Власти отреагировали на это сообщение незамедлительно. В тот же день на квартиру Джапаридзе явился помощник пристава с двумя городовыми, но, кроме Джапаридзе и его жены, полицейский наряд неожиданно обнаружил в ней еще двух неизвестных. Гостями хозяина «крамольной» квартиры были Джугашвили и Орджоникидзе.
Казалось, что удача сама шла в руки полицейского чина: одновременный арест трех видных большевиков мог стать ступенью в его карьере, но помощник пристава упустил свой шанс. Его подвелочувство бюрократического формализма. Санкции на арест иных лиц не было, и, не решившись проявлять инициативу, правда, оставив одного городового у парадного подъезда, а другого — у черного входа, он отправился звонить начальству.
Ситуация была критической. «Мы стали раздумывать, — вспоминала жена Джапаридзе, — каким образом дать возможность уйти Сталину и Серго. Ясно было, что надо спровадить одного из городовых». Положение спасли 10 рублей «на расходы», которые получил служивый, посланный в лавку за папиросами. Пристав был взбешен, когда, вернувшись с распоряжением: «Взять всех», — в квартире он застал только Джапаридзе.
На этот раз Иосиф Джугашвили снова избежал опасности, и сообщение Фикуса, поступившее в Бакинское охранное отделение, вскоре подтвердилось. Он действительно выехал в Тифлис, но его поездка носила не только рабочий характер. Она была связана с судьбой С.А. Тер-Петросяна (Камо). Арестованный два года назад в Берлине, 21 сентября он был выдан Германией России, и революционеры получили информацию, что 12 октября Камо привезли в Тифлис. Там он был передан в руки Губернского жандармского управления. Но, когда после медицинского освидетельствования Камо поместили в тюремную больницу, он вскоре бежал и был переправлен за границу.
Отправляясь в поездку, уже по выработавшейся годами привычке Иосиф Джугашвили принял необходимые меры конспирации, и, как отмечено в документе охранки, «назначенный на вокзале на пост наружного наблюдения не видел его выезда». Правда, из сообщения своего агента Бакинское охранное отделение узнало о его отъезде в тот же день.
18 октября Михаил спешно доносил: «Скорым поездом № 11 в 6 час. вечера Коба выехал в Тифлис на конференцию. Там будет решаться вопрос об издании общего для Кавказа органа «Кавказский пролетарий» и другие связанные с этим вопросы. На этой неделе Коба вернется и сейчас же приступит к постановке техники. Кому перейдет это дело в случае его ареста — неизвестно, поэтому это крайне нежелательно, так как во всех отношениях повредит делу».
С последним соображением своего секретного сотрудника ротмистр Мартынов не мог не согласиться. Должность заведующего Народным домом давала Коберидзе возможность быть в курсе дел социал-демократов, и начальник охранного отделения не хотел терять ценного агента.
Иосиф Джугашвили был еще в пути, когда, опережая его, по проводам прошла телеграмма, уведомлявшая начальника районного охранного отделения о необходимости встречи Кобы «в Тифлисе, с указанием цели его поездки». Но уже на следующий день Мартынов телеграфировал, что «арест Кобы безусловно нежелателен ввиду грозящего провала агентуры и потери освещения предстоящей ликвидации местной организации и ее техники».
Впрочем, такое предупреждение уже не имело смысла. Даже при нетерпеливом желании арестовать Кобу тифлисская охранка не могла. Она вообще не обнаружила его прибытия и, пытаясь организовать поиск революционера в городе, взяла неверный след.
Дело заключалось в том, что еще в конце августа российский Департамент полиции получил агентурную отчетность по городу Баку за июнь 1909 года, в которой упоминался Коба. Рассмотрев информацию, запросом от 20 сентября за подписью М. Борецкого Департамент предложил Кавказскому районному охранному отделению: «сообщить о результатах установки (личности. — К.Р.) бежавшего из Сибири Сосо (кличка Коба) <...>, а равным образом уведомить, какие приняты <...> меры».
Через месяц, 24 августа, начальник Тифлисского ГЖУ А. Еремин дал ответ: «Кавказское районное охранное отделение доносит, что, по сообщению начальника Бакинского охранного отделения, бежавший из Сибири Сосо, кличка в организации Коба, является по установке жителем гор. Тифлиса Оганесом Вартановым Тотомянцем, на каковое имя он имеет паспорт, выданный тифлисским полицмейстером с 12 мая сего года за № 982 на один год».
Таким образом, и в Баку, и в Тифлисе, и даже в Петербурге были уверены, что революционер Коба — это Оганес Тотомянц. И, исходя из этого убеждения, начиная поиск Тотомянца, охранка сделала предположение, что «Коба (Сосо) может проживать у своего шурина, бывшего воспитанника Тифлисской дворянской гимназии Василия Ратиева». Однако усиленное наблюдение за домом 17 Хухуни по Пасанаурскому переулку, в котором проживал дворянин Василий Фаддеевич Ратиев, результатов не принесло. Ничего не дали поиски Тотомянца и в других известных жандармам местах.
Но пока тифлисские филеры разыскивали в многолюдном городе Кобу, а аналитики сыска копались в путанице и неразберихе, выясняя семейные связи Тотомянца и Ратиева, Иосиф Джугашвили завершил участие в общегородской конференции. Напомним, что, как сообщал доносчик ГЖУ, именно на ней он настоял на решении о внедрении членов организации на службу в правительственные учереждения для сбора нужных «для партии» сведений.
Закончив дела, уже перед отъездом из Тифлиса, 12 ноября Иосиф Джугашвили послал письмо за границу, в редакцию «Пролетария». Сообщая о получении писем с конспиративными адресами, он указал, что причиной задержки ответа стали текущие дела и обстоятельства провокации. Не вдаваясь в детали, он отметил, что «теперь все улеглось».
Но принципиальным моментом в содержании его письма стало то, что он снова заявил о несогласии Бакинского комитета с решением об исключении сторонников «отзовизма» из состава членов редколлегии. Он не пытается смягчить свою позицию: «Ваша приписка к нашей резолюции о разногласиях в расширенной редакции «Пролетария»., а также «беседа с петербургскими большевиками еще более убедили нас в неправильной организационной политике редакции». Человек дела, он не считал разногласия принципиальными и не скрывал своей позиции.
Однако он ошибался, полагая, что вопрос с провокаторами вроде бы утратил свою остроту. Во всяком случае, это не относилось непосредственно к нему, и, потеряв след в Тифлисе, охранка почти с нетерпением ждала его возвращения в Баку. 5 ноября Михаил сообщал своим хозяевам: «Коба все еще в Тифлисе... приедет он, вероятно, на следующей неделе», а 12 ноября сексот поспешил донести: «Коба на днях приехал из Тифлиса».
Пожалуй, без этих разбросанных по архивам донесений секретных сотрудников политического сыска царской России и редким их публикациям вообще невозможно, даже хотя бы эскизно, проследить детали дореволюционной работы Сталина. Конечно, сообщения о его «передвижениях» не могут отразить полноту его фактической деятельности. Но даже чернильные следы доносов сексотов позволяют более объективно взглянуть на события, чем многочисленные публикации окололитературных сочинителей, представляющих читателю плоды измышлений, извращенных скудостью собственного воображения.
Осенью 1909 года Бакинское охранное отделение получило сообщение, что «при Бакинском комитете существует финансовая комиссия». Перечислив членов комиссии, сексот сообщал: «Деятельность означенных лиц в активных действиях не проявляется, а всецело только направляется на сбор денег под руководством Семенова (районного фабричного инспектора. — К. Р.). Последний
брал деньги у Ландау, управляющего Балахинскими промыслами Ротшильда, Браиловского, управляющего Московско-Кавказским нефтепромышленным товариществом, Багдатьяна, управляющего техническим надзором в Совете съездов нефтепромышленников, Манчо, директора Нефтяного товарищества».
Конечно, политическая пропаганда требовала средств, и Джугашвили находил способы их изыскания. Впрочем, в том, что деньги на пропаганду и революционную деятельность бакинские большевики получали у «капиталистов», не было ничего парадоксального.
Между тем аналитики сыска уже стали подходить к идентификации личности руководителя бакинских революционеров. 1 декабря 1909 года Тифлисское охранное отделение сообщило в Тифлисское ГЖУ: «Сосо (Коба), упомянутый в записке вверенного Вам районного охранного отделения от 9 ноября за № 14536, известен как видный социал-демократ, по установке в Баку он значится как житель г. Тифлиса О.В. Тотомянц. В охранном отделении имеются агентурные сведения, что Коба (Сосо) есть И.В. Джугашвили (выписка агентурных сведений от 25 ноября № 10790). Точно выяснить личность Кобы (Сосо) не представилось возможным»
Подпольщики тоже принимали меры по нейтрализации провокаторов в своих рядах. Участница событий того времени Г. Варшамян приводит в воспоминаниях эпизод, когда, встретив Джугашвили на улице, работник охранного отделения сказал: «Я знаю, что вы революционер или социал-демократ (я не знаю, как он сказал), вот возьмите список, сюда включены товарищи, которые в ближайшее время должны быть арестованы». В списке было 35 человек. В связи с этим на экстренном совещании Бакинского комитета была проведена ротация тех членов, которые оказались в списке.
Безусловно, в действительности передача информации произошла не столь «примитивно». И, конечно, секретарь Бакинского комитета, получив информацию от работника охранки, сочувствующего революционерам, не мог сказать об этом открыто. Но такая информация ему поступала. По словам рабочего И.П. Вацека, кассира Бакинского комитета РСДРП, когда появились сведения о связях с охранкой заведующего Народным домом Михаила Коберидзе, Иосиф Джугашвили «явился к нему и потребовал назвать тех лиц, которые были им провалены».
То, что подполье имело свою контрразведку для борьбы с провокаторством и противостояния карательным службам, являлось закономерным элементом революционной деятельности. И имен-