— Вы, черт бы вас побрал, пока еще мне подчиняетесь, мне! А не какой-то госпоже Смит! Почему о пропаже постояльца я узнаю из уст посланного Хрисанфом Тихонычем человека, а не от вас?
— Да мало ли людей пропадает? — возразил агент. — Обо всех сообщать, что ли? Вон в гостинице швейцар пропал — и ничего! Никто шуму не поднимает. Свободный человек в свободной стране…
— Молчать! — прорычал следователь. — Куда пропал швейцар?
— Хозяин говорил, не вышел на службу. Запил, верно.
— Это тот… как его… Кузьма?
— Кузьма Гаврилыч Бражкин, — пояснил с готовностью письмоводитель.
— Кузьма Гаврилыч… — Павел Миронович, с трудом припоминая бомбейского швейцара, отошел от шеренги агентов, те с облегчением вздохнули. — Так, видел его, человек обстоятельный. Голос оперный. Крепыш, семьянин порядочный. И что — запил?
— Может, вместе с пропавшим Забродиным и пьянствует в злачных местах, — подал голос агент, — а мы здесь огород…
Договорить он не успел, потому что резко и громко затрезвонил телефонный аппарат и следователь, отвернувшись от говоруна, направился к своему столу. Он снял трубку и услышал взволнованный голос своего помощника.
— Господин Тернов! Господин Тернов! Срочное сообщение!
— Лев Милеевич, не кричите так. Говорите медленнее, — оборвал его Тернов.
— Так я тороплюсь, буквально на минутку отлучился от милейшей госпожи Смит, потому что она вступила в беседу с английским дипломатом. Забежал в конторку и звоню вам.
— Где вы пропадаете? Почему не на службе?
— Нахожусь в Манеже, на открытии чемпионата по борьбе. И здесь много любопытного. В том числе есть и возможность, как сказал мудрейший Раджи-Бабай, встретить нашего дорогого Джоника…
— Хватит нести чушь! — взвизгнул Тернов, — мне наплевать на вашего проклятого Джоника! Говорите по существу.
— Много, слишком много существа, Павел Мироныч, — продолжил частить Лапочкин, — например, афиша у входа в Манеж: на ней появилось имя, возможно, победителя чемпионата, а, возможно, и будущего русского олимпийца…
— Короче, мне некогда.
— Но самое главное не это. Тут такое творится, такое творится! А сколько флиртовцев! Уже Фалалея и Самсона видел, поздоровался с душкой Синеоковым, а сейчас наблюдал, как к Модестушке сам Сыромясов направился, да под ручку со своей кралей. Не сомневаюсь, и остальные фигуранты преступления вскоре пожалуют;..
— Еду, — Тернов бросил на рычаг трубку и нахмурился.
Как ему в голову не приходила такая версия? Для своих тайных сборищ преступные флиртовцы облюбовали спортивные залы! И теперь вот на чемпионат явились! Там-то легко сговариваться, никто ни в чем не заподозрит.
— Всем за мной! — скомандовал агентам Тернов и направился к вешалке.
Через четверть часа в сопровождении группы захвата он входил в многоголосое помещение Манежа. Во всех коридорах и фойе толпились сотни людей: борцы, спортивные репортеры, фотографы, художники и просто любители спорта. Перебивая друг друга, они сыпали непонятными терминами: «мост», «скамейка», «боковой пояс», «обратный пояс», звучали и известные имена: Поддубный, Заикин, Бамбула, Казбек-гора, Циклоп, Буйвол, Карло Милано. Особенно горячились фотографы, которые в такой толкотне никак не могли сделать нужных снимков.
Павел Миронович с трудом пробрался к служебному входу и занял позицию для наивыгоднейшего обзора. Многие зрители уже расселись вокруг арены на стульях и креслицах, кто-то бродил между рядов, рассчитывая придвинуться ближе к самой арене.
Сначала Тернов увидел неразлучных друзей: Самсона Шалопаева и Фалалея Черепанова. Оба расположились во втором ряду, были в порядочных костюмах и с дамами. Слева от Шалопаева сидела эффектная, смуглая женщина с орлиным профилем, пальцами она перебирала четки. Справа от Фалалея расположилась, потряхивая кудряшками, девица попроще. Она гримасничала и жеманилась, отправляя в рот шоколадные конфеты из коробки, которую держала в руках. Сам Фалалей что-то быстро строчил в блокноте.
Сбоку, в первом ряду, развалился разнаряженный Модест Синеоков, рядом с ним хлопал глазами краснощекий корнетик.
Дольше всех Тернов искал взглядом Сыромясова. И нашел его с трудом, поскольку Сыромясов делал вид, будто погружен в чтение газеты и лицо его было скрыто бумагой. Барышню рядом с ним Тернов узнал: эта она приносила в следственное управление теплые брюки для своего дорогого Мишутки.
Увидел следователь и проклятую миссис Смит, рядом с принаряженной старухой восседал, судя по лошадиному лицу и деревянной осанке, английский дипломат. Но Лапочкина около нее не обнаружил.
Восторженный гул публики побудил Павла Мироновича обратить взор к арене. Жеребьевка уже состоялась, борцы готовились в своих уборных, а пока на арене появились силачи в спортивных трико, дающих публике возможность оценить превосходно развитую мускулатуру шеи, грудной клетки, предплечий. Начались атлетические игры со штангами, гирями, гнутыми балками. С минуту Павел Миронович понаблюдал, как плотный, атлетически сложенный человек на глазах у публики свивал веревку из семидюймовых гвоздей. Потом свой номер демонстрировал кряжистый детина, с кривоватыми, похожими на бутылки ногами. Уложив на бугристые плечи длинное металлическое коромысло, он осторожно поворачивался. Фокус состоял в том, что по обоим концам коромысла, ухватившись за них руками, повисло по шесть-восемь мужиков из публики. Темп раскручивания увеличивался, мужики не выдерживали, отлетали в стороны…
Тернов с трудом оторвал глаза от арены, и вновь принялся выискивать среди публики интересующих его особ. Потом его внимание сосредоточилось на вновь появляющихся зрителях. Теперь он горел желанием увидеть в зале остальных флиртовцев и в первую очередь зловредную госпожу Май…
Наконец человек в униформе объявил первую пару борцов: негра Бамбулу, борца Коли Соколова, и Шимона Агебора, выставленного дядей Пудом. Публика взревела, зааплодировала. Но Тернов только вскользь бросал взгляд на арену, чтобы увидеть, как еврейский Самсон, почему-то покрывающийся в ходе борьбы темными пятнами, без особого труда расправляется с чудовищем из Сахары. Бамбула все чаще убегал от соперника, спасаясь на опилках за краем брезента, потом оступился, и Шимон, сделав полуоборот к негру, перебросил его через бедро и, упав на него, прижал лопатками к брезенту. Вторая пара вообще боролась под дикий шум, публика ревела, женщины вскакивали, визжали от восторга, мужчины не скрывали разочарования: любимец дам, красивый, как Антиной, итальянец Карло Милано, уложил внезапным броском через себя курносого, с торчащими черными усищами Казбек-гору. Этого зрелища Тернов пропустить не мог: Милано рванул правую руку Казбека, тот на мгновение повернулся спиной к красавчику-итальянцу, и тот поймал Казбека за задний пояс, перевернул вниз головой, и лопатки человека-горы вдавились в ковер.
А вот озабоченных лиц Коли Соколова и дяди Пуда он не видел. Антрепренеры держались друг от друга на изрядном расстоянии. Особенно злобно выглядел Коля Соколов. Время от времени к нему подбегал распорядитель соревнований и о чем-то с ним тихо переговаривался.
Из афиши у входа Тернов знал, что в чемпионате участвуют знаменитые чемпионы мира из России, Марокко, Галиции, Японии, Германии, Швейцарии. Срок борьбы каждой пары — не более двадцати минут. Призы по двести рублей. Кроме того, внизу афиши аршинными буквами было выведено, что сегодня впервые на арене выступит сибирский самородок, найденный дядей Пудом: Русский Великан. До следователя долетали разговоры и шепотки, из которых он понял, что Коля Соколов умудрился переманить от дяди Пуда любителя-атлета, готовившегося к участию в Олимпийских играх. Но это меньше всего интересовало Тернова. Состязания уже приближались к финалу, а госпожи Май все не было и не было…
Наконец прозвучал гонг, и человек в униформе объявил, что на ковер вызываются победитель прошлогоднего турнира, выставляемый Колей Соколовым, непобедимый чемпион Эркюль Руси и его соперник, выставляемый дядей Пудом, несравненный силач Русский Великан.
Грянул гром аплодисментов, кое-кто из зрителей даже повскакивал с мест, чтобы получше разглядеть новую спортивную звезду, но всеобщее воодушевление сменилось разочарованным вздохом…
На арене, широко расставляя ноги, поигрывая блестящими мышцами, появился атлет с несимпатичным, корявым лицом — прошлогодний чемпион. А напротив него встал невысокий человек, ладно сложенный, но отнюдь не великан. Лица восходящей звезды разглядеть не представлялось возможным: его скрывала черная маска, из-под которой торчали клочья рыжей бороды. Правда, по крепкой фигуре, по свежести веснушчатой кожи можно было догадаться, что человек этот молод. Но почему он прятал лицо? Неужели урод?
Распорядитель, оглянувшись на низкорослого Колю Соколова, застывшего с кривой усмешкой на лице в позе Наполеона, громко объявил:
— Самородок, впервые представленный вашему вниманию, лицо высокопоставленное, потому и скрывает свою внешность. Господин Соколов не возражает против маски на лице соперника.
По залу пробежал глухой ропот.
Борцы настороженно потоптались на своих местах, потом мягкими, упругими шагами двинулись навстречу — и, обменявшись сильным рукопожатием, разошлись, чтобы через секунду одновременным прыжком повернуться друг к другу. Русский Великан начал наступать так энергично, что переполнявшая зал публика стихла и в едином порыве нетерпеливого и тревожного ожидания подалась со своих мест вперед.
Но тут Тернов заметил, как Синеоков, прижавшись плечом к юному спутнику, что-то шепчет ему на ухо и показывает глазами на выход. В ту же секунду следователь, переведя взгляд на Сыромясова, обнаружил, что толстяк уже пробирается вместе со своей спутницей к проходу. Вот злодеи! Дождались самого острого момента — рассчитывали на то, что Тернов увлечется поединком и забудет о своем служебном долге!
Следователь повернулся было, чтобы отдать указания своим агентам, но все они уже растворились по залу, поближе к захватывающему зрелищу. Слава Богу, навстречу ему бежал всклокоченный Лапочкин.