Исторический абсурд в том, что, несмотря на вину Тухачевского за самое крупное поражение, допущенное военачальниками в
Гражданской войне, существует точка зрения, будто бы расстрелянный позже «маршал» был чуть ли не «гениальным полководцем».
Так ли это? Есть ли действительные предпосылки для такой точки зрения, кроме тенденциозных сочинений откровенной пропаганды? Поскольку линия Тухачевского еще пересечется с биографией Сталина, остановимся подробнее на фигуре этого кандидата в военные «гении».
Михаил Тухачевский родился в 1893 году в семье обедневшего дворянина с литовскими корнями. Его отец, женатый на простой крестьянке, не увлекался спиртным, но небольшой доход «с большим избытком» проматывал проигрышами на скачках.
Видимо, именно от отца Михаил унаследовал неудержимый азарт и неудовлетворяемое, почти гипертрофированное честолюбие. Уже в Александровском военном училище, куда он поступил в 1912 году и где на старшем курсе стал фельдфебелем роты, от его раздутого честолюбия страдали окружавшие. Знавший его в те годы Владимир Посторонкин писал, что «в среде своих сокурсников... (он) не пользовался ни симпатиями, ни сочувствием; все сторонились его, боялись и твердо знали, что в случае какой-нибудь оплошности ждать пощады нельзя...
С младшим курсом фельдфебель Тухачевский обращался совершенно деспотически: он наказывал самой высокой мерой взыскания за малейший проступок новичков, только вступивших в службу и не свыкшихся со служебной обстановкой... он полной мерой и в изобилии раздавал взыскания, никогда не входя в рассмотрение мотивов, побудивших то или иное упущение по службе».
Служебный деспотизм Тухачевского, мелочные солдафонские придирки и взыскания стали причиной по меньшей мере двух юнкерских увольнений и «трех самоубийств». Однако скандалы замяли. Но они являлись не просто проявлением «дедовщины» в тупом виде. Властолюбивый и расчетливый фельдфебель искал одобрения начальства и чутко озирался «на все, что могло бы так или иначе угрожать его служебной карьере».
Обучение профессии длилось лишь два года. Конечно, за такой короткий срок будущий «полководец» не мог приобрести каких-то фундаментальных знаний ни в стратегии, ни в тактике, ни в организационных аспектах военного искусства. По советским гражданским меркам училище, которое закончил будущий «гений», не тянуло даже на приличный техникум. Но больше Тухачевский никогда и нигде не учился.
Окончив училище перед войной в чине подпоручика, по уже сложившейся психологии и приобретенным знаниям свежеиспеченный специалист на всю жизнь так и остался фельдфебелем. Конечно, военный опыт можно было приобрести на войне. Однако воевать долго Тухачевскому тоже не пришлось. Попав в сентябре 1914 года на фронт, на должность младшего офицера роты, уже вскоре он оказался в плену.
Там он провел практически всю Первую мировую. Из плена он бежал осенью 1917 года. При весьма туманных обстоятельствах, нарушив слово офицера. Спустя время через Париж он приехал в Москву, где остановился в семье «старых знакомых — Н.Н. Кулябко». Тут ему повезло. Его приятель — музыкант Н. Кулябко стал членом ВЦИК и участвовал в «формировании института военных комиссаров». По совету приятеля Тухачевский уже 5 апреля предусмотрительно вступил в партию и быстро пошел вверх по служебной лестнице.
В конце июня 1919 года его командировали в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева — бывшего полковника царской армии, лихого эсера и отчаянного авантюриста. Здесь подпоручик с партбилетом сразу был назначен командующим 1-й армией.
Снова молодому специалисту повезло через две недели. В период начавшегося в Симбирске восстания эсеров против Советской власти Муравьева застрелили. Обязанности командующего фронтом стал исполнять Тухачевский.
За 10 дней его командования белые взяли Сызрань, Бугульму, Мелекесс, Сенгилей и сам Симбирск... Прибывший новый командующий, бывший полковник Вацетис, едва нашел Тухачевского в Пензе. Но, потребовав, чтобы он «поменьше болтался по тылам», Вацетис оставил юношу при себе.
Дела на Восточном фронте шли к катастрофе, и наводить порядок приехал Троцкий. По его приказу в отступившем Петроградском полку расстреляли командира, комиссара и каждого десятого из строя. Подпоручик-коммунист понравился Троцкому разговорами о дисциплине и трибуналах так, что позже наркомвоенмор писал ему письма, обещая помощь и поддержку.
Но с новым комфронта Вацетисом отношения не сложились. Причиной явилось то, что сначала Тухачевский сдал Симбирск, а затем потерял Казань с находящимся там золотым запасом России. Позже, когда на Восточном фронте почти все чехословацкие войска уже были выведены из боев и положение поправилось, Тухачевский разработал план взятия Симбирска и даже взял город.
Здесь ему сначала повезло, а затем не повезло. Как справедливо иронизируют А. Колпакиди и Е. Прудникова: «Красные части с ходу, не подумав и не разведав, форсировали (по не разрушенному противником мосту) Волгу и — кто бы мог подумать! — вдруг попали под удар каппелевцев. Белые погнали их назад, и снова начались бои за многострадальный Симбирск».
Практически это были те же просчеты, которые позже привели «военного гения» к катастрофе под Варшавой. Тот же почерк. Даже Троцкий «подколол» своего любимца: «Необеспеченное наступление представляет вообще слабую сторону товарища Тухачевского». А какая сторона у молодого «блестящего стратега» была сильной?
Это определялось тем — как повезет. Вскоре Тухачевскому повезло трижды. Во-первых, ему оказали помощь части правобережной группы 5-й армии, которые после освобождения Казани были переброшены по Волге к Симбирску. Во-вторых, ситуация сложилась так, что главные силы белых сражались против 5-й армии на казанском направлении и против 3-й — в районе Перми. В-третьих, он все же взял Симбирск.
Но самым главным стало то, что его освобождение города совпало с лечением Ленина после покушения. Сообразительный Тухачевский послал в Москву телеграмму, вошедшую во все учебники истории: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города — это ответ на Вашу одну рану, за вторую будет Самара!».Крупно повезло... Больше Тухачевский мог вообще ничего в Гражданской войне не делать — он уже «вошел в историю».
Между тем Тухачевский продолжал заниматься любимым «делом». Суть его состояла в том, что он всю жизнь с кем-нибудь конфликтовал. Его «передвижение по фронтам, — пишут А. Колпакиди и Е. Прудникова, — отмечается радужным хвостом склок и жалоб».
На Восточном фронте одним из таких конфликтов стали его «противоречия» с комиссаром 20-й Пензенской дивизии Медведевым. Тухачевский вышел в этом конфликте победителем Послав в Реввоенсовет Республики и фронта донос, он назвал комиссара провокатором, который «систематически подрывает армию», и добился отзыва своего противника из соединения.
В чем состояло «провокаторство» Медведева? В чем же разошелся комфронта с комиссаром? Конфликт не имел политического характера. Дело заключалось в том, что любитель «пожрать поросятины», 26-летний вундеркинд-командарм, окружив себя своеобразной челядью — приживалками и приживальцами, родственниками жены, выделялся барскими замашками, манией собственного величия и непогрешимости.
В разборку было втянуто много лиц. Свои первые впечатления от знакомства с С.П. Медведевым и Тухачевским изложил другой политкомиссар — Ф.И. Самсонович. Он прибыл на Восточный фронт летом 1919 года из Петрограда. Спустя полгода в письме председателю ВЦИК Свердлову Самсонович писал:
«В Пензе нас встретил тов. Медведев... Это был, кажется, не комиссар дивизии, а солдат, побывавший в окопах без перерыва несколько месяцев, весь в пыли, в изношенной солдатской шинели, загорелый, лицо осунувшееся, сосредоточенный... Тов. Медведев почти все время находился на передовых позициях, среди красноармейцев... Невольно приходит в голову сравнение первой встречи с... Тухачевским, который приехал в вагон-салоне с женой и многочисленной прислугой, и даже около вагона, в котором был Тухачевский, трудно было пройти, чтобы кто-либо не спросил из прислуги Тухачевского: «Ты кто? Проходи, не останавливайся!».
Причины конфликта, по которым подпоручик-коммунист Тухачевский стал жаловаться на комиссара «в пыльной шинели» в Реввоенсовет фронта и Республики, пояснял и член Реввоенсовета военком О.Ю. Калнин.
Претензии Тухачевского к комиссару были прямолинейны, как замашки фельдфебеля. Он утверждал: Медведев «подрывает авторитет командарма, а именно — отменяет разрешенную командармом командировку помощнику зав. разведотделом армии, которому, как главное, поручено закупить и привезти для должностных лиц штаба на праздник масло, поросят, муку...».
То есть, продолжая культивировать привычки, приобретенные им еще в училище, Тухачевский был недоволен тем, что комиссар отменил его приказ о действиях, не входивших в функции разведотдела армии. Однако претензии к командарму со стороны «политических командиров армии» носили не только гастрономический характер.
Опровергая демагогические обвинения со стороны Тухачевского в адрес Медведева, О.Ю. Калнин поясняет: «Причиной обострения взаимоотношений политкомармов с командармом является следующее. С развитием армии развивался и штаб армии, а также все управление, но только по количеству и штату, но не по качеству Замечался скрытый саботаж, халатное отношение, кумовство. ...Из высших должностных лиц и командарма образовался кадр, который оградил себя китайской стеной от влияния и контроля политкомармов».
Кроме того, окружавшими было замечено, что уже на третьем месяце пребывания на фронте у 26-летнего командарма начался синдром «красного Наполеона». Калнин отмечал, что «с каждой похвалой со стороны высшего командования» у него росло ощущение величия и собственной непогрешимости: «22 декабря главкому Вацетису (Тухачевский) заявляет, что он как командир и притом коммунист не может мириться, что к нему на равных со старыми генералами приставлены политкомармы...»