Рамишвили не стесняется в выборе средств; он суетливо снует по городу, устраивая разносы рабочим, укрывавшим скрывающегося от охранки бежавшего ссыльного. Позднее С. Джибути вспоминал: «И. Рамишвили три раза приходил ко мне и требовал, чтобы я не укрывал тов. Сосо». Это была кочевая жизнь. За неполный месяц пребывания в городе он сменил как минимум восемь квартир.
Словно подчеркивая свое ничтожество, Рамишвили начал распускать слухи, порочащие Иосифа. То был подлый прием. «Чтобы оправдать перед рабочими такое отношение к Сталину, — писал позже Ф. Махарадзе, — по наущению Рамишвили пустили самые нелепые и вместе с тем возмутительные слухи про него».
Странно, но, приняв эту информацию на веру, даже трезвомыслящие исследователи не озадачились закономерными вопросами. А только ли корыстолюбивыми целями руководствовался меньшевик Рамишвили? Не скрыта ли за его агрессивностью другая причина преследования Иосифа Джугашвили?
Попытаемся осмыслить факты и вернемся назад, к 5 апреля 1902 года. При этом напомним, что, когда после собрания рабочих, на квартире Джариспана Дарахвелидзе были арестованы Джугашвили и Канделаки, среди задержанных оказался и гимназист Вано Рамишвили. Племянник Исидора Рамишвили, освобожденный на следующий день. Возможно, у полиции не было претензий к гимназисту, но в том, что производившие арест полицейские знали о месте, где скрывался Иосиф Джугашвили, не может быть сомнений. Как и в том, что он был очень осторожен. И о его роли в батумских событиях знали немногие.
Конечно, явившись для ареста Джугашвили, полицейские действовали не по интуитивному озарению. Тогда кто же навел полицию на след революционера? Кто предал его? Закономерно предположить, что это сделал именно Исидор Рамишвили, узнавший о месте пребывания Джугашвили от своего племянника. Совершив предательство, теперь после возвращения Джугашвили Рамишвили боялся разоблачения. Страх возмездия жег его, и, бросив все дела, провокатор, подобно вору, на котором горит шапка, распространял инсинуации.
И стремившийся скрыть факт своего предательства, Рамишвили добился своей цели. Оказавшись в фактической изоляции, без средств к существованию, под постоянной угрозой быть обнаруженным полицией, Иосиф Джугашвили осознал дальнейшую бессмысленность и опасность пребывания в Батуме. Несколько дней он скрывается у Косты Осепашвили, а затем тот перевел его в дом Николая Габуния, но и здесь его начинала выслеживать уже полиция. Это тоже не могло быть случайностью. Видимо, Рамишвили снова донес о его присутствии в Батуме.
Беглец стал окружаться со всех сторон. Его скитание не могло продолжаться дальше. Круг мог замкнуться, и он был вынужден снова обратиться к Наталье Сихарулидзе. На этот раз речь шла уже не об убежище; его просьба касалась помощи для отъезда в Тифлис. Разрыв с батумскими меньшевиками заставлял его покинуть город. Он оказался совершенно без денег. Положение было почти трагическим. Для отъезда ему требовалось всего полтора рубля, но когда Н. Сихарулидзе обратилась с такой просьбой к Владимиру Джибладзе, то получила отказ.
Уехать из неприветливо принявшего его города ему удалось лишь с помощью мрка Веры Ломджария-Джавахидзе. «В 1904 г., — вспоминала она, — он бежал из ссылки. У нас товарищ Сталин появился в солдатской одежде... две недели до отъезда в Тбилиси прятался на нашей квартире». Ермиле Джавахидзе свел его со своим знакомым, кондуктором И. Михвидабладзе, который свидетельствовал: «Я видел тов. Сталина у Григория Джибладзе в Безымянном переулке... После совещания я надел на него железнодорожную форму и привез в Тифлис». Но при его безденежье пребывание в Тифлисе тоже было невозможным, и он направился дальше — в Гори, где нашел убежище у своего дяди Глаха Геладзе.
Враждебный, почти истерический прием, который он встретил в Батуме, был для Иосифа Джугашвили совершенной неожиданностью. У него появилось время для обдумывания ситуации, в которой он оказался. Она была далеко не простой. Он полтора года провел в тюрьме, длительное время находясь в одиночной камере. Высланный в сибирскую глушь, почти «на край света», он практически без подготовки, лютой зимой предпринимает отчаянный побег. Преодолев множество препятствий и опасностей, он возвратился на родину, надеясь встретить товарищескую солидарность, но вместо поддержки наталкивается на откровенную неприязнь и интриганство озлобленных провинциалов.
Наступил момент подвести итоги. За спиной пять лет борьбы, потребовавшей почти полной самоотреченности, полной самоотдачи; пять лет усилий и страданий в атмосфере постоянного риска. Балансирования на острой грани, по одну сторону которой организация забастовок, агитации, дискуссий, а по другую — неустроенность быта, постоянная смена квартир и явок, изматывающее напряжение от опасения слежки, никогда не исчезающая угроза ареста и новых тюремных застенков.
Итогом этих усилий стало своеобразное «отречение» от него бывших мнимых соратников по партии. Амбиции, заблуждения и откровенное предательство батумских интеллигентов — его политических противников, возомнивших себя «революционерами», людей, играющих в революцию и не понимавших законов революции, обернулись местнической травлей, попыткой его отлучения от участия в дальнейшей борьбе.
Что это, если не поражение? Не неудача? Что он может предпринять в этих условиях? Он не первый, кто получил удар в спину. Кто столкнулся с непониманием и предательством, самодовольным торжеством заурядностей. Великие революции, потрясавшие историю человечества, приняли на свой алтарь множество жертв — людских судеб, жизней, часто оборачиваясь не только разочарованием в идеалах, но и немым воплем утерянных голов. В этом были неизбежная закономерность и логика борьбы.
Но он уже приобрел знания и опыт, утвердившиеся убеждения. Его желание быть на стороне революции, на острие борьбы, готовность идти на жертвы и самоотречение ради счастья народа не случайное увлечение, не иллюзии романтизма. Он осознанно избрал свой путь и пройдет его до конца — неукротимо.
Он не упал духом. Он вышел из батумского конфликта не сломленным, а еще более закаленным Но мышиная возня меньшевика Рамишвили стала своеобразным тупиком, заставившим его искать другие пути работы в подполье. Главным уроком, извлеченным им из происшедшего, стало усиление действенности и непреклонности в своих позициях по достижению намечаемых целей. Вместе с тем провинциальные меньшевики, устроившие Иосифу Джугашвили своеобразный бойкот, невольно оказали услугу своему политическому противнику. Вынужденно отстраненный от активной работы сразу после побега, он избежал опасности новой утраты свободы.
С другой стороны, конфликт с меньшевиками Батума ускорил
восхождение Иосифа на новую ступень его революционной деятельности. Он решил обратиться в высшую инстанцию, руководившую всем механизмом подпольной работы. Иосиф Джугашвили находился в тюрьме, когда в 1903 году состоялся первый съезд социал-демократов Кавказа, принявший решение об организации Кавказского союза РСДРП, руководящим органом которого стал Союзный комитет. Старшим по возрасту и партийному стажу в комитете был М.Г. Цхакая.
Правда, и теперь проблемы молодого революционера решились не сразу. «В 1904 г., во время Русско-японской войны, — писал Миха Цхакая, — один из моих старых знакомых товарищей (по кружку, где я занимался), незабвенный т. Ростом (Арчил Долидзе), написал мне конспиративное письмо в мое тогдашнее глубокое подполье... В письме он мне сообщал, что вот уже чуть не несколько месяцев и в Батуме, и здесь, в Тифлисе, разыскивает меня и хочет во что бы то ни стало лично видеться сбежавший из Сибири т. Сосо, он же Коба (Джугашвили). Я назначил место и время свидания».
Описывая эту встречу, М. Цхакая вспоминал и ее подробности: «Он мне рассказал тогда всю свою эпопею работы и борьбы в Тифлисе, Батуме и в тюрьмах, а равно подробно остановился на удачной попытке побега с места ссылки, затем рассказал о своем пребывании в Батуме, где надеялся найти старых знакомых работников и вместо этого столкнулся с будущими меньшевиками (Рамишвили, Чхиквишвили, Хомерики и К°) <...> И, наконец, заявил о своем решении начать сверху, с Кавказского союзного комитета (тогдашний краевой комитет партии), для будущей более продуктивной конспиративной работы. Вот почему он хотел видеть меня. <...>. И не ошибся. Я ему посоветовал немного отдохнуть в Тифлисе и за это время познакомиться с нелегальной литературой, новой литературой о 2-м съезде партии и пр. <...> для облегчения ему занятия я познакомил его с двумя товарищами — Ниной Аладжаловой и Датушем Шавердовым... и попросил их оказать ему всяческое содействие».
Вместе с тем находящийся в «глубоком подполье» член Союзного комитета не спешит с проявлением доверия молодому нелегалу, и возможно, что в отношении его проводилась негласная проверка. Условия подпольной деятельности не располагали к беспечному благодушию. «На одном из следующих свиданий, — продолжал Цхакая, — познакомил его с характером принятых 2-м съездом программы и устава, а равно с произошедшим расколом
партии на меньшинство и большинство <...> Я его попросил написать свое credo... Он это сделал через несколько дней. Я посоветовал ему <...> написать статью, хотя бы по параграфу 9 программы партии по национальному вопросу... Через месяц он принес довольно объемистую тетрадь <...> через другой месяц я отправил т. Сосо в Кутаисский район в Имеретино-Мингрельский комитет».
Его своеобразный отпуск не прошел бессмысленно. Написанная им в это время статья, опубликованная в 1904 году на страницах газеты «Борьба пролетариата», сразу же привлекла внимание Ленина. Впоследствии новое обращение к этой теме закрепит за ним характеристику специалиста по национальному вопросу. Это произойдет значительно позже, а лето 1904 года ознаменовало для Иосифа новый период революционной деятельности.
Участник большевистского подполья в Грузии, сын майора армейской пехоты, Сергей Иванович Кавтарадзе вспоминал, что Иосиф Джугашвили появился в Кутаиси в конце июня как представитель Кавказского союзного комитета. С этого времени его постоянной партийной кличкой на долгое время стало имя «Коба», что означало «неукротимый».