170
Прибыв в Страсбург, Луи-Наполеон задумал осуществить государственный переворот и предпринять поход на Париж. Параллельно с этим у него имел место бурный роман с певицей Гордон, очень красивой и чувственной бонапартисткой. Увы, как мы уже знаем, заговор провалился, и принц был сослан в Нью-Йорк, где Луи-Наполеон предался настоящему разгулу. Для начала он посетил все местные дома терпимости и повел себя в них так активно, что даже завсегдатаи этих заведений приходили в ужас при каждом следующем его появлении. Потом он начал устраивать веселые вечеринки у себя в квартире. Говорили даже, что принц докатился до того, что жил на содержании у нескольких девиц легкого поведения и выполнял роль сутенера.
После второй попытки переворота Луи-Наполеон был приговорен к пожизненному заключению и заточен в крепость Гам. Самым тяжелым там для него оказалось вынужденное воздержание. Но, к его счастью, на должность гладильщицы тюрьмы была нанята очаровательная 22-летняя Элеонора Вержо, особа с весьма привлекательными округлостями с обеих сторон как выше, так и ниже пояса. Принц решил заняться образованием дочери ткача и после первого урока истории пригласил ее продолжить образование ночью. Она пришла, а утром Луи-Наполеон не отпустил ее из камеры. Так девушка стала «тюремной женой» неугомонного принца. Она заботилась о нем и любила его, подарив ему двух сыновей в то время, пока разделяла с ним тяготы неволи. Принц же в это время вынашивал план побега, который он и совершил, скрывшись в Англии.
В Лондоне будущий император познакомился с некоей мисс Говард. Ее настоящее имя было Элизабет-Энн Хериэтт, и жила она на содержании сначала сына богатого торговца лошадьми, а потом – майора королевской гвардии, от которого у нее был незаконнорожденный сын. Луи-Наполеону было тогда 38 лет, и лицо его уже несло на себе отчетливой отпечаток прожитой бурной жизни: щеки его были дряблыми и обвисли, под глазами темнели круги, усы пожелтели от частого курения. Мисс Говард, как профессиональная куртизанка, владела своим ремеслом в совершенстве, и принц был покорен. Он перебрался жить в ее роскошное жилище и начал вести безбедную жизнь, устраивая приемы, выезжая на охоту и посещая театры.
Клод Дюфрен убежден, что это был «удар молнии». «Впрочем, – пишет он, – это была любовь с первого взгляда для обоих, поскольку ради него эта прелестная двадцатитрехлетняя женщина бросила все, начиная с щедрого содержателя майора Маунтджой-Монтегю. Тот продемонстрировал редкостную жизненную мудрость и дал молодой женщине не только свободу, но и наделил ее огромным состоянием. Это состояние очень пригодилось впоследствии будущему французскому императору для его политических действий. А в ожидании свершения великих замыслов Луи-Наполеон без лишней скромности согласился жить на содержании у красивой любовницы»171.
Что же руководило тогда Луи-Наполеоном? Им руководил, конечно, не только материальный интерес, поскольку нет сомнения, что мисс Говард была единственной женщиной, которую он искренне любил»172. И, кстати, именно мисс Говард предложила своему любовнику выдвинуть свою кандидатуру на выборах в парламент, и именно она деятельно взялась за организацию его избирательной кампании. Она же дала ему денег, заложив свои драгоценности. Сотни тысяч листовок буквально засыпали французов, и Луи-Наполеон прошел в парламент сразу в четырех департаментах. А еще именно мисс Говард помогла Луи-Наполеону стать президентом Республики. Она продала мебель, дом и еще кое-какие драгоценности, на эти деньги велась энергичная пропаганда, и победа принца на выборах оказалась более чем убедительной.
Это удивительно, но после этого мисс Говард не была принята в Елисейском дворце. Принц-президент объяснял это тем, что фактической хозяйкой дворца стала его кузина и бывшая невеста Матильда, которая не желала, чтобы женщина, имеющая внебрачного ребенка, появилась в ее апартаментах. На самом деле, Матильда не была тут главной причиной. Да, она была в фаворе. Да, ее кузен был холост, и она играла роль хозяйки Елисейского дворца, одновременно стараясь вновь разжечь пламя некогда жаркой любви принца, но времена Арененберга уже прошли. На самом деле, будущий Наполеон III сам решил, что отныне он будет «иметь дело» только со светскими женщинами. В результате несколько месяцев его любовницей была маркиза де Бельбёф, потом ее заменила леди Дуглас, затем он обратил взор на графиню де Гюйон. Но оказалось, что последняя уже имела связь с графом Огюстом де Морни, единоутробным братом принца.
Зная об этом, мисс Говард однажды сама явилась в Тюильри на торжественный вечер. Окружение принца было шокировано. Приближенные стали говорить ему о женитьбе на достойной его положения кандидатке – на какой-нибудь европейской принцессе. Луи-Наполеон последовал мудрому совету, но попытки посватать настоящую принцессу не удались. Впрочем, он не слишком расстроился, поскольку уже вновь был влюблен.
Это была Евгения де Монтихо, испанская аристократка, стройная, утонченная, немного рыжеватая, с лицом цвета чайной розы и голубыми глазами. У нее были красивые плечи, высокая грудь, длинные ресницы…
Когда Луи-Наполеон объявил о своем намерении вступить с ней в брак, это известие было принято парижанами с полным восторгом. Во всех салонах, на всех балах только и разговоров было, что о предстоящем браке и о достоинствах будущей императрицы.
Покойный отец девицы Монтихо в чине полковника артиллерии в 1814 году сражался за Францию. Покрытый ранами, он возвратился потом на родину, где несколько лет заседал в Сенате и пользовался большим уважением своих сограждан. Мать ее, Мария-Мануэла, происходила из благородной шотландской фамилии Киркпатриков (она была дочерью Виллема Киркпатрика, консула в испанском городе Малага, и Марии-Франсуазы де Гриверни).
Современники описывали Евгению следующим образом: «Блондинка, среднего роста, с чрезвычайно правильными чертами лица, ослепительной белизной и темно-голубыми глазами. С первого взгляда она не поражает своею красотою, но во всех ее движениях столько живости, в манерах – столько грации, что она невольно останавливает на себе взгляд каждого. Она обходительна, умна, любезна и очень начитана»173.
Считается, что они познакомились еще в 1848 году в Лондоне, но Луи-Наполеон до поры до времени держал свои чувства к Евгении в строгой тайне, и только в середине января 1853 года он объявил о своем намерении жениться на ней Жерому Бонапарту.
Кстати сказать, Луи-Наполеон однажды попытался дать с Евгенией волю рукам, но получил довольно резкий удар веером, напомнивший ему, что он имеет дело не с танцовщицей. Однако он решил, что добьется своего, и продолжил настойчивые ухаживания.
Евгения была знатного рода, что не мешало ее матери открыто заниматься поисками ей мужа, и от этого репутация девушки несколько пострадала. Надо отметить, что сама мадам де Монтихо «прожила довольно бурную жизнь, усеянную более или менее громкими романами»174.
В течение последовавших недель Луи-Наполеон несколько раз встречался с молодой испанкой. Та вела себя сдержанно, что только распалило его интерес. Однажды вечером он пригласил Евгению с матерью в свой замок Сен-Клу. После ужина он предложил дамам прогуляться по саду и подал руку девушке. Та обиженно сказала: «Монсеньор, здесь присутствует моя мать». И Луи-Наполеону «волей-неволей пришлось целый час таскать на буксире мамашу»175.
Политические события развивались весьма бурно, но это не помешало будущему императору продолжать желать Евгению все с той же страстью. Когда она уехала из Парижа, он вел с ней регулярную переписку, которая только обострила его чувства. Письма Евгении очаровали его своим содержанием и качеством. Но этому есть простое объяснение: писала письма не она сама, а… Проспер Мериме (было совершенно нормально, что бывший любовник матери и великий писатель решил помочь устроить жизнь ее дочери). Мать прекрасно понимала, что ей в руки попала редкая добыча. Однако сама Евгения вела себя сдержанно, поскольку любила другого: она уже несколько лет мечтала выйти замуж за соотечественника, маркиза д’Альканисеса, «но тот решил, что мадемуазель де Монтихо была для него не очень удачной партией»176.
В начале 1852 года будущая императрица поняла, что ее мечте не суждено было сбыться, поэтому она сделала все, чтобы Луи-Наполеон «попал в ее сети».
И он попал. Он понял, что, если он хочет обладать этой столь желанной и красивой девушкой, ему придется пойти на все. Испанка ясно дала понять, что ее не устроит роль обычной фаворитки. Однажды в Фонтенбло, проходя под окнами ее спальни, Луи-Наполеон увидел ее в окне и спросил шутливо у Евгении, как ему пройти в ее покои. Но она ответила, как отрезала: «Только через часовню, монсеньор!»
После церемонии коронации императора Наполеона III, состоявшейся 2 декабря 1852 года, остро встал вопрос о его женитьбе, ведь необходимо было думать об укреплении династии Бонапартов. Пошли разговоры о дочери бывшего короля Швеции. В качестве кандидаток упоминалась также принцесса Гогенлоэ, дочь сводной сестры английской королевы Виктории. Все это разбивало сердце мисс Говард, которая «уже видела себя императрицей в качестве компенсации за огромные деньги, выданные любовнику для реализации его замыслов»177. Чтобы успокоить недовольство любовницы, император подарил ей титул графини и дворец Шато-де-Борегар, расположенный в пяти километрах от Версаля, в котором она прожила до своей кончины, последовавшей в 1865 году.
Эндрю Дж. Роу и Светлана Ферлонг пишут:
«Гордая испанка сразу покорила Луи-Наполеона – это произошло на балу в Елисейском дворце <…> Но ему понадобилось четыре года, чтобы тот мимолетный порыв воплотился в полноценный и одобренный церковью брак. Правда, и выбирал супругу уже не президент республики, а император»178.
Эти же авторы отмечают:
«В Париже поговаривали, что Луи-Наполеон предлагал Евгении замужество, еще будучи президентом республики. Правда это или нет – сказать сложно. Однако реальных действий он тогда не предпринимал. Тем временем на большинстве официальных приемов 1849–1851 годов Евгения де Монтихо числилась в числе приглашенных – так она постоянно находилась на глазах у Луи-Наполеона. Была ли это тонкая игра? Да, конечно! Шанс стать императрицей Франции будоражил умы большинства незамужних светских красавиц того времени. Но нужно отдать должное – Евгения оставалась сама собой, это Наполеону III требовалось завоевать сердце испанки. Впрочем, многие очевидцы отмечали, что падкий на женскую красоту Луи быстро влюбился в Евгению де Монтихо и был готов просить ее руки»