Томас Манн показывает, с одной стороны, тот духовно-моральный соблазн, который кроется в демагогически-реакционном, выродившемся, романтическом антикапитализме, кое в чем правильно критикующем современную общественную жизнь. Это объясняет, как и почему могли заразиться этой идеологией даже умственно и нравственно высоко стоящие люди.
С другой стороны, это описание дополняется таким же тонким и справедливым раскрытием современной буржуазно-демократической идеологии, объясняющим, почему у нее нет сил так увлечь лучших людей эпохи, как в свое время удалось революционной демократии.
В романах послегитлеровского периода мы видим другие стороны демократического и социального сопротивления, «видим честные, но тщетные поиски, нащупывание правильного выхода в условиях, мало благоприятных для развития истинно демократической идеологии. Поэтому то позитивное, что здесь изображают Бехер и Цвейг, имеет большую поэтическую и историческую ценность. В особенности потому, что они, опять-таки исторически и поэтически правильно, показывают, как медленно и противоречиво, продвигаясь вперед и снова отступая, проникало стремление к свободе в лучшую часть немецкой интеллигенции.
Эта воинствующая справедливость является поэзией исторической правды. Выдающиеся произведения современной немецкой прогрессивной литературы дают широкую и правильную критику предысторию современной немецкой трагедии, они показывают, почему некогда культурный народ ныне с искаженным лицом, с вытаращенными в безумии глазами стремительно летит в пропасть.
Лишь поэзия исторической правды (и в этом отличие истинной поэзии от узко-злободневной литературы, отличие настоящей, глубокой идеологической борьбы против реакции от вульгарного антифашизма) показывает, что фашизм не случайность, не случайная беда, каким-то образом постигшая немецкий народ,— но, конечно, и не фатальная неизбежность, от которой не было спасения. Фашизм — это результат десятилетней борьбы исторических, политических, духовных и моральных тенденций; он является вспышкой болезни в результате долго и медленно подготовлявшегося идеологического отравления немецкого народа, которому он долго, но слишком медленно и слабо сопротивлялся. Рисуя этот процесс вырождения, немецкие писатели совершают акт суда не только над самими собой, но и над своим народом. Поэтому настоящий антифашизм в широком и глубоком смысле слона — это борьба с темными силами; поэтому его поэзия — это история национальной судьбы, судьбы народа.
Уже отмечалось, что в немецкой антифашистской литературе чрезвычайно большое место занимает описание исторических событий. Из сказанного вытекает, что это — не случайность или слабость, не уклонение от проблем современности или даже сегодняшнего дня, а, наоборот, ведение борьбы с реакционными силами на широком фронте, их идеологическое преследование даже в самых отдаленных углах.
Поэтому ни в коей мере не случайно, что оба наиболее выдающихся исторических романа антифашистской литературы являются действительно воинствующими книгами, в глубоком и настоящем смысле идейным оружием против фашизма.
«Генрих IV» Генриха Манна тематически как будто отдален от немецкого прошлого. В действительности же эта книга изображает события, являющиеся разительным, исторически верным политическим контрастом к развитию Германии. Фридрих Энгельс писал в свое время, что развитие Франции от средневековья до нового времени является точной противоположностью развития Германии. И действительно: там была доведена до конца решительная борьба за создание современного буржуазного общества и его государства, в то время как здесь вследствие отсталости и запоздалости исторического развития, возникло «немецкое убожество»,— по существу до сих пор не преодоленное. Исторически освещая важный период в возникновении французской нации, Генрих Манн тем самым политически освещает будущий путь своей родины, тот путь, которым она должна пойти, чтобы вернуться в среду свободных культурных народов. Этот, тактично невысказанный в романе, политически-социальный контраст служит базой для создания положительного героя: друга Монтэня, первого политического вождя нового времени, борца с средневековый мраком и варварством.
«Лотта в Веймаре» Томаса Манна — актуальная немецкая книга в более непосредственном смысле. Политически и социально «немецкое убожество» быть может достигало апогея в дни, когда в Германии расцвели классическая поэзия и философия. Но идеологически отражая подготовку и последствия великой французской революции и в первую очередь саму революцию, — в Германии возник духовный подъем, который преодолел это убожество — конечно, лишь частично, лишь в сфере идеологии, а не в практической жизни — и на полстолетия превратил Германию в духовный центр европейского гуманизма.
Поэтому образ Гете — необходимый и естественный контраст к современному духовному и моральному унижению Германии. Это — образ гениального человека, который с железной энергией и одновременно тонким тактом преодолевал темные силы. Конечно, он не мог просто изгнать их. Но он умел находить и заставлять сиять ярким светом все элементы духовной жизни человека, в которых было хоть что-либо ценное. Гетевское «примирение с действительностью» — это глубочайший реализм, понимание, что исторический процесс многостороннее и шире, чем желания самого мудрого человека, и одновременно — это ненависть ко всему мелочному и низкому, к угрожающей опасности мрака, ежедневно и ежечасно могущего подняться из «немецкого убожества» и приостановить прогресс.
Гете у Томаса Манна также иногда поддается влиянию «немецкого убожества». Томас Манн не сочиняет легенд, но извлекает из фактов действительности поэзию исторической правды. Простое описание жизни и мышления Гете — суровый и справедливый суд над современной Германией. Это весы, на которых история и современность Германии взвешены, найдены неполновесными и потому отброшены.
Неудивительно, что вся эта литература изгнана из современной Германии. От фашистского сожжения книг в 1933 году до зверского разрушения Ясной Поляны — прямой и неизбежный путь.
В красивой библейской легенде Авраам просит Иегову простить грешные Содом и Гоморру, если там найдутся хоть два праведника, даже если найдется хотя бы один. Однако действительная история—не религиозная легенда она, как говорит Шиллер, мировое судилище и к тому же строгое и неумолимое, не знающее снисхождения.
Лишь полное уничтожение гитлеризма откроет Германии путь в будущее. Пока еще немецкий народ нуждается в кровавых уроках, чтобы очнуться от политического и социального безумия, которым он охвачен, от социального, духовного и морального помрачения.
Когда мрачные годы гитлеровщины отойдут в прошлое, когда у немецкого народа начнется процесс пробуждения, оздоровления, овладения собой, — то он найдет для него исходную точку в поэзии, изгнанной из Германии в тяжелые времена.