Поместье Оукбридж, обнесенное высоким чугунным забором, увенчанным сотнями острых пик, было прекрасным образцом имперской архитектуры. У крыльца в кадках из резного камня высились пальмы в человеческий рост – память о заморских территориях. Мраморные львы над лестницей, водрузившие лапы на земной шар, символизировали владычество островной империи.
Стивен Шейли-Хоупс достал из левого нагрудного кармана массивные часы, звякнул крышкой и резюмировал одобрительно:
– Быстро добрались. У нас есть двадцать минут, чтобы осмотреть жилище переводчика.
Майор Керстейн дернул за шнур колокольчика у ворот. Широкоплечий коренастый привратник с огненно-рыжими бакенбардами появился на крыльце сторожки и, увидев гостей, быстро, хотя и несколько подволакивая ногу, бросился к воротам. Едва следственная группа вошла во двор, он вытянулся перед мистером Шейли-Хоупсом и, поедая почтительным взглядом его офицерский мундир, отрапортовал, прижав руки к бокам:
– Господин лейтенант, во вверенном моему попечению имении Оукбридж без происшествий.
– Призрак? – не вдаваясь в расспросы, поинтересовался частный детектив.
– Бесится в своих апартаментах.
– Свидетельницы?
– Сидят тихо вон в том флигеле, под замком.
– Переводчик жил там же?
– Никак нет, во флигеле напротив.
– Один?
– Да, сэр!
– Проводите нас туда.
– Есть, сэр! – И привратник указал на посыпанную мелким гравием дорожку. – Сюда, сэр.
– Вы, я так понимаю, служили в армии? – шагая рядом с провожатым, спросил детектив.
– Так точно, сэр. Капрал девяносто второго Шотландского полка.
– Хайлендеры Гордона?
– Так точно, господин лейтенант.
– Довелось сражаться, и были ранены?
– Дважды, сэр. Под Кабулом и в злополучной битве при Майванде.
– Почтенно, весьма почтенно. А здесь, в Оукбридже, чем занимаетесь?
– С тех пор, как имение отошло в казну, – и за привратника, и за садовника, и за конюха, и в доме что поправить – все, стало быть, ваш покорный слуга Джордж Оуэн Мюррей Мак-Леод, то есть я, сэр.
– Понятно. А где вы были в момент убийства? – Стивен Шейли-Хоупс пристально поглядел на бывшего солдата. На лице у того отразилось замешательство.
– Не могу точно сказать, в каком часу произошло убийство, но весь прошлый день я находился в усадьбе.
– Свидетельницы же кричали?
– Смею заметить, сэр, его гурии орали частенько.
– Кто обнаружил тело?
– Я, сэр.
– Стало быть, они все же вас позвали?
– Нет, сэр. Обходя здание дозором, я обратил внимание, что стихла музыка, и на всякий случай зашел в дом. – Лицо бывшего солдата исказила болезненная гримаса отвращения, и массивные кулаки сами собой крепко сжались. – Тогда-то и услышал их вой.
– А до того?
– До того дурацкое подвывание и дилиньканье замолкало лишь под утро… Прошу вас, сэр, мы пришли.
Мак-Леод достал из сумки на поясе ключи и отпер дверь флигеля.
– Мистер Смит, правильно я понимаю: имение под охраной? – детектив повернулся к представителю Форин-офис.
– Непременно.
– Будьте так любезны, проверьте посты и расспросите, не было ли чего-нибудь подозрительного.
– Вы полагаете, что убийца может вернуться на место преступления?
– В утренней «Таймс» о смерти Алаяр-хана не сообщалось. Удар головой о колонну, даже сильный удар, не всегда приводит к смертельному исходу. Вряд ли в комнате, полной свидетельниц, у убийцы было время удостовериться в смерти принца. Если, как вы полагаете, действовал профессионал, то он должен убедиться в выполнении задания. И, черт побери, выясните, куда исчез переводчик! Он не мышь! Тем более, не летучая мышь, прости, господи! Пошлите опросить местных бобби, может, кто из них видел чужака. Действуйте, сэр! Жду от вас результатов.
Майор Керстейн, не слишком довольный перспективой выполнять команды какого-то армейского лейтенанта, скривился, метнул недобрый взгляд на стоящего без движения Раджива, но все же отправился выполнять приказ.
– Я еще нужен, сэр? – поинтересовался капрал Мак-Леод.
– Пока нет. Впрочем, сделайте любезность, опишите переводчика. Вы же, разумеется, видели его?
Смотритель здания надул щеки и выпустил из приоткрытых губ струю воздуха, собираясь с мыслями.
– Роста, пожалуй, не больше пяти с третью футов, телосложения худощавого, тощеватый, одним словом. Лицо восточное, смуглое. Глаза раскосые и узкие. Волосы черные. Ближе к китайцам, чем к индусам или афганцам. – Хайлендер задумчиво пожал плечами. – Ну что еще сказать? Тихий, скромный такой. Все в доме сидел, когда хозяин его к себе не звал.
– В тот вечер звал?
– Не могу знать. Из покоев генерала во флигель проведен электрический звонок, так что я не имел возможности отслеживать, когда он его к себе зовет.
– Негусто, – вздохнул сыщик. – Ладно, оставайтесь здесь, мы осмотрим комнаты беглеца.
Привратник браво вытянулся и остался стоять у входной двери.
Личные покои скромного полиглота радовали глаз порядком и изысканной восточной роскошью, тем более впечатляющей, что она свидетельствовала о тонком вкусе обитателя покоев, а не просто характерной для азиатов любви к ярким цветам и обилию золота.
– Ну, что скажешь, Раджив? – убедившись, что шотландец не подслушивает, с неподдельным интересом спросил сыщик.
– Есть основания предполагать, что исчезнувший бог весть куда знаток языков родом из Бухары. Или, как минимум, прожил там много лет. На стенах и на полу – чрезвычайно дорогие бухарские ковры. И здесь их аж четыре штуки.
– Надо признать, это не соответствует образу безликого переводчика, каким его представляет Керстейн.
– При всем уважении к майорскому чину, должен заметить, что знаток языков вовсе не должен быть ни бедняком, ни аскетом. В Канджуте не существует письменности. Единственный грамотный человек там – секретарь могущественного Сафдар Али-хана, владыки княжества. Таким способом в ханстве препятствуют фальсификации документов. Так что переводчика дипломатической миссии, хочешь не хочешь, пришлось нанимать со стороны. И он составил всю личную канцелярию престолонаследника. А это уже не простой туземный толмач, как думает майор. Скорее всего, представитель знатного бухарского рода с университетским образованием… Смотри-ка, на кровати бухарский пчак.
– Я видел такие в Афганистане. – Шейли-Хоупс взял нож, поднес его к глазам. – Вот, кстати, и герб эмирата.
– Верно, и все же это именно бухарский пчак. На афганском заклепки на рукояти стоят полуконвертом, а здесь – прямой линией. Возможно, он был откован для кого-то из свиты Исхак-хана.
– Ты хочешь сказать, переводчик входил в его свиту?
– Вполне возможно.
– Даже если это так, вряд ли именно он убил Алаяр-хана. Уж во всяком случае, не этим оружием. Хотя, быть может, очень этого хотел. – Шейли-Хоупс коснулся лезвием волос на запястье. – Точно бритва.
– На тумбочке возле кровати – точильный камень, а вот и лист войлока, на котором переводчик правил лезвие. Ясно видны следы веревки и глубокие прорезы. Вероятно, он закреплял лист на одном из столбиков надкроватного балдахина и тренировался наносить короткий смертельный удар. Если приставить свернутый лист на спинку кровати, все следы окажутся примерно в одном месте – на уровне горла. Однако вряд ли переводчик хотел прикончить кого-либо из жен хана или сотрудников Форин-офис. Судя по рассказу Мак-Леода, наш пропавший полиглот вовсе не боец, так что рассчитывал на единственный удар. Как верно говорил Керстейн, многие желали гибели хана, и по очень разным причинам. Можно предположить, что переводчик смог втереться в доверие к Алаяру, чтобы в удобный момент прикончить его. Но удобный случай все не представлялся, а может, просто не хватало решимости. Судя по состоянию камня, толмач уже целый месяц день за днем точил нож, так и не решаясь полоснуть им по горлу своего господина. Если так, вряд ли в последний момент он решил отложить нож и попытаться разбить голову поднаторевшему в схватках разбойничьему атаману. Тем более этак швырнуть его.
– Он мог впустить убийцу.
– Теоретически – да. Но была ли такая возможность в реальности? Как он мог сноситься с заговорщиками, если постоянно сидел в поместье и не выходил из этого флигеля никуда, кроме как по вызову хана?
– Хорошо, эти вопросы пока останутся без ответа. Как и то, куда он делся после убийства, – напомнил частный детектив.
– Это верно. Но тебе ли не знать: охрана всегда больше следит за тем, чтобы враг не проник в крепость, чем примечает, кто ее покинул. Думаю, бедолага скоро отыщется. Тем более вот его бумажник лежит на каминной полке.
– Думаешь, переводчик исчез… не по своей воле?
– Пока утверждать рано. Но если он не появится, можно предполагать двойное убийство. На всякий случай я бы приказал мистеру Смиту тщательно обследовать сад, конюшни и местные подвалы. Это не лишено смысла и помешает ему вертеться у нас под ногами.
– Хорошо. Переводчика пока исключаем из числа подозреваемых. А что ты думаешь о китайцах?
– Признаться, я о них не думаю вовсе. Они великие мастера своего дела и в столь щекотливых случаях не посылают людей крушить врагам черепа. Их почерк – касание отсроченной смерти. Если бы мы имели дело с китайцами, Алаяр-хан умер бы еще в море, на корабле, от внезапной остановки сердца или паралича легких. И оставалось бы только гадать, пьяный ли китайский грузчик-кули в порту случайно толкнул высокого господина, или прелестная наложница легко и нежно помассировала нужную точку в нужное время.
– Значит, все же русские? Но они не успели бы провернуть все так быстро!
– Пожелай русские захватить Канджут, они уже давно были бы там.
– Стало быть, их мы тоже не принимаем в расчет?
– Мы не считаем Россию априори виновной, – уточнил Раджив. – Но сейчас я бы хотел посмотреть на свидетельниц и, – он глянул на тикающие каминные часы, – на место преступления. Думаю, следует поторопиться и начать со второго.