нный солнцем, изможденный жаждой.
Фия собралась с духом, чтобы вымолвить:
– Вы говорите по-английски?.. Понимаете голландский? африкаанс?
Тут и Николая отпустило.
Какая бабка с косой? Взбредет же дурь в голову. Просто девушка-туземка, знающая языки.
– О, да! Мне нужна вода. Могу дать сухари, билтонг, табак. Где колодец?
– Рядом. Я покажу.
– В какой стороне? Садись передо мной в кокпит. Сюда, сюда, – показал он рукой. – Чего ты боишься?
– Таких повозок не бывает…
– Это колесный буер. Движется под силой ветра. Я еду с запада. Колодцы на карте неверно указаны. Залезай же, он увезет двоих… ты легонькая.
С опаской Фия подступила к дощатому корыту, в котором сидел молодой усач. От ездока пахло едким мужским потом. На его военной рубахе и форменных серо-зеленых штанах змеились белесые соляные разводы. Просолилась и фуражка с полотняным назатыльником. Справа от мужчины, под рукой, Фия заметила пистолет в открытой деревянной кобуре и чехол, из которого торчал приклад карабина. Это ее обнадежило и слегка успокоило.
«Ого! Вон и тесак… Он здорово вооружен. На такого можно положиться».
– Вы… немец из колонии?
Николай тоже разглядывал девицу. Откуда здесь такая? С виду белая – не бечуанка, не бушменка. Рослая и стройная, темноволосая, атласно лоснящаяся. Почему одета по-дикарски?..
– Русский. Николай Мельников, Его Императорского Величества отдельный Африканский корпус.
От его слов Фия подалась назад, теряясь и робея. Все давнее, что говорили у костра в краале, вскипело в памяти, как молоко на огне:
«Русские идут! Они там, за рекой Вааль. Бородатые, скачут без поводьев и стреляют на скаку, рубят англичан саблями. Ка-зак, Тур-ке-стан! Страшнее, чем буры».
– Николас?.. Туркестан, казак?
К удивлению Фии, молодчик с потрескавшимися до сукровицы губами… рассмеялся:
– Пехотинец.
– У меня есть немного воды…
Он промолчал; тогда Фия вынула заветный бурдючок:
– Пожалуйста.
Должно быть, пить он хотел нестерпимо, но утолил жажду с достоинством, отхлебнув лишь несколько глотков.
– Я Фия ле Флер из Кхейса.
Смакуя вкуснейшую в мире водичку, Николай вспоминал карту. Кхейс, где это?.. Кажется, на реке Оранжевой, между землями гриква и бушменов. Одно из пропащих селений в краю вечной засухи.
– Барышня, вы же дочь буров?..
– Да, – соврала Фия, стараясь не отводить глаз.
Николас выбрался из корыта, отстегнул тент позади своего седла и, порывшись в багаже, протянул ей сверток:
– Все, что могу. Чистая исподняя рубаха, вам вместо блузы. Обернитесь кароссом как юбкой. Переоденьтесь, я буду смотреть в сторону.
«Хороший ли подарок – смертное белье?.. А что еще предложить? Нельзя же барышне ходить с голой грудью».
Тем временем Фия за ветрокатом облачалась быстро, как умеют лишь солдаты и девицы. Почти с яростью ножом порезала срамной передник на отдельные полоски кожи, связала из них опояску для юбки. Ощутить на теле ткань рубахи было так сладко, словно годы и беды умчались, мир и дом вернулись. Отвыкла от одежды. Но вещь слишком просторная. Руки тонут в рукавах, придется подвернуть. Закончив одеваться, она украдкой оглянулась – не подглядывает ли русский?
Стоит, дымя папироской. Спина широкая.
«Зачем ему? Он и так меня видел. – Фия попыталась устыдиться, но не удалось. Перекрестилась. – Господи Иисусе, прости мне ложь и непотребный вид. Да, я лгунья. Но иначе он бы погнушался мной и вел себя по-другому».
– Готовы, юффру Фия?
Почтительное обращение «барышня» прозвучало в ушах Фии райской музыкой. Она старалась идти красиво, словно к первому причастию. Голос сам стал певучим:
– Вполне, менеер Николас.
– Тогда слушайте. Сидеть в яхте молча, держась за борта. Скажу: «Направо» – наклоняйтесь вправо, так же и налево. Скажу: «Пригнись» – прячьте голову, не то гиком ударит. Следите, что и как я делаю – пригодится. Отвечать лишь на спрос. Мне говорить будет некогда, я занят рулем и такелажем. Итак, в какой стороне колодец?
– Там могут быть бушмены, слуги бечуанов. У них отравленные стрелы.
– Мне есть чем их попотчевать.
Часто хлопая и трепеща, расправилось полотнище паруса. «Пригнись!» – и балка гика пронеслась у Фии над макушкой. «Держись!» – скрипнул тормоз, и нелепое корыто на колесах покатило с неожиданной для Фии скоростью.
– Скажите им – я угощаю табаком, – краем рта молвил Николай, незаметно для бушменов держа ладонь на рукоятке «маузера».
Стоило Фии повторить это на щелкающем языке исконных жителей пустыни, как низкорослые курчавые людишки цвета опавшей листвы заулыбались и отложили свои луки. О, табак белых людей!.. Лучше него лишь дагга, табак черных людей, от которого начинаешь видеть двухголовых страусов и смеяться, будто тебя щекочут.
Искомый колодец оказался ямой, от наносов песка обложенной камнями. На затененном дне поблескивала лужа сравнительно чистой воды. Двое туземцев в узких набедренниках с кошелями прилагались к водопою, как изжога к индийскому перцу. Повозка с парусом их удивила, но не напугала.
– Они подстерегали меня, – тихо пояснила Фия. – Вождь тсвана послал их.
– Если б не я, вы пошли бы к другому колодцу?
– Он дальше и хуже. В нем вода солоноватая и грязная.
– Переведите, что они говорят.
– Что вы щедрый и добрый баас. Вы не грозили им ружьем. Благодарят. А еще… все равно они скажут вождю о нас. За службу тсвана кормят их, дают молоко, приплод коз. Бушмены очень честные.
Тот из пустынных, на чьем поясе висело больше кошелей – наверняка старший, – указал в сторону и произнес краткую речь, из-за цоканья и щелканья похожую на трель охрипшей канарейки.
– Завтра к полудню тсвана будут здесь. Это умелые охотники. У них не только ассегаи – есть и винтовки. Англичане, уходя на юг, раздали ружья и патроны, чтобы посеять раздор и разбой. Теперь здесь власти нет совсем, и бечуаны распоясались. И он сказал – лучше бы вы… – тут Фия смолкла.
– Что?
– Корова должна быть в стаде. Поговорка такая. Кто добром вернул корову, тот не враг.
– Вряд ли тсвана бегают быстрее «Ягвы», – поглядел Мельников на буер.
Имя машине он подбирал долго, а выбрал бурское «Jagwa» – «Яхта-повозка». Это звучало ветхозаветно, почти как имя Господне, и умиляло всех, кто помогал ему в колонии – немцев-лютеран из Виндхука и «цветных» кальвинистов с пограничья. Эти последние, метисы от голландцев и бушменок, за два века так сроднились с белыми баасами, что уже трудно отличить. Одни – вылитые малороссы, другие – как мордва или рязанцы, все одетые по-европейски и вооруженные. В Трансваале их звали гриква – дружные с бурами, они даже государство создали рядом с алмазным Кимберли.
«Все ж надо было самокат назвать «Шайтан-арба», как на усмирении в Коканде. Эх, и разбегались от нее кыргызы!.. Правда, та арба была снаряжена картечницей…»
– Вашей «Ягве» нужен ветер, а он слабеет. Со мною и водой машина стала тяжелее. Вы сможете завтра поехать?
– Здешние ветры я изучил. Через пару дней северо-западный окрепнет, можно будет покрывать миль семьдесят в сутки, при удаче – сотню. Значит, пока нам нужно укрытие. – Взгляд его обратился к ограждению колодца. Похоже на бруствер, но низко, ненадежно. – Спросите бушменов, вдруг дадут добрый совет. Табака не пожалею.
Выслушав Фию, голый лучник закивал и опять протянул руку – уже в другую сторону. Но после его речи девушка возмутилась, сердито зацвикала, зацокотала.
– Какую там глупость он ляпнул?
– Идти к горам Цагна! Наверное, сам бы туда не пошел!..
– Надежное место?
– Безопасней некуда. – В голосе Фии слышалась издевка. – Даже воины тсвана редко там бывают… Но мы – белые, не из их мира, нам можно. Так он считает.
– Вода там есть?
– Говорят, да. Каменная стена и… это бредни дикарей.
– Тогда бояться нечего. Переночуем здесь, с первым ветерком поставим парус. Спим по полночи, сначала вы, потом я.
Ужин был по-походному скудный – билтонг, то есть вяленая по-бурски говядина с приправами, и русские ржаные сухари. К этим черным сухарям Фия присматривалась с недоверием, потом куснула, погрызла – и увлеченно втянулась.
– Вкусно! И вся ваша армия это ест?
– В походе. Свежего ржаного тут не сыщешь – вы же рожь не сеете. Нам муку завозят пароходами – через Лоренсу-Маркиш и Дурбан, только для полковых пекарей. Дороговато везти – сперва через Каспий, потом по Персии, вдоль Аравии и Африки…
Под звездным небом Калахари в оранжевом неровном свете костерка офицер с волосами пшеничного цвета рассказывал ей о дальних странах. А она, очарованная, вся обратилась в слух, и менеер Николас отражался в ее широко открытых карих очах.
До сего вечера кругозор Фии ограничивался вельдом и пустыней, библейским Вавилоном и евангельской Святой землей. Но тут наскочил на своей «Ягве» русский – не чудовищный казак, как их описывают, а истый джентльмен, – и заговорил, словно запел…
Где-то за пределами вероятия правил царь Александр, плотный, бородатый и упрямый, почти как президент Крюгер. По небу летали дирижабли, будто ангелы.
«Вот бы их увидеть!»
– Могу я попросить вас?..
– Конечно, юффру.
– Есть у вас что-нибудь для чтения?
– О… молитвенник, но он на русском. Хотя… я брал газеты для розжига. Лондонская «Таймс» устроит? Двухмесячной давности.
– И гребень, пожалуйста.
Костер уже давал мало света. Фия поняла, что крепко помнит грамоту. После долгой разлуки вчитаться в печатные строки – словно насладиться разговором с близкими. Пусть даже газета из проклятой Англии и дышит жаждой мести.
С первой страницы ее ошарашило: «Мировая война проиграна?»
«Какая “мировая”? Наши с англичанами дрались – и все!»
«Выстрел “Авроры” разрушил твердыню британского мира. Пока дипломаты играли в политику, кайзер и царь уже делили мир. Царская база в Персидском заливе, приготовления Германии – нам следовало быть настороже! Но мы очнулись, лишь когда груз оружия под защитой “Авроры” прибыл в Мозамбик и по узкоколейке отправился к бурам…