Леся перебирала фигуры. Апогей подошел к девушкам. И протянув руку, взял ладью.
– Откуда это у вас взялось? – спросил он.
– Откуда, откуда… – проворчала Кира. – Места знать надо.
– А все-таки?
– Заливной оставил.
– Вы его нашли?!
– Да.
– Нашли и молчали!!?
– Да.
– Вы просто негодяйки! – возмутился Апогей.
– Нехорошие личности, – подтвердил Иван Алексеевич. – Почему нам ничего не сказали?
– А вы нам дали такую возможность?
– Все равно! – не могли успокоиться мужчины. – Такая новость. А вы молчали!
– Сейчас говорим.
– А раньше? – настаивал Апогей.
– Заняты были.
Кира в этот момент разочарованно отложила доску.
– Ничего нет.
Апогей тоже взял ее и, повертев, сказал:
– Не скажи. Вот тут в углу что-то виднеется.
– Это просто плесень.
Вместо ответа мужчина извлек из кармана перочинный ножик. И, открыв маленькое лезвие, принялся осторожно счищать грязный налет.
– А так? – спросил он, закончив работу.
Подруги подошли к нему, взглянули и ахнули. В углу коробки извивался симпатичный кушак с лохматым хвостиком и глазками-пуговками.
– Надо же! Выходит, эти шахматы в самом деле работа Кушакова! – воскликнула Кира.
– А он является отцом Попугая! – поддержала ее Леся. – Вот и ниточка, по которой Попугай узнал про эти шахматы.
Кира покачала головой.
– Только странно, почему Кушаков не рассказал своему сыну про Заливного и его шахматы?
– Он назвал ему только одну фамилию, – внезапно произнес Апогей. – Ту самую, которую знал сам.
– Одну фамилию? Какую?
– Стусевич.
Подруги переглянулись. Верно. Заливной тоже называл своего друга. Колька Стусевич. Тот самый, который недавно скончался. И чьи наследники вполне могли отдать его шахматы вышедшему на охоту Попугаю буквально за бесценок. А про Заливного и Гремяко Зинаиду Митрофановну преступникам никто не сообщал. Стусевич, который мог бы пролить свет на имена двух других обладателей шахматных наборов, уже скончался. Кушаков тоже умер. И преступники во главе с Попугаем искали два других изготовленных Кушаковым комплекта шахмат, не имея практически никакой базы для своих поисков.
– Так они могли искать до бесконечности, – заметила Кира.
– Да уж, им еще повезло, что они наткнулись на шахматы Зинаиды Митрофановны.
– А кстати? Как они на них вышли?
– Думаю, что их навел один из членов шахматного клуба, в котором состояли мои старички, – сказал Иван Алексеевич. – Эту доску они брали с собой в парк. Кое-кто мог заинтересоваться. А потом увидеть объявление и…
– Понятно.
– Но это всего лишь одна из версий. Могла быть и другая ситуация.
– Да нет, – вздохнула Кира. – Очень похоже на правду.
Но Леся в это время думала о другом.
– Выходит, трое обладателей шахмат – Заливной, Стусевич и Гремяко, получив в подарок наборы, не знали о существовании в одном из комплектов тайника? – спросила она.
– Нет. Это знал только сам мастер.
– Кушаков?
– Он самый.
– А чего же он так долго играл в молчанку? Почему позвал к себе сына, спустя столько лет? Ведь изготовил он шахматы почти тридцать лет назад?
– Даже чуть больше.
– И чего тянул?
Иван Алексеевич пожал плечами.
– Могу только догадываться, что было тому причиной.
– Ну и что?
– Сама личность Кушакова. Его редкостная безалаберность. Как я вам уже говорил, он просто растранжирил свою жизнь. И так как, будучи на свободе, проводил время в пьянках и гулянках, ему было просто элементарно недосуг добраться до тайника с кладом.
– Не понимаю, – покачала головой Кира. – Что ж было в тайнике?
– В настоящем тайнике? – попросил уточнить Иван Алексеевич. – Или в тайнике, устроенном в шахматах?
– В том и в другом.
– Насчет главного тайника я вам сказать ничего не могу, – произнес Иван Алексеевич. – Этого и сами бандиты не знают. А вот в шахматах, вероятно, было указание, где искать сокровище.
– Ясно. Кушаков изготовил шахматы с тайником, вложил в него некие указания, но… но зачем?
– Чтобы некто нашел его.
– Но шахматы попали к Заливному, Стусевичу и Гремяко, то есть к людям, которые не имели ни малейшего понятия об истинном предназначении полученных шахмат! Использовали их для игры.
– Видимо, произошла какая-то накладка. И изначально шахматы предназначались для другого человека.
Да, но для кого именно? Все туманно и неопределенно. А подруги любили ясность. И в головах у них шевельнулась одна мыслишка. Но пока что они хотели выслушать еще и доклад Апогея.
– Ты целый день и ночь следил за Попугаем? Удалось тебе узнать про него что-то дельное?
– За исключением того, что он наведался в больницу к Очкастому, – ничего.
– И долго он там пробыл?
– Долго ему не разрешили. Очкастый еще плох. Ресторанная обжираловка спровоцировала обострение хронических болезней, а их у него оказался целый букет.
Кира задумалась. Итак, Очкастый болен. А больной человек слаб и не способен оказать такого сопротивления, как здоровый.
– Что, если нам воспользоваться этим обстоятельством? – пробормотала она.
– Как? – удивился Апогей. – Человек лежит в больнице. Под капельницей. Как этим можно воспользоваться?
– Раз Попугай ездил к нему с визитом, значит, он ценит Очкастого. Значит, тот может стать ему полезен.
– И что?
– Если он может быть полезен Попугаю, почему бы ему не быть полезным и для нас?
– То есть?
Кира решительно тряхнула головой.
– Мне кажется, что пришла пора действовать их же методами.
– Да, но как именно?
– Они похитили сначала старичков, а потом Светлану с детьми, так?
– Но они уже всех отпустили, – напомнил ей Апогей.
– Не важно! – отрезала Кира. – В свое время они это сделали, ведь так? Вдумайтесь только, похитили стариков и детей!
– Это отвратительно.
– Верно. Так почему бы нам, в свою очередь, не похитить пациента из больницы и не допросить его со всей строгостью? Уверена, если он что-то знает, то будет рад поделиться с нами, лишь бы мы вернули его обратно в теплые объятия лечащих врачей, под родимую капельницу и все такое прочее.
Кира замолчала. И, удивленная воцарившейся тишиной, обвела глазами присутствующих. Друзья смотрели на нее с каким-то смешанным выражением восторга и священного ужаса. Даже привыкшая к выкрутасам подруги Леся таращилась на Киру, широко раскрыв глаза.
– А что такого? – недоуменно произнесла Кира. – Мы же не пытать его собираемся. Аккуратно так выкрадем, поговорим, а потом вернем на место.
– Если аккуратно, то, пожалуй, можно, – наконец пришел в себя Апогей.
– Минуточку! – возмутился Иван Алексеевич. – О чем вы говорите? Даже не вдаваясь в этические соображения… Но это же уголовное преступление! Я отказываюсь в этом участвовать!
– Я тоже считаю, что красть людей – это нехорошо, – встала на его сторону и Леся. – Мало ли что преступники похищали детей и стариков. На то они и преступники. А мы не можем уподобляться им.
Кира приосанилась. И уперев руки в боки, пристально посмотрела на этих двоих. Под ее пронизывающим взглядом Леся начала краснеть, томиться и страдать. Доведя степень своего презрения до предела, Кира сказала:
– Хорошо! Я справлюсь сама! Только потом не обижайтесь!
Видя, что подруга всерьез разозлилась, Леся почувствовала раскаяние. Ну, в самом деле, что такого ужасного предлагает Кира? Подумаешь, выкрасть Очкастого. Он же преступник! Он тоже участвовал в похищениях старичков и детей. Так пусть теперь на собственной шкуре почувствует, каково это, когда твоя судьба находится в чужих руках и ты не знаешь, что с тобой случится в следующую минуту и сможешь ли ты вновь вдохнуть воздух свободы. Да и не факт вовсе, что ты вообще останешься жив.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
К своей в высшей степени опасной миссии подруги и их друзья приступили этим же вечером. На подготовку ушла вторая половина дня. Апогею пришлось включить на полную мощность свое мужское обаяние. Нацепить на нос очки, которые придавали ему чрезвычайно сексуальный вид, тщательно побриться, нарядиться в лучший костюм и запастись шикарным букетом цветов.
В таком виде он был отряжен во вражеский стан, а именно – в больницу. В отделение, где лежал Очкастый. И проведя там ровно один час, Апогей сумел завоевать если не сердце, то, во всяком случае, горячее расположение одной очень миленькой и, к счастью, глупенькой медсестрички. Настолько глупенькой, что она поверила в байку о предполагаемом дружеском розыгрыше Очкастого, который ему придумали его лучшие друзья.
Подкрепленная мужским обаянием Апогея и приятно шуршащими бумажками весьма приличного достоинства, эта история показалась медсестричке даже забавной.
– О, это будет совершенно невинно! – блестя глазами за стеклами очков, заверил ее Апогей. – Он проснется и не поймет, где находится. Правда, весело? Ха-ха-ха!
Поверив ему, а еще больше тем денежкам, которые она получила и которые существенно превосходили ее месячную зарплату, медсестричка охотно подсказала Апогею, как ему успешней разыграть своего друга.
– Я сама поставлю ему капельницу со снотворным, – сказала она.
– Как изобретательно и отважно с твоей стороны! – восхитился Апогей.
– Оно ему все равно прописано, – успокоила его медсестра. – Правда, лекарство не сильное, но голову все же дурманит. Ваш друг даже не поймет, куда вы его ведете. А охранника на выходе я тоже отвлеку. Они там все молоденькие мальчишки. Только и смотрят, как бы к нам лица кавказской национальности не проникли. Такую бдительность проявляют, что даже порой до казусов доходит.
Девушка оказалась еще и страшной болтушкой. Апогею это совсем не нравилось. Но он был вынужден слушать и еще мечтательно улыбаться для поддержания облика романтичного влюбленного. Мысленно же он представлял на месте этой болтушки Киру. Но у него не очень-то получалось, потому что высокий и писклявый голос сестрички нещадно царапал нервы.