Борьба гуманизма и варварства — страница 13 из 15

Однако эти важные и очевидные факты не полностью объясняют все духовное унижение современной Германии. История знает много форм угнетения народов. Но много раз среди самого ужасного угнетения прорывались оппозиционные высказывания, — конечно, «подпольные», скрытые. Действительно непримиримая, мужественная оппозиция всегда умела между строк донести до читателя нужное содержание.

Конечно, и в современной Германии есть люди, недовольные фашистской властью. Читая отдельные литературные произведения, вдумываясь в декларации фашистских заправил о задачах литературы и упущениях писателей,— можно довольно ясно увидеть следы этого недовольства. Геббельс неоднократно упрекал немецких писателей за отход от современной тематики. В прошлом году, например, в Германии усиленно обсуждались вопросы исторического романа, причем высказывались опасения — не является ли историческая тематика бегством от современности.

И действительно, когда читаешь немецкие романы, действие которых происходит и настоящее время, бросается в глаза упорство, с которым писатели, живущие в Германии, замалчивают политико-социальное положение в стране. Они сознательно ни прямо, ни косвенно не затрагивают проблем и ситуаций, связанных с фашизмом. Это игнорирование заходит подчас так далеко, что возникает своего рода «вневременная» литература; в книгах, явно говорящих о современности, не видны место и время, где происходит действие, не видно политико-социальное окружение, в котором разыгрываются те или иные события частной жизни.

Но это игнорирование чисто негативно. Оно обычно не носит характера умышленно-полемического умолчания, — хотя в частном появлении такого рода книг нельзя видеть простой случайности или чисто индивидуальных особенностей отдельных писателей. Такие литературные произведения в лучшем случае – робкие выстрелы в воздух. В литературе современной Германии – даже и «подпольной» форме – нет настоящего протеста против фашистского режима. Это нельзя объяснить только страхом перед репрессиями, цензурой и т. д. Тут может быть только одно объяснение: широкие круги немцев заражены фашист­ской идеологией.

Конечно, в большинстве случаев речь идет не об официальной фашистской идеологии, провозглашаемой Гитлером, Розенбергом, Геббельсом и К°. Ее все мало-мальски самостоятельно мыслящие люди молча отвергают, часто даже презирают. Но фашистская идеология возникла не из пустоты. У нее есть в Германии длинная предыстория, ей предшествовал долгий подготовительный период, во время которого было написано много произведений, оказавших глубокое влияние на духовную жизнь Германии. Они создавали атмосферу, в которой притуплялись рассудок и нравственное чувство. Этот медленно распространявшийся яд стал не только непосредственным духовным источником официальной фашистской идеологии (ведь Розенберг и Геббельс — лишь эклектические собиратели, плагиаторы, пропагандисты и демагогические упростители предыдущих реакционных идеологий); он глубоко проник в мысли и чувства немецкой интеллигенции и сделал ее морально и духовно беззащитной перед фашистской пропагандой. Отсюда вытекает идейная сла­бость даже недовольных фашизмом писателей в Германии. Поэтому даже их далекое от жизни, само по себе ни в какой мере не запретное по тематике творчество не поды­мается на высоту истинных произведений искусства, настоящей поэзии. На современной литературе Германии лежит отпечаток общего, глубоко зашедшего духовно-морального отравления.

Генрик Ибсен однажды сформулировал проблемы соб­ственной деятельности в следующем четверостишии:

Жизнь — это сердца и ума

Борьба упорная с тьмою,

А творчество — строгий акт суда,

Свершаемый над собою.

В этой красивей и глубокой формулировке для поэзии важны обе части: как борьба с темными силами, так и суд над личностью поэта.

В идейной борьбе бесцелен даже самый умный компромисс: Ибсен показал это в образе Пер Гюнта. Попытка уклониться от четких решений и выводов превращает его героя из целеустремленного и социально полноценного человека в получеловека, в тролля, в бесхребетное существо, которое, как показано в одной прекрасной сцене драмы, подобно луковице, состоит из легко отделяющихся оболочек, но не имеет твердого ядра.

Подобной бесхребетностью была еще до Гитлера охвачена значительная часть немецкой интеллигенции всле­дствие ее пер-гюнтовского соглашательства с реакцион­ными силами, со все шире распространявшейся реакцион­ной идеологией. Потому даже субъективно честные, отчаявшиеся и искавшие путей люди оказались во власти демагогии, обмана, надевшего личину мифа. У них не хватает идеологической стойкости именно потому, что они слишком рано отказались от борьбы с темными силами или уклонились от нее. Потому они не могут ни как люди, ни как писатели творить в своих произведениях суд над самими собой.

Эту мысль о суде нужно понимать очень широко, глубоко, чтобы придти к источникам истинной поэзии, Более ста лет назад Гете и Гегель в поэтической и фи­лософской форме в «Фаусте» и в «Феноменологии духа» показали, как тесно связаны у человека личность и род. Гете и Гегель, осознав вековую практику поэзии, пока­зали, что в микрокосме индивидуальной судьбы, если его правильно понимать, в символически-краткой форме заключается макрокосм исторической судьбы народа. Это неотделимое единство жизни индивидуума и рода, судьбы индивидуальной и судьбы народной — истопник истинной поэзии.

И потому любовь к правде, в высоком смысле слова, к правдивому раскрытию важнейших жизненных связей, выражающихся во взаимоотношениях личности и общества, личности и нации — является необходимой субъективной предпосылкой, основой истинной поэзии.

«Пишите правду» — таков был смысл уроков, препо­данных Горьким советским писателям. И именно на этом принципе основана советская литература.

«Пишите ложь» — приказывают немецким, писателям Геббельс, Гитлер и Розенберг. Если книга Гитлера «Мейн кампф» в какой-либо форме сохранится как документ нашей эпохи, то лишь как бесстыднейший призыв к си­стематической лжи и обману, какой только знала литература. До тех пор, пока этот «дух» господствует в немецкой жизни, в Германии не может быть ни поэзии, ни литературы, ни пауки. Правда, мы видели, что не все писатели, живущие в Германии, являются сторонниками Гитлера, но фашистский террор сломил их хребет: в их идеологию, в их чувства, и их рассудок проник яд реак­ционной пропаганды. Поэтому поэзия изгнана из Германии.

Возьмем очень показательный пример. До захвата власти Гитлером одним из многообещающих писателей молодого поколения был Ганс Фаллада. В наиболее удачных частях его романа «Маленький человек, что же дальше?» была действительная поэзия правды. В гитлеровские времена он написал несколько совершенно плохих вещей. В тех же книгах, где он, очевидно, собрал все свои силы (например, «Волк среди волков», «Маленький человек, большой человек — все наоборот»), — в некоторых деталях видна еще старая поэтическая сила понимания действительности. Но вследствие стремления автора сгладить противоречия, заключающиеся в теме, эти книги испорчены неприятным, подчас слащавым, подчас фиглярски-шуточным ребяческим обыгрыванием серьезных конфликтов, елейностью лживой идиллии.

Это объясняется, конечно, не только цензурой: дей­ствие первого из этих романов происходит в период инфляции, и гитлеровские власти не возражали бы против более резкой критики веймарских времен. Но если бы Фаллада теперь проявил хотя бы лишь тот же стихийный, но субъективно искренний антикапитализм, благодаря которому его первые книги оказались проникнуты правдивостью, — его роман стал бы неприемлемым для фашистской Германии. Фашизм демагогически использовал противоречия между богатством и бедностью, отчаяние бедняков, вызванное безнадежностью их положения. Но фашистское правительство требует такой литературы, которая все-таки убеждала бы бедняков, что они — братья богачей, что противоречия между ними будут уничтожены национал-социализмом, что бедняк, как таковой, зани­мает соответствующее ему место, а если он честен и скромен, то ему лучше, чем богачу. Внутренне уступая этой лживой пропаганде, Фаллада изгоняет из своих произведений истинную поэзию и при всем своем даро­вании, при наличии хороших деталей в целом принижа­ется до уровня развлекательной беллетристики. Он изме­нил социальному и национальному призванию поэзии.

Фашистское искажение истины — и о настоящем, и о прошлом — неуклонно ведет к разрушению поэзии. Ибо подлинно-поэтическое и подлинно-историческое понимание жизни соответствуют, в конечном счете, совпадают друг с другом. Истинная поэзия всегда индивидуальна как по замыслу, так и по форме, — но она всегда одновременно отражает какой-либо момент, этап национальной судьбы. Такая задача может быть выполнена лишь при настоящей, неподкупной любви к правде, при настоящем уважении к разуму, при глубокой ненависти к угрожающим человечеству темным силам. Если всего этого нет — литератор способен создать либо лишь нечто мелко индивидуальное, либо абстракцию, ничего не говоря­щее общее место. Нет необходимости пространно доказывать, что фашистский миф является самым пустым, ничего не говорящим, самым лживым общим местом какое было когда-либо в истории человечества. Литература, которая ставит себе целью замазывание действительных жизненных конфликтов, которая в лучшем случае робко и трусливо проходит мимо этих конфликтов, мимо проблем народной судьбы — не может содержать в себе поэзии, поэтической правды.

Истинная поэзия — орудие самоизучения, самокритики народа; она поднимает народ до основанного на истине самосознания. Фашизм уничтожает эти духовные и душевные, моральные и исторические основы поэзии (как он, параллельно этому, уничтожает и науку). Поэзия была изгнана из Германии вместе с любовью к свету и правде, совестью и честью.

Это изгнание было и физическим изгнанием писателей, не капитулировавших перед фашистским варварством. У такого великого народа, как немецкий, и в наши дни есть поэты, следующие большим традициям славного прошлого, оберегающие совесть и самосознание народа и стремящихся их развивать. Но именно потому, что они боролись с темными силами, когда эти силы только на­чинали одурманивать мораль и мышление немцев и еще не превратились в господствующие политические факторы, потому что они не преклонили перед фашизмом колен, когда он пришел к власти, но углубили и обострили борьбу с ним (углубили, так как многие тенденции немецкого исторического развития полностью раскрылись лишь после захвата власти Гитлером потому что они с ужасом увидели и рассказали миру, каким путем пошел их народ, потому все эти поэты и вслед за ними поэ­зия и били изгнаны из современной Германии.