Вмешательство в ход событий полиции, предпринявшей через десять дней после начала забастовки репрессии и аресты, не принесло властям желаемых результатов. Хозяева предприятий были вынуждены вступить в переговоры со стачечным комитетом. И 30 декабря, впервые в России, был заключен коллективный договор между рабочими и предпринимателями.
Договором был установлен 9-часовой рабочий день для дневных смен, 8-часовой — для ночных и буровых партий. Ежедневная зарплата увеличена с 80 копеек до одного рубля с лишним; введен 4-дневный ежемесячный оплачиваемый отдых. Стачка закончилась только 3 января 1905 года победой бастующих.
Спустя пять лет Иосиф Джугашвили напишет «Это была действительно победа бедняков пролетариев над богачами капиталистами, победа, положившая начало «новым порядкам» в нефтяной промышленности... Установился известный порядок, известная «конституция», в силу которой мы получили возможность выразить свою волю через своих делегатов, сообща устанавливать с ними взаимоотношения». Это была победа, которая имела огромное значение для всего пролетариата России. Бакинская стачка стала «как бы предгрозовой молнией накануне великой революционной бури».
В период стачки Иосиф Джугашвили находится в центре событий. Он постоянно встречается с членами забастовочного комитета и с пребывавшим здесь представителем ЦК РСДРП Носковым, но периодически он выезжает в Тифлис, где тоже назревали важные события.
В августе 1904 года новым российским министром внутренних дел стал князь Святополк-Мирский. Его кратковременное присутствие на верхних этажах власти, получившее название «либеральной весны», позволило интеллигенции выступить с предложением о проведении реформ. Начало этому процессу положил банкет, состоявшийся 20 ноября в Петербурге в доме Павловой, где была принята либеральная петиция. Последовавшая за этим «банкетная петиционная кампания» охватила более 30 городов России и вылилась в проведение по стране свыше 120 собраний.
В начале декабря такое собрание состоялось и в Тифлисе. 20-го числа в городе прошел многолюдный митинг, а на 31 декабря в здании Артистического общества был назначен банкет. Вход для участников банкета был разрешен только по пригласительным билетам, но в последнюю минуту один из организаторов мероприятия распорядился открыть доступ всем желающим. Их оказалось много. Концертный зал общества не мог вместить всех; люди стояли в проходах и примыкавших к залу коридорах.
Сидячие ряды заняли местная либеральная буржуазия и «цвет» тифлисской интеллигенции, демонстрирующие апофеоз своей «политической зрелости». Рабочие-железнодорожники сгруппировались вокруг Петра Монтина и Иосифа Джугашвили. Подготовленная и заранее розданная «чистой» публике петиция с либеральными требованиями не оставляла сомнений в итогах собрания. Огласив петицию, председатель собрания сразу объявил, что ораторы не должны выходить за рамки ее содержания. Это вызвало протест. Но, прочитав резолюцию, немедленно переданную в президиум от находившихся в зале большевиков, председательствовавший категорически отказался ее огласить. Поднялся шум, и раздались крики: «Цензура не нужна!»
Слова попросил Иосиф Джугашвили. Не получив его, чтобы привлечь внимание, он встал на стул и прямо из зала в окружении рабочих произнес краткую речь, завершив ее призывом: «Долой самодержавие!» Социал-демократы огласили свою резолюцию. В ней были требования политических свобод, отмены сословных, национальных и вероисповедных ограничений, введения народного представительства на основе всеобщих выборов, объявления политической амнистии.
Банкет превратился в митинг. «Чистая» публика покидала зал. Собрание закончилось исполнением революционных песен; Иосиф Джугашвили вместе со всеми пел «Варшавянку», припев которой кончался словами: «На бой кровавый, святой и правый марш, марш вперед, рабочий народ!» Этим символическим призывом Тифлис встречал 1905 год...
Конечно, активная деятельность Джугашвили не могла остаться без внимания властей. К осени через секретного сотрудника «Панцулии» тифлисской охранке удалось установить факт его пребывания в городе. В специальной карточке Тифлисского охранного отделения «О лице, состоящем членом партии социал-демократов» 8 октября 1904 года появилась новая запись: «Джугашвили бежал из ссылки и в настоящее время является главарем партии грузин, рабочих».
Запросив 6 ноября сведения о Джугашвили у местного ГЖУ, 16 ноября охранное отделение получило ответ начальника Тифлисского охранного отделения Ф. Засыпкина. В нем отмечалось: «Джугашвили... разыскивается циркуляром Департамента полиции за № 5500 от 1 мая 1904 г. ...По указанию агентуры, проживает в городе Тифлисе, где ведет активную преступную деятельность».
ГЛАВА 4. ПОД ЗНАМЕНЕМ ПЕРВОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Неверно, что теорию «перманентной революции», о которой Радек стыдливо умалчивает, выдвинули в 1905 году Роза Люксембург и Троцкий. На самом деле теория эта была выдвинута Парвусом и Троцким.
Минувший 1904 год, в начале которого Иосиф Джугашвили бежал из ссылки, был тяжелым для России. В Зимнем дворце его встретили шумным, долго не прекращавшимся весельем В разгар «Сарафанового» бала, проходившего 19 февраля, в залах Эрмитажа появился офицер Генерального штаба, вручивший царю телеграмму наместника на Дальнем Востоке: японские миноносцы без объявления войны атаковали русскую эскадру на рейде Порт-Артура Танцы не прервались. История на своих часах еще продолжала отсчитывать время династического правления последнего российского монарха Николая II.
Что оставил после себя потомкам этот канонизированный в конце XX столетия Церковью последний российский царь? Чем прославил он свое имя? Как возвеличил державу?
Его царствование было бесславным. Оно не оставило стране никаких заметных деяний, кроме ходынской трагедии, Кровавого воскресенья, Ленских расстрелов; оно оставило в памяти позор поражения армии и флота в Русско-японской войне, бесславное кровопролитие и военные неудачи в империалистической войне, оно ознаменовалось успешным и жестоким подавлением Первой русской революции.
«Кровавое царствование, — констатирует писатель В. Пикуль, — и самое бесцветное. Картину своего правления Николай II обильно забрызгал кровью, но безжизненная кисть царя не отразила на полотне ни одного блика самодержавной личности. Здесь не было ни упрямого азарта Петра I, ни бравурной веселости Екатерины I, ни тонкого кокетничания Екатерины II, ни либеральных потуг Александра II, ни жестокой прямолинейности Николая I, не было даже кулацких замашек его отца. Даже те, кто воспевал монархию, днем с огнем искали монарха в России и не могли найти его, ибо Николай II, словно масло на солнцепеке, расплылся на фоне общих событий. Реакционеры желали видеть в нем самодержца, а к ним выходил из-за ширмы «какой-то веселый разбитной малый в малиновой рубашке и широких шароварах, подпоясанный шнурочком».
Русско-японская война началась без объявления войны. Для флота и армии она сложилась цепью трагедий. Уже в ночь вероломного нападения японцы атаковали на внешнем рейде Порт-Артура русскую эскадру, подорвав броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич», повредив крейсер «Паллада». Затем в неравном бою с эскадрой адмирала Уриу геройски погибли «Варяг» и «Кореец». 30 марта во время морского боя флагманский корабль русской эскадры броненосец «Петропавловск» наполз на «минную банку» и, разорванный адским взрывом пороховых отсеков, скрылся в пучине, унеся на дно вместе с командой адмирала Макарова.
Даже воюющие японцы, узнав о гибели русского флотоводца, «устроили траурную демонстрацию с фонариками», выражая уважение памяти великого мореплавателя. Иначе отреагировали на гибель Макарова в Царском Селе. Извещенный о ней телеграфом Николай II пожелал отправиться на охоту. «Давненько не было такой погоды! — восхитился император. — Я уже забыл, когда в последний раз охотился...»
В дождливый октябрьский день из портов Балтики в помощь армии и флоту, воевавшим на Дальнем Востоке, тронулась 2-я русская эскадра адмирала Рожественского. Она уходила навстречу гибели, а вслед за ней готовилась отправиться в путь 3-я эскадра Небогатова. Русские корабли шли вдоль берегов Африки, когда 20 декабря комендант Порт-Артура генерал Стессель выслал к японцам парламентариев с заявлением о капитуляции. Отразивший 4 штурма город-крепость сдался. Через два дня после получения сообщения о капитуляции Николай II отметил в дневнике потрясающую новость: императрица, катаясь на санках, сильно ушиблась!
Русско-японская война, которую правительство обещало закончить скорой победой, затянулась. Война усугубила нелегкое положение народа, она обескровила российский рубль, усилив и без того наглую эксплуатацию людей труда. Словно бойцы после тяжкой битвы, возвращались — от жара горнов и наковален, от грохота машин и станков, от тяжести тачек, «вытянув длинные руки вдоль бедер», уставшие работники. На рабочих окраинах среди тесных бараков их встречали семьи; голодные глаза худых детей и бледные лица жен, ожидавших скудную получку. Мир был несправедлив, но, когда война обострила жестокость этого мира, жизнь становилась беспросветной.
Народ жаждал милосердия. И 9 января 1905 года 150-тысячная толпа петербургских рабочих, еще не утратившая наивной веры в самодержавное милосердие, по-праздничному одетая, с хоругвями и крестами, с детьми и женами, направилась к Зимнему дворцу, чтобы вручить царю петицию со своими требованиями. Во главе шествия стоял руководитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Петербурга» священник Георгий Гапон. Возглавленные Гапоном рабочие не намеревались свергать царя — они шли смиренно просить самодержца принять их просьбы.
Процессия двигалась под мощное пение «Спаси, Господи, люди твоя», и в этой молитве звучали пожелания благ «императору нашему Николаю Александровичу». Реакция властей оказалась неожиданной — на улицах мирную манифестацию встретили войска. На площадях и улицах столицы пролилась кровь. В это воскресенье, ставшее Кровавым, несколько сотен человек были убиты, более тысячи ранены. Отказались стрелять по приказу царя в народ лишь матросы гвардейского экипажа; потом ряды убийц покинули солдаты Преображенского полка, которых увел князь Оболенский, по