– Но у меня есть любимое существо, – сказал он. – Хотите знать, кто это?
От меня не требовалось ответа, потому что он все равно собирался рассказать мне.
– Это моя собака.
Я почувствовала огромное облегчение. Я восприняла его счастливое признание как подтверждение того, что он не будет пытаться подцепить меня. Кроме того, тот факт, что у него хватает чуткости и мудрости, чтобы оценить любовь животного, означал, что у него все наверняка будет хорошо.
– Знаете, это такая потрясающая личность, – продолжал он. – Мы гуляем два раза в день, и она всегда ждет, когда я приду домой. У нее такое забавное грустное лицо. Когда в прошлом году у меня умер дядя, она знала об этом. Она каждую ночь спит на моей постели. Она готова ради меня на все…
Я похлопала его по руке и сказала, что очень рада за него. Затем я вернулась на танцпол, чтобы пройти еще один раунд до-си-до, свинга и аллеманда. Я получала удовольствие от танца со счастливыми незнакомцами, которые вовсе не были незнакомцами. Среди людей и в то же время одна в этом первичном бульоне – это как раз то, что мне было нужно в тот момент. И все же я не могла избавиться от вопроса, сколько же еще продлится эта эйфория.
Спустя пару часов, когда мы вернулись в свою квартиру, я проверила миску Боно. Курица была съедена начисто, но таблетка лежала в стороне, одинокая и никому не нужная.
Глава 16Бергдорф: на грани допустимого
Пару раз я пыталась сесть за блог, но не видела в этом особого смысла. Через три дня, в ту самую минуту, как я распрощаюсь с Лидией, я верну нашего гостя в «Байдеви». Несмотря на все мои надежды, что он проникнется симпатией ко мне, Боно щурил глаза и убегал прочь при виде меня. Он все еще не простил мне эпизод с таблеткой.
Мне будет ужасно не хватать Лидии. Возможно, мои друзья из Австралии были правы и я совсем сошла с ума, если думала, что в Нью-Йорке меня ждет обновление. Каким бы манящим ни был этот город, жизнь в нем была не совсем реальной.
Когда мне поставили диагноз – рак, я не столько боялась, что умру, сколько того, что еще не успела по-настоящему пожить. Неужели правда, что то, что мне меньше всего нравилось в моей обычной жизни дома, на самом деле мне было больше всего нужно? Без Филиппа, Джоны и нашего рутинного существования дни утратили свой привычный ритм. Мне было не с кем поделиться новостями, у меня не было поводов дарить подарки. Если бы я упала замертво на Пятой авеню, приехала бы скорая помощь. Но до этого никому не было бы дела.
И все же я не собиралась покупать билет домой и умолять о прощении. Но и остаться тоже было непросто. После того как закончится месячный срок аренды, мне придется искать другую квартиру.
– Правда же, он очаровательный? – сказала Лидия, когда Боно выполз из-под кровати и начал тереться о ее ноги.
– Да, – ответила я, – но он уже два дня не ходит по-большому.
Зацикленность на горшках Боно стала моей компенсацией за невостребованную любовь.
– Он схрумкал ту курятину, – сказала Лидия, а кот, между тем, вспрыгнул к ней на колени и позволил ей провести рукой по его спине. Я почувствовала укол ревности.
– Я знаю, – ответила я. – Я просто не могу понять, сколько еды может входить с одного конца и не выходить с другого.
Боно не сводил глаз с Лидии, как будто видел в ней свою персональную богиню. Видно было, что у него доброе сердце. Она зарылась носом в его пушистую гриву.
– Ох, Боно, – сказала она тем особым тоном, который использовала только для Боно. – Я буду так по тебе скучать!
Он мяукнул в ответ, спрыгнул на под и своими мягкими шагами последовал за ней к холодильнику. С тех пор, как мы начали кормить его курицей, в нем развилась здоровая любовь к этому прибору. На каком-то этапе его таинственной жизни кто-то полюбит его, и он ответит на эту любовь.
А пока я отчаянно пыталась найти способ впихнуть в него эту таблетку. Внизу, в магазине зоотоваров, мелькнула шубка Блюбел, которая умывалась, сидя на окне. Дорис помахала нам и жестом пригласила войти.
– Я думала о вас, – сказала она. – Как дела у кота, которого вы приютили?
– Боно очаровательный! – сказала Лидия. – У него милейшая стрижка и такой приятный характер. Вы бы влюбились в него, Дорис.
– У него почечная недостаточность, – добавила я.
По лицу Дорис пробежала тревога.
– И насколько все плохо? – спросила она.
– Нам сказали, что болезнь прогрессирует.
– Не волнуйтесь, – сказала Дорис. – У всех моих котов была почечная недостаточность. При хорошем уходе они могут прожить много лет. Магнолия прожила с нами десять лет, пока ей не исполнилось семнадцать.
Блюбел вспрыгнула на прилавок.
– В том-то и дело, – сказала я. – Боно не принимает лекарства. У него боязнь таблеток.
– Вы пользуетесь паучами для таблеток? – спросила Дорис, проводя рукой по спинке Блюбел.
– А что это такое?
– Разве там, откуда вы приехали, нет паучей для таблеток? – возмущенно спросила Дорис.
Даже если и есть, я никогда о них не слышала.
– Вот смотрите, – сказала она, показывая на постер на стене за ее спиной. – Паучи делаются из специально обработанных пищевых продуктов. Все, что вам остается сделать, – это спрятать таблетку внутри, и кошка съест все вместе.
Я знала о таких специально обработанных продуктах. У нас они продавались в ярких пластиковых пакетах. Мне пришлось перестать покупать их, потому что для Джоны они были как кокаин. Однако мне захотелось попробовать.
Мы поблагодарили Дорис и поспешили назад, чтобы организовать приманку с помощью пауча особой обработки. Проблема самоуверенного Боно была решена, мы помахали ему и пошли на зов неотразимого города.
Тяга Лидии к потребительству еще далеко не исчерпалась. Я решила, что «Сакс» на Пятой авеню нам не по средствам, и мы направились к Центральному парку и более традиционному и не слишком фешенебельному универсальному магазину. Иногда незнание даже помогает. Если бы мне было известно о «Бергдорф Гудман», я бы, наверное, держалась от него подальше.
Магазин источал больше роскоши, чем лапа пантеры. Наверху я узрела магазин детской одежды.
– Глянь на это шикарное платьице! – воскликнула я. – Будет отлично смотреться на Энни. И стоит только 10 долларов. Обожаю магазины, где можно найти качественные товары по низкой цене!
Лидия склонилась над ценником и показала мне, что я не разобралась в количестве нулей.
– Вообще-то это 1000 долларов, – сказала она, забирая платье у меня из рук и вешая обратно.
Блондинка тридцати с чем-то лет в кашемировом пальто оттиснула меня в сторону.
– Никак не могу решить, – сказала она своему безукоризненно вышколенному спутнику, – «Гуччи» или «Берберри» подарить будущему ребенку Саманты?
Женщина держала две крошечные безрукавки одинакового размера и цвета.
– «Берберри» – это классика, – ответил ее друг. – Но «Гуччи» – больше в европейском стиле.
Между бровями блондинки пролегла морщинка. Должно быть, ее просмотрели во время ее последней инъекции ботокса. С момента вторжения в Ирак мир не сталкивался с таким сложным выбором.
– Ладно, – сказала она после долгой паузы. – Возьму обе.
В новой экипировке и прическе Лидия почти вписывалась в окружающую обстановку. Но моя дикая прическа и заляпанное краской пальто делали меня похожей на дворняжку, затесавшуюся на выставку собак. У меня и близко не было идеальной фигуры, дизайнерской одежды и профессиональной укладки. Однако, как и полагается благовоспитанным людям, продавцы деликатно отступили, позволяя аутсайдеру непринужденно выйти.
Мы пошли на запах, спустившись по эскалатору в отдел косметики в подвальном этаже, и обнаружили маленькое кафе, показавшееся нам очень милым. Пришло время пообедать, и цены в меню показались нам не очень шокирующими.
– Прошу прощения, мадам.
Голос принадлежал молодому человеку со светящимися глазами. Я была моментально загипнотизирована его темным костюмом и стильной прической. Пока, к своему ужасу, не увидела, что он вооружен огромной кисточкой для макияжа.
– Мадам желает тач-ап перед едой? – спросил он.
У нас в стране предложение в таких выражениях может закончиться вызовом в суд.
– Нет, не сейчас, спасибо, – сказала я, предполагая, что эта фраза имеет другое значение в США.
– Как ты думаешь, может, нам уйти? – прошептала я Лидии.
Я пыталась утащить ее оттуда, но она не отступала. Любезный официант помог мне выбраться из пальто и провел нас к диванчику в углу зала.
Я опустила свое мягкое место на предложенное место и стала делать вид, что изучаю меню. Заведение было оформлено в скромных традициях класса люкс. Дорого одетые женщины изящно клевали свои салатики.
– Это норка? – спросила Лидия, наблюдая, как официант несет пальто посетительницы в гардероб.
Я чувствовала себя неуютно в этой обстановке деликатной привилегированности, но Лидия отнюдь не выглядела смущенной.
– Это такое место, где мать с дочерью встречаются, чтобы обсудить организацию свадьбы в «Хамптонс», тебе не кажется? – заметила она.
Я не могла поверить, что, едва сняв буддистский наряд, она так легко впишется в эту напыщенную атмосферу.
Официант ободряюще не замечал мой подчеркнутый акцент.
– Давай возьмем по бокалу вина, – предложила Лидия.
– Ты имеешь в виду алкоголь?
– Ты, наверное, этого не знала, но в студенческие годы я частенько напивалась за обедом, – сказала она.
Официант улыбнулся и предложил легкое шардоне с цитрусовыми нотками.
– Это было в том шахматном клубе, куда ты ходила?
– Мы так это называли, – сказала она, поправляя волосы. Высветленные на днях пряди делали ее похожей на кинозвезду. А это что на ней, блеск для губ?
Перед нами появилось два бокала.
– Кажется, я узнаю что-то новенькое каждый день, – сказала я. – За удачное возвращение домой.