сейчас полетим, – легкомысленно ответил штабной.
– А вы уверены, что мы у своих? – выходя из-за хвоста и застегивая галифе, спросил въедливый сержант.
– А где же еще? Через фронт-то не летели…
– Здесь, товарищ младший лейтенант, линия фронта не сплошная и неустоявшаяся пока. Оборона и у нас и у немцев очаговая, это я вам как разведчик говорю! Не дай бог с нашими документами к немцам угодить.
– Типун тебе на язык, сержант!
Лейтенант достал флягу, отвинтил крышку и сделал несколько больших глотков. Потом посмотрел на Аркадия и протянул флягу ему:
– Будешь, разведка? Зоська квасу налила. Холодный. Тебя как звать-то?
Отказываться было неудобно. Аркадий взял флягу и сделал несколько мелких глотков. Квас был терпкий и почти теплый.
– Спасибо, – он вернул флягу. – Аркадием звать. Полетели?
Лейтенант завинтил горлышко и с ухмылкой посмотрел на Аркашу:
– Меня – Вадим. Ну, полетели, разведка… Залезай.
Только он успел это сказать, как раздался ухающий звук, и в тридцати метрах от этажерки разорвался снаряд, взметнув вверх комья грязи и дерна. Оба присели.
– Я же говорил, лейтенант! Ходу, ходу отсюда!
Аркадий шустро запрыгнул в кокпит и быстро пристегнул парашют. На самом краю поля в их сторону двигалась цепь немцев и три бронетранспортера. На одном из них была, по-видимому, установлена малокалиберная пушка. Просвистел еще один снаряд и разбросал землю позади самолета. Аркадий тревожно обернулся: лейтенант мучительно медленно залезал в кабину. Из уха у него текла кровь – контузило. Аркадий достал ТТ6 и выстрелил в сторону немецкой цепи. В следующую секунду он понял, что до немцев метров триста, не меньше – пистолетом их не возьмешь.