В этот момент большевистская партия не представляла собой реальной силы, способной переломить политические процессы. Из подполья вышло лишь около двадцати четырех тысяч большевиков. На повестку дня встал вопрос укрепления партии, и Сталин целенаправленно занимался мобилизацией в ее ряды рабочих. К концу апреля в большевистских рядах насчитывалось уже 100 тысяч членов партии. Прагматик и реалист, в отличие от оторванного от действительной российской жизни Ленина, в этот момент он более взвешенно оценивал истинное положение в стране и столице. Опасность поспешности подтвердили позже июньские события, когда спонтанный порыв масс не принес большевикам власти и едва не привел партию к разгрому.
Впрочем, «осторожность» с публикацией ленинских писем объяснялась еще и дипломатическими причинами. Сама возможность приезда Ленина из-за границы была под вопросом. В этот период большевики вели сложные переговоры с Чхеидзе в отношении возвращения Ленина в Россию, и радикализм его тезисов вряд ли способствовал бы успешному урегулированию этого далеко не простого вопроса.
Переговоры завершились положительно. Договоренность была достигнута, и Ленин приехал из эмиграции 3 апреля. Сталин встретил лидера партии на пограничной с Финляндией станции, в Белоострове, по дороге он рассказал о положении в столице. Приезд Ленина стал поворотным пунктом в революционной стратегии большевиков. Поднявшись на броневик, над толпой встречавших его людей, он провозгласил лозунг «Да здравствует социалистическая революция!» Да, Ленин нашел те слова и ту идею, которые впоследствии «потрясли» и изменили мир.
Но тогда на Финляндском вокзале пролетевшие над головами собравшихся эти слова не поняли. По признанию Молотова, этот лозунг не поняли и на следующий день, когда 4 апреля на состоявшемся собрании большевиков Ленин выступил с докладом: «О задачах пролетариата в данной революции». Молотов вспоминал, что он «говорил: теперь опасность у нас в этих старых большевиках, которые не понимают того, что у нас новый этап. Они думают, что у нас демократическая революция. А мы должны идти к социалистической революции! И вот все мучили головы: как это — к социалистической революции?»
В этом неожиданном для всех взгляде на события, в способности видеть существо явлений и процессов в перспективе, и заключался талант Ленина. В своем докладе он обосновал курс на отказ от борьбы за парламентскую республику. Целью борьбы, провозгласил он, должна стать «республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». Лозунгом этой политической борьбы стал призыв: «Вся власть Советам!»
План Ленина, изложенный в «Апрельских тезисах», предусматривал национализацию всей земли и передачу ее в распоряжение Советов батрацких и крестьянских депутатов, объединение банков в общегосударственный, установление рабочего контроля над производством и распределением. Для достижения этих целей он не ставил задачу немедленного свержения правительства, а предлагал добиться преимущества в Советах. Позиция Ленина оказалась неожиданной. Она заставляла пересматривать привычные, устоявшиеся взгляды. Разрушала тот наивный мистицизм, который скрывался за казавшимся счастливым словом — «демократия». Это давалось непросто: инерция утвердившихся убеждений привычно тяготеет к консерватизму.
С критикой ленинских предложений выступили Каменев, Калинин и ряд других участников совещания. Безоговорочно Ленина поддержали немногие. В их числе были Молотов и Шляпников. Сталин тоже высказал несколько критических замечаний. «У него сомнения некоторые были, — говорил позже Молотов. — Он с некоторой выдержкой думал, более тщательно. Ну а мы были помоложе, проще подходили к делу, поддерживали Ленина без всяких колебаний... Что-то его (Сталина) беспокоило».
Сталина тревожил вопрос войны и мира. По словам Молотова, в этот период: «У него были мысли по вопросу о мире, он размышлял над этим и искал ответы на вопросы в начале марта». Эти размышления Сталина свидетельствуют о взвешенности его оценок, осознанном, а не «лакейском» следовании за Лениным. Неколебимо признававший авторитет основателя и вождя партии, он имел свою точку зрения на события. Его тревожила возможность германского вторжения.
Его колебания были оправданны. История показала, что именно вопрос о мире был в это время камнем преткновения всех политических сил. Он стал наиболее болезненным для большевиков после завоевания власти. И хотя в 1924 году Сталин признал свою позицию по этому вопросу «глубоко ошибочной», отмечая, что «она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на мельницу оборончества и затрудняла революционное воспитание масс», он был прав, усомнившись в возможности безболезненного выхода из войны и одновременного перехода к новому этапу революции.
В то же время он не мог не испытывать чувство определенного удовлетворения. Ленин, критиковавший его на Стокгольмском съезде за несогласие с программой партии в позиции по аграрному вопросу, теперь, в 1917 году, по существу принял предложения, вы-
сказанные Сталиным ранее. Своеобразным закреплением совпадения взглядов на эту проблему стала статья Сталина, звучащая как лозунг: «Земля — крестьянам», опубликованная «Правдой» 14 апреля.
Вопрос о войне и мире во всей своей обнаженной остроте стоял и перед Временным правительством. Его нельзя было небрежно сбросить со счетов. Мировая война оставалась реальным фактом. Реальный мир мог быть приобретен либо пушками, либо революционно: односторонним прекращением боевых действий. Власть выбрала первое. 18 апреля министр иностранных дел Милюков обнародовал ноту правительствам союзных стран о продолжении войны до победного конца.
В своем решении правительство руководствовалось не столько чувством «патриотизма», сколько желанием продемонстрировать крупной российской и западной буржуазии свою кредитоспособность и решительность в желании управлять страной. Узурпировав в феврале власть, буржуазия не хотела ею «делиться» с народом.
В тот же день на митинге, состоявшемся в связи с празднованием Первого мая на Биржевой площади Васильевского острова, Сталин произнес речь «О Временном правительстве». Разоблачая намерения, интересы и действия властей, он задавал почти риторические вопросы: «Говорят о доверии к Временному правительству, о необходимости такого доверия. Но как можно доверять правительству, которое само не доверяет народу в самом важном и основном?..
Говорят о поддержке Временного правительства... Но... можно ли в революционную эпоху поддерживать правительство, которое с самого начала своего существования тормозит революцию?»
Страна устала от войны, и народ требовал мира. Демонстрации, начавшиеся по призыву большевиков, с 21 апреля переросли в массовые выступления. В них приняли участие около ста тысяч человек, вышедших на улицы Петрограда под лозунгами с требованием мира и передачи власти Советам. Массовое народное выступление вызвало у властей страх, и, угрожая манифестантам орудийными дулами, главнокомандующий войсками округа генерал Корнилов выкатил к Мариинскому дворцу пушки.
В стройную систему взглядов планы большевиков оформились на состоявшейся 24—29 апреля в Петрограде VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б). Сталин выступил на ней трижды. Накануне он присутствовал на совместном заседании
Петроградского Совета и Временного правительства и на конференции рассказал об этом совещании, состоявшемся в Мариинском дворце. С.Н. Гопнер вспоминала, что в речи, «отличавшейся четкостью и лаконичностью, Сталин очень красочно рассказал, как министры Гучков, Шингарев и Милюков ультимативно требовали прекращения большевистской агитации, обуздания солдат, крестьян и революционных рабочих, грозя отставкой». Афористической оценкой позиции министров стали его меткие слова о том, что Гучков и Милюков «хотели маленькой революции для большой победы».
На конференции Сталин выступил в защиту ленинской резолюции по текущему моменту, с докладом и заключительным словом по национальному вопросу. В докладе он аргументировал право наций на самоопределение, вплоть до отделения. Полемизируя с позицией Пятакова и Дзержинского, утверждавшей, что «всякое национальное движение есть движение реакционное», он заявил: «Мы должны поддерживать всякое движение, направленное против империализма». И высказался в поддержку национально-сепаратистского движения в Финляндии.
В то же время он указал, что «9/10 народностей после свержения царизма не захотят отделяться» от России. «Вопрос о праве наций на свободное отделение, — говорил Сталин, — непозволительно смешивать с вопросом об обязательности отделения. Этот вопрос партия пролетариата должна решать в каждом отдельном случае самостоятельно». Он, как никто другой, понимал сложность национального вопроса.
Но он исходил из интересов народов и государства, а не национальной буржуазии и клановых «элит». Рассматривая возможность будущего устройства «областных автономий» для Закавказья, Туркестана и Украины, он указывал на необходимость учета «особенностей быта и языка». При этом он декларирует «отмену всяческих ограничений для национальных меньшинств» по школьным, религиозным и другим вопросам.
Результатом апрельской конференции стала еще ярче обозначившаяся левая ориентация большевистской партии. Одновременно партия укреплялась организационно. На конференции Сталин был избран в состав ЦК РСДРП(б). Помимо близкого по эмиграции Ленину Зиновьева, в число 9 его членов вошли Сталин, Каменев и лишь двое рабочих — В. Ногин и Г. Федоров. В мае было
учреждено Политбюро ЦК. С этого периода и до конца жизни Сталин стал его бессменным членом.
Троцкий к Февральской революции «опоздал». В январе 1917 года он выехал в Америку, и один из первых его визитов в Нью-Йорке состоялся в дом номер 120 на Бродвее. Здесь находился офис Сиднея Рейли, торгового агента дяди Троцкого — владельца синдиката, зарабатывающего на оружии, — Абрама Животовско-го. Однако Рейли, сын одесской еврейки