Заметим еще, что жена Свердлова К.Т. Новгородцева была тайной хранительницей алмазного фонда Политбюро (был спрятан на ее квартире). Он предназначался для того, чтобы «в случае крушения власти обеспечить членам Политбюро средства для жизни и продолжения революционной деятельности». Каких членов Политбюро, я думаю, разъяснять не следует. Сталин и его окружение в их число, конечно же, не входили».
Но в 1913 году ситуация была иной, и ссыльные планировали не гипотетический, а реальный побег. Трудно сказать о настроениях Свердлова, а Сталин даже теперь, когда его положение круто изменилось, не намеревался проводить в Заполярье вторую зиму, но для него все снова упиралось в финансовый вопрос. Обещанной помощи от центра он пока так и не получил.
Никакой. Реально он не получил ничего, кроме неясных обещаний. И, встретившись со Свердловым в Курейке, видимо, уже начал догадываться, что его предприимчивый товарищ присвоил ту часть денег, которая по праву предназначалась ему И, чтобы не строить планы побега на этом источнике, он желает убедиться в этом.
Для этого у него были основания. Еще в ноябре 1913 года на имя Иосифа Джугашвили пришла открытка от Малиновского, в которой тот в иносказательной форме уведомлял о высылке денег. Джугашвили пытается выяснить их судьбу, и 20 марта 1914 года в письме депутату Госдумы пишет: «Товарищ Петровский! Прошу передать (это письмо) Роману (Малиновскому — К.Р.). Побеспокоил Вас потому, что адреса Романа не знаю. Василий... Месяцев пять тому назад я получил от одного товарища из Питера предложение переехать — переселиться в Питер. Он родом грузин, и ты его знаешь. Он писал, что предложение исходит не от него лично и что если (я) согласен переселиться (бежать. — К. Р.), деньги на дорогу будут. Я написал ему ответ еще месяца четыре назад, но от него нет никакого ответа до сих пор. Не можешь ли ты в двух словах разъяснить мне это недоразумение.
Месяца три назад я получил от Кости (Малиновского. — К. Р.) открытку, где он писал: «Брат, пока продам лошадь, запросил 100 рублей». Из этой открытки я ничего не понял и никаких 100 руб. не видел. Да, по другому адресу тов. Андрей (Свердлов. — К. Р.) получил их, но я думаю, что они принадлежат ему, и только ему (курсивы мои. — К. Р.). С тех пор я не получил от Кости ни одного письма.
Не получал также ничего уже четыре месяца от сестры Нади (Крупской. — К. Р.). Короче, целая куча недоразумений. Все это я объяснил бы так: были, очевидно, разговоры о моем переселении (побеге. — К. Р.) на службу в Питер. Но разговоры разговорами и остались, и выбор Кости остановился на другом, на Андрее (Свердлове. — К. Р.), поэтому и послали ему сто... Верно ли я говорю, брат? Очень прошу тебя, друг, дать мне прямой и точный ответ. Очень прошу не отвечать мне молчанием, как ты делал до сих пор. Ты знаешь мой адрес.
Ясный ответ нужен мне не только потому, что многое зависит от него, но и потому, что я люблю ясность, как и ты, надеюсь, во всем любишь ясность. (Письмо) пришли заказным. Привет твоим друзьям. Привет Стефании, поцелуй ребят».
Конечно, у Иосифа Джугашвили были все основания для недовольства. Для него уже, видимо, становилось очевидно, что получивший перевод Свердлов забрал себе и чужую часть суммы, но ясность он должен был внести не только для себя.
Ситуация приобретала уже принципиальную окраску. Он был просто вынужден уведомить центр, что не «протряс» на личные нужды партийные деньги, предназначенные для побега. Правда, из этой переписки не совсем ясно и сейчас: все ли деньги, выделенные ему ЦК, дошли до Туруханска? Похоже, что была и другая сумма, присвоенная, в свою очередь, уже Малиновским.
Впрочем, в любом случае оба «соратника» Иосифа Джугашвили по ЦК выглядят, мягко говоря, непорядочно. Но он напрасно пытался прояснить этот инцидент. Вскоре Малиновскому было уже не до формальных оправданий перед преданным им товарищем по организации. О работе Малиновского в качестве секретного сотрудника Департамента полиции стало известно М. Родзянко. Товарищ (заместитель) министра внутренних дел В.Ф. Джунковский известил об этом председателя Госдумы 22 апреля 1914 года, и 8 мая Малиновский положил на стол М. Родзянко заявление о сложении с себя полномочий депутата. Провокатор выпал из политической колоды.
Таким образом, все произошло до банальности просто, и сопоставим хронологию. Прибыв на новое место, 15 марта ссыльные поселились на одной квартире, и обсудить им было что, а через четыре дня, 20 марта, Джугашвили послал письмо Малиновскому Видимо, на следующий день состоялся его откровенный разговор с «товарищем Андреем», и уже 22-го числа Свердлов жалуется в письме к приятельнице, что его сосед «хороший парень, но слишком большой индивидуалист».
Конечно, беззастенчиво присвоив деньги ЦК, Свердлов практически сорвал планы побега товарища. И последний не мог не попытаться прояснить этот вопрос. Напомним, что когда в 1911 году студент Абрам Иванянц подобным образом распорядился полученной для передачи Джугашвили суммой, то не состоялся его побег из сольвычегодской ссылки. Но инцидент со Свердловым был для Сталина морально неприятен. Разобравшись в ситуации, он перестал разговаривать с соседом, и в конце марта тот был вынужден перебраться на другую квартиру. Они не прожили вместе и месяца.
Позже, 27 мая, в письме Л.И. Бессер Свердлов пишет: «С товарищем теперь на разных квартирах, редко и видимся». В конце июня в письме жене он объяснял: «Со своим товарищем мы не сошлись «характером» и почти не видимся». И, словно рефреном, он снова возвращается к этой теме в письме жене от 16 ноября: «Товарищ, с которым мы были там (в Курейке), оказался в личном отношении таким, что мы и не разговаривали, и не виделись».
Впрочем, вскоре, с началом Первой мировой войны, и сам побег потерял всякий смысл. Поэтому в будущем И.В. Сталин не держал обиды на своего «безынициативного» соседа по ссылке — именем ЯМ. Свердлова была названа столица промышленного Урала, и история партии не умаляла заслуг «товарища Андрея». Правда, Иосиф Джугашвили тоже недолго оставался на квартире у Тарасеевых. В связи с намечавшимся «переносом дома на другое место» в начале апреля, перед Пасхой, он перебрался к Петру Салтыкову, где пробыл «лишь 20 дней», а затем — к его родственнику Филиппу.
Но не взаимоотношения с нещепетильным товарищем составили в этот период проблему для И. Джугашвили. Появление в Курейке таинственных «политических», выступавших против самого «Царя», вызвало естественное внимание местных жителей, и курейским старожилам запомнился конфликт ссыльного с надзиравшим за ним стражником. С большими усами и окладистой рыжей бородой, «свирепый и жестокий» Иван Лалетин являл собой законченный тип держиморды.
Впрочем, человек ограниченного мышления, грубый, но рьяно соблюдавший предписания начальства, деревенский жандарм действительно опасался побега ссыльного и «часто ходил проверять Сталина не вовремя»; даже ночью, бесцеремонно «вваливаясь в его комнату без стука». Федор Тарасеев вспоминал, как однажды вечером, когда Лалетин нагло ворвался к ссыльному, тот «в шею выгнал этого мерзавца». И жители видели, как, трусливо размахивая обнаженной шашкой впереди себя, жандарм пятился к Енисею, а «товарищ Сталин шел на него, возбужденный и строгий, со сжатыми кулаками».
Колхозница Мария Давыдова в 1942 году объясняла этот эпизод иначе. «Однажды Иосиф Виссарионович взял у моего брата ружье и хотел сходить на охоту. А охота у нас рядом, тайга начинается под окном. Жандарм Лалетин налетел на Иосифа Виссарионовича, обнажил шашку и хотел его обезорркить. Брать ружье товарищу Сталину не разрешалось. Но товарищ Сталин не отдал ружья жандарму, а возвратил брату. Помню, тогда жандарм порезал Иосифу Виссарионовичу руки». Конфликт между ссыльным и стражником завершился тем, что пристав Кибиров был вынужден заменить стражника.
Но лето 1914-го уже приближалось и к суровому заполярному краю. Мир ждали небывалые потрясения. Не предполагая этого, ссыльный не оставляет своего плана морского «путешествия» в Европу. Он настойчиво штудирует иностранные языки и 20 мая пишет за границу Зиновьеву.
«Дорогой друг. Горячий привет вам и В. Фрею. Сообщаю еще раз, что письмо получил. Получили ли мои письма? Жду от вас книжек Кострова. Еще раз прошу прислать книжки Штрассера, Панекука и К.К. Очень прошу прислать какой-либо (общественный) английский журнал (старый, новый, все равно — для чтения, а то здесь нет ничего английского, и боюсь растерять без упражнения уже приобретенное по части английского языка). Присылку «Правды» почему-то прекратили, — нет ли у вас знакомых, через которых можно было бы добиться ее регулярного получения? А как Бауэр? Не отвечает? Не можете ли прислать адреса Трояновского и Бухарина? Привет Вашей супруге и Н. (Крупской. — К. Р.). Крепко жму руку. Где [Рольд]. Я теперь здоров».
В этот же период в маленьком стане произошло заурядное, однако привлекшее внимание исследователей событие, вызвавшее кривотолки. Когда Джугашвили и Свердлов были доставлены в Курейку, здесь отбывали ссылку несколько уголовников. И еще «примерно в 1913» году у одной из дочерей жительницы стана «родился ребенок, который умер. В1914 г. родился второй ребенок...».
В связи с тем, что беременная была несовершеннолетней, явившийся в стан весной пристав И.И. Кибиров «очистил Курейку от этих сожителей», но в 1956 году история с рождением двух внебрачных детей у молодой женщины из забытого богом поселка стала предметом разбора Хрущева и председателя КГБ Серова. Начиная «антикультовскую» кампанию, Хрущев намеревался использовать этот факт для нравственной дискредитации Сталина, приписав ему их отцовство.
Но даже у нагловатого Никиты, все-таки не понаслышке знакомого с технологией изготовления детей, видимо, хватило ума сообразить, что ни ребенок, умерший в 1913 г., ни родившийся в 1914 году никак не могли иметь отношения к политическому ссыльному. Впрочем, такая попытка «пристроить» к Сталину «детей лейтенанта Шмидта» была не единственной. Одно из таких «отцовств» любители пикантных историй связывают с его первой, сольвычегодской, ссылкой. Но, как и в изложенном случае, комичность ситуации в том, что в анкете некоего Кузакова, намекавшего позже, что он «с