Фердинанд Барро, брат Одилона Барро, стал министром внутренних дел (за свое предательское поведение по отношению к родному брату он получил кличку «Барро-Каин»). Эжен Руэр получил министерство юстиции, Альфонс де Рейневаль – министерство иностранных дел, Феликс Экиру де Парьё – народного просвещения и так далее. Префектом парижской полиции был назначен воинствующий бонапартист Пьер Карлье.
По мнению Карла Маркса, который был не только философом и экономистом, но еще и историком, Луи-Наполеон «выражал готовность составить любое министерство по приказанию парламентского большинства», а так называемая «партия порядка» не сумела воспользоваться этой неповторимой минутой: «вместо того чтобы смело завладеть предложенной властью, она даже не заставила Бонапарта вернуть удаленное им 1 ноября министерство; она довольствовалась тем, что унизила его своим прощением и ввела в министерство д’Опуля господина Бароша»144.
Пьер-Жюль Барош был юристом, который в свое время работал прокурором, а теперь стал вице-президентом Законодательного собрания и превратился в «послушное орудие реакции».
Таким образом, как отмечает Дэвид Стэктон, «депутаты оказались между волей народа, который они якобы представляли, принцем-президентом, который представлял их, и зажиточной буржуазией, которая больше не желала терпеть гражданские волнения»145.
Борьба между Законодательным собранием и Луи-Наполеоном велась жестокая, и она вспыхнула с новой силой, как только миновал революционный кризис и было отменено всеобщее избирательное право. Последнее касалось трех миллионов голосов рабочего класса, и этим добились только одного – принц-президент получил поддержку тех, кого лишили гражданских прав.
При этом, согласно Конституции, Луи-Наполеон должен был иметь содержание в 600 тысяч франков. Не прошло и полугода со времени его вступления на пост президента, как ему удалось увеличить эту сумму вдвое. Вскоре он воспользовался благоприятным моментом и через своих министров потребовал у Собрания цивильный лист (бюджет, предоставляемый в личное распоряжение правителя) в три миллиона франков в год. По словам Карла Маркса, «долгая бродяжническая жизнь авантюриста наделила его крайне тонким чутьем к критическим моментам, когда можно было вымогать деньги у буржуа. Он занимался форменным шантажом»146. В самом деле, Законодательное собрание отняло у трех миллионов французов право голоса, и Луи-Наполеон потребовал за каждого «политически обесцененного француза» полноценный франк – итого три миллиона франков. Законодательное собрание отказало ему. Бонапартистская пресса стала угрожать. И Собрание уступило, проголосовав за единовременную дополнительную сумму в 2,16 млн. франков. Этим оно показало свою слабость и тут же прервало свои заседания на три месяца – до 11 ноября.
А Луи-Наполеон 22 октября 1850 года дал отставку военному министру д’Опулю, снова отправив его в Алжир, но на этот раз уже в качестве генерал-губернатора. На его место был поставлен генерал Жан-Поль-Адам Шрамм.
Полномочия Законодательного собрания истекали в мае 1852 года, а полномочия президента – в декабре этого же года. Республиканцы надеялись, что выборы вернут им власть. Впрочем, ни Собрание, ни президент не собирались ждать предстоящих выборов 1852 года. В ноябре 1851 года оппозиционер Луи-Адольф Тьер сказал о президенте:
– Через месяц мы запрем его в Венсенне.
– Смотрите, чтобы он вас там не запер, – ответил его собеседник.
– Армия на нашей стороне…
Но он заблуждался.
12 ноября Луи-Наполеон обратился к Собранию с пространным посланием, загроможденным мелочами и «дышащим покорностью Конституции». Но при этом, как бы мимоходом, он бросил замечание, что, согласно точному смыслу Конституции, распоряжение армией принадлежит исключительно президенту. Послание заканчивалось следующими словами147.
Франция требует прежде всего спокойствия <…> Я один связан присягой, я буду держаться в тесных границах, предписанных мне ею <…> Что касается меня, я, избранный народом и обязанный моей властью ему одному, всегда буду подчиняться его законно выраженной воле. Если вы в этой сессии примете решение о пересмотре Конституции, то тогда Учредительное собрание[13] урегулирует положение исполнительной власти. Если же нет, народ в 1852 году торжественно провозгласит свое решение. Но каковы бы ни были решения, таящиеся в будущем, придемте к соглашению, дабы страсть, неожиданность или насилие никогда не являлись вершителями судеб великой нации <…> Мое внимание, прежде всего, обращено не на то, кто будет управлять Францией в 1852 году, а на то, чтобы употребить имеющееся в моем распоряжении время так, чтобы переходный период прошел без волнений и смятении. Я искренне раскрыл перед вами свое сердце. Вы ответите на мою откровенность вашим доверием, на мои благие стремления – вашим содействием, а бог позаботится об остальном.
События 1851–1852 годов
Очевидно, что президенту Луи-Наполеону пришлось сразу же столкнуться с противодействием со стороны Законодательного собрания, однако общественное мнение было на его стороне. И что бы Луи-Наполеон ни говорил, он был готов к решительной борьбе. Он был уверен, что народ встретит известие о роспуске парламента равнодушно, а посему начал готовить государственный переворот.
И он начался 1 декабря 1851 года. По сути, это был путч. Военные заняли главные стратегические пункты в Париже. Типографии напечатали извещения о роспуске Законодательного собрания. Сторонники республики попытались оказать сопротивление, но все это было жестоко подавлено.
1 декабря 1851 года, у президента был, по обыкновению, приемный вечер. Посетителей съехалось довольно много. Луи-Наполеон находился в самом веселом расположении духа, подходил и шутил с дамами…
Около полуночи залы постепенно стали пустеть. Вскоре остались только префект парижской полиции Эмиль де Мопа, человек, одаренный необыкновенно твердым характером и железной волей, и генерал Арман-Жак де Сент-Арно, недавно назначенный военным министром. Через час к ним присоединился Огюст де Морни, единоутробный брат Луи-Наполеона. В 1842 году он стал депутатом от департамента Пюи-де-Дом, а в 1849 году, будучи переизбран в парламент, он поддержал политическую линию Луи-Наполеона.
Это были три человека, которым Луи-Наполеон сообщил свои сокровенные намерения. В продолжение двух предшествовавших недель, запершись в кабинете, они готовили план задуманного предприятия, которое от всех прочих хранилось в глубочайшей тайне. Но главным из них был, конечно же, граф де Морни, за что сразу после переворота Луи-Наполеон сделал его министром внутренних дел. Кстати сказать, когда прием у президента был окончен, кто-то спросил его:
– Говорят, Законодательное собрание скоро погонят поганой метлой. Что вы будете делать?
– Постараюсь быть заодно с метлой, – ответил он148.
И вот теперь час «Х» наступил. Но Луи-Наполеон колебался. Он был слишком нерешительным для диктатора и не хотел кровопролития. И вот тут-то положение и спас его единоутробный брат граф де Морни, который за свои старания практически тут же получил титул герцога. Он не отличался особой щепетильностью и предложил арестовать депутатов. Видя, что Луи-Наполеон все никак не решится, Огюст де Морни сказал:
– В смутные времена арестовать члена партии – значит оказать ему услугу. Ты избавляешь его от ответственности перед партией и в то же время обеспечиваешь ему личную безопасность149.
И Луи-Наполеон решился. Он встал и, вручив каждому из своих сообщников по запечатанному пакету, торжественно произнес:
– Господа, теперь отдохнем, и да спасет Бог Францию!
В два часа ночи они разошлись.
После этого президент лег спать. Он заснул сладким сном человека, совершившего благое дело на пользу человечества, а в это время во Франции начал совершаться государственный переворот.
На календаре было 2 декабря 1851 года. Напомним, что эта дата, священная для всех бонапартистов – день коронации Наполеона I и день его великой победы под Аустерлицем.
Все было сделано очень быстро, и уже к утру 2 декабря в Париже были схвачены все, кого только президент считал своими недоброжелателями. Типографии были опечатаны, кассы отобраны, все перекрестки заняты орудиями и войсками. Множество людей было арестовано, и парижане могли с удивлением читать на своих домах прокламации Луи-Наполеона о произведенной им реформе в государстве.
На рассвете остановили издание газет, закрыли клубы и кафе, и, чтобы не было недостатка в еде и беспорядков среди рабочих, рыночные тележки быстро разгрузили, а еду раздали. Полицейская часть переворота прошла успешно. А генерал де Сент-Арно позаботился об армии. Войска окружили Законодательное собрание и взяли под стражу все железнодорожные станции, телеграфы, открытые пространства, выгодные позиции и министерские здания.
В развешанных повсюду прокламациях говорилось, что Законодательное собрание и Государственный совет распущены, а взамен создан новый Совет, составленный из людей заслуженных и имеющих право принимать законы. Кроме того, Сенат, составленный из всех знаменитостей страны, должен был следить за точным соблюдением основных законов государства.
В 7.15 утра Огюст де Морни вошел в спальню ничего не понимавшего министра внутренних дел и объявил:
– Вы уволены, и я занимаю ваше место!
И тут же было объявлено, что 20–21 декабря 1851 года состоится всенародный плебисцит, на котором президент должен быть поддержан большинством голосов.
В 9.00 из Елисейского дворца выдвинулась кавалькада: первым ехал президент в генеральской форме, за ним – Жером Бонапарт, следом – генерал Эксельманс, воевавший еще в наполеоновской Великой армии. Им устроили овацию, но на площадь Согласия предварительно стянули войска – на случай, если оваций не будет.