– Он писатель?
– Я не думаю. Он просто пьет с писателями и спит с ними.
– Он живет под вами? – спросил Филипп сдержанным тоном, очень уместным на чаепитии у викария.
В каждых отношениях есть тот, кто любит, и тот, кого любят. В наших отношениях с Филиппом я всегда была тем, кто любит, – обожающей его, неуверенной в себе и постоянно переживающей, что его уведет за собой женщина, разбирающаяся в правилах регби, с подтянутыми бедрами. Подруги постоянно говорили, как мне повезло с мужем, и я была вынуждена согласиться. Он фантастический муж и отец, чья доброта и терпение почти не имеют границ.
Однако после рака я осознала это беспокойство. Жизнь слишком коротка, чтобы переживать из-за того, что может никогда не случиться.
Рак научил меня тому, что хуже смерти может быть только жизнь не на полную катушку. Как бы парадоксально это ни звучало, из-за болезни я чувствовала себя более живой, чем когда-либо. Перспектива остаться одинокой, брошенной или тому подобное больше не пугала меня. Я не просто жила в Нью-Йорке, я наслаждалась уединением. Мне не нужно было извиняться или объясняться перед кем-то. Никто не ждал, что я буду держать в кармане панадол на случай чьей-то головной боли. А с таким соседом по комнате, как Боно, я совсем не была одинока.
Впервые в жизни до меня дошло, что и Филипп тоже может чувствовать неуверенность, да еще какую. Если я шутила, что он может променять меня на топ-модель с обложки туристического журнала, он отвечал, что я могу сбежать от него с кем-то… литературным.
– О нет! – воскликнула я. – Это не то. Он, наверное, гей.
По правде, Патрик был не прочь пофлиртовать и почти наверняка натурал.
– На самом деле я уверена, что он гей, – добавила я. – Он интересуется моей одеждой.
Джона снова взвыл. Филипп положил его голову на бок.
– Не в этом смысле! – сказала я. – Ты же знаешь, как геи любят шопинг.
– Ты ходишь с ним по магазинам?
Джона издал несвойственное ему шипение, но это никак не подействовало на Боно, который лежал на спине, играя с кусочком бумаги.
– НЕТ! Чуть позже я спущусь к нему на чай, чтобы отпраздновать смерть Маргарет Тэтчер. И все.
– Я не знал, что тебя волнует Маргарет Тэтчер.
– Нет! Меня не… это они все тут, в Нью-Йорке, – соврала я. – Они все в данный момент это делают. Правда, большинство из них пьют виски.
Наступила неловкая тишина.
Он ослабил галстук и заговорил об ужине. На самом деле он выглядел уставшим.
Мы закончили разговор взаимными «Я тебя люблю», и Джона послал мне уничтожающий взгляд.
После обеда я спустилась вниз и постучалась в дверь с надписью «ДВЕРЬЮ НЕ ХЛОПАТЬ!». Если бы только Филипп увидел Патрика, он бы понял, что ему не о чем переживать. Я подождала пару минут, но ответа не последовало. Я с облегчением положила книгу на пол под надписью и на цыпочках поднялась наверх.
Мне предстояло множество дел по подготовке к книжному ланчу в зоомагазине. Как-то в провинциальной Новой Зеландии женщина, которая прождала в очереди двадцать минут, наклонилась и прошептала мне на ухо, что однажды она будет сидеть в кресле автора, а я буду выражать ей свое почтение. Я сказала, что буду счастлива поменяться с ней местами.
Первое, чего я боюсь, – это что читатели будут разочарованы, увидев меня вживую. Я вряд ли буду размещать свои самые уродливые фотографии в социальных сетях. Кроме того, я не всегда говорю остроумно или глубокомысленно и в последнее время бываю глуховата. Кроме того, следует продумать, сколько времени провести с каждым человеком. Если люди проехали верхом на лошади через зону военных действий, чтобы встретиться со мной, они заслуживают больше, чем мимолетная улыбка и подпись, нацарапанная в книге, которую они только что купили. Я беспокоюсь, что неправильно напишу имя. Или, в панике от всего этого, в какую-то минуту забуду имя подруги, пришедшей, чтобы поддержать меня. Я пыталась выйти из ситуации, спросив, для кого мне подписать экземпляр. Это не помогло мне, когда она положила руку мне на плечо и сказала: «Просто для меня».
Довольно часто люди хотят поделиться рассказами о своем горе, и это общение невероятно ценно для меня. Мы обнимаемся и иногда плачем вместе. Во многих случаях мне кажется, что им нужно понимать, что они не одиноки. В этом мире, где поклоняются успеху, смерть считается окончательной неудачей. Я никогда не смогу уделить этим душам достаточно времени. Мы вместе учимся, что без боли и потерь жизнь была бы бессмысленной праздничной каруселью.
С другой стороны, читатель может захотеть порадовать меня подробностями своего спора с соседом из-за воющей собаки. Если читатель оказывается из Польши, Японии или Германии, к делу подключается переводчик, и обмен информацией становится еще более запутанным. Тогда представитель издательства, если это достаточно внимательный человек, выходит и уводит их к столику с напитками.
Но, наверное, самое ужасное, что только может произойти при раздаче автографов, – это что никто не придет. Хотя в Нью-Йорке такого не должно было случиться благодаря тому, что все будет происходить в зоомагазине. В худшем случае поприсутствует несколько золотых рыбок.
По крайней мере, мне нравился мой новый наряд. Жакет цвета электрик был достаточно длинным, чтобы прикрыть мне зад, и черные штаны были подобраны безошибочно. Единственное, с чем предстояло разобраться, это мои волосы. Перед отъездом из Австралии я пообещала Брендану, моему мельбурнскому парикмахеру, что зайду в салон, от сайта которого он был без ума.
Я приехала рано (как обычно), поэтому я перешла Пятую авеню между 56-й и 57-й улицами и вошла в золоченые недра Трамп-тауэр. Здание возвышалось, как скала из сверкающего стекла, а фойе казалось современным эквивалентом гробницы фараона. Из невидимых динамиков лились душещипательные напевы Элвиса. Заинтригованная, я поднялась на эскалаторе в «Старбакс» на промежуточном этаже и заказала капучино.
Хотя я, конечно, знала этого олигарха в парике, эпатирующего телезрителей, было понятно, что никто и никогда не будет принимать этого человека всерьез. Несмотря на то, что ему принадлежит пятидесятивосьмиэтажное здание, верхний этаж которого носит номер 68. Эта нумерация похожа на утверждение подростка, что 6 дюймов на самом деле равны 8.
В парикмахерской усатый колорист Марселло накинул мне на плечи черное покрывало.
– В детстве у вас, наверное, были очень светлые волосы, – сказал он, проводя расческой по моим корням.
– Откуда вы знаете? – спросила я.
– Просто есть у меня это, – ответил он.
– Это как… невидимая сила?
– Можете назвать это так, – сказал он. – Я по волосам могу назвать даже национальность человека.
– Правда? Вы этому на курсах учились?
В моем городе Брендан всегда ходил на какие-то курсы.
– Нет, черт побери, – сказал Марселло, сверкнув в зеркале своими средиземноморскими глазами. – Я просто могу. И я никогда не ошибаюсь.
– Вау! Это поразительно, – сказала я. – А вы можете сказать, откуда я?
– Конечно, – ответил он, как волшебник, собирающийся произнести заклинание.
Затаив дыхание, я ожидала, пока Марселло изучал мой череп. Я не могла дождаться, пока он поставит точку в споре, который вели многие поколения моей семьи: шотландцы мы или французы.
– Немка, – объявил Марселло.
– Что? – удивилась я. – Вы уверены?
– Несомненно, – ответил он, подняв расческу и направив ее на меня, как волшебную палочку. – Вы немка.
Изящная канадка сушила мне волосы.
– У вас есть кошка? – прокричала она сквозь шум фена.
Я чуть не выпрыгнула из кресла. Кажется, в этом салоне все ненормальные.
– Как, черт возьми, вы узнали? – спросила я.
Она засмеялась и показала на клочья шерсти Боно на моем рукаве. Она приехала из Торонто, чтобы добиться успеха в Городе большого яблока, но ее новая жизнь была далеко не такой гламурной, как она надеялась. Из-за долгих поездок на работу и длинного рабочего дня она была вынуждена спать все меньше и меньше. Неудивительно, что ньюйоркцы все неврастеники или сидят на таблетках, сказала она.
Мне никогда раньше не приходилось раздавать автографы в зоомагазине. Благодаря пониманию издателей Боно остался спать на своей подушке в нашей квартире. Его роль играли пара черных красавцев-дублеров и одна черепаховая кошка. Как и Боно, они ждали нового хозяина. Но, хотя покупатели с интересом обходили их клетки, никто не желал выйти из магазина вместе с новым питомцем. Это послужило мне отрезвляющим напоминанием о том, как наивны мои надежды даже попытаться найти новую постоянную мать для кота с больными почками.
Мои книги были выставлены в глубине магазина. Я сидела за столом с ручкой в руках.
– А где Боно? – в голосе слышалась резкость, заставившая меня насторожиться.
– Он не смог сегодня прийти, – ответила я, подняв глаза и увидев немолодую женщину в сером плаще.
– Я читала о нем в «Хаффингтон Пост». Я видела фотографии, – сказала она.
– Вы хотите его усыновить? – спросила я.
– Нет, но какой смысл проводить это мероприятие без него? – в ее голосе появлялся угрожающий надрыв.
– Я уверена, что вы понимаете, что он не в идеальном состоянии здоровья, – ответила я.
– Не совсем! – закричала она.
Я осмотрелась по сторонам в поисках возможного спасителя, но Микейла была занята разговором с мужчиной, интересующимся, можно ли разлучать черных котов или их необходимо забирать вместе.
– Идите и принесите Боно прямо сейчас! – кричала женщина.
– Мне жаль, но…
К моему облегчению, Карен оттащила меня в кладовую, где я была в безопасности, а Вида увела женщину в сторону и успокоила ее.
Боно вошел во многие жизни, и даже так, как я не могла себе представить.
Глава 26Машина страха
Неудивительно, что первобытные люди считали, что они живут на спине огромного, непредсказуемого монстра. Большую часть времени дракон спит, позволяя нам плыть по течению в полузабытьи. Поглощенные различными развлечениями, мы забываем о монстре. Но время от времени, даже спустя годы сна, монстр хлопает своим хвостом и переворачивает вверх дном в воздухе нашу повседневную жизнь.