талин мог с полным основанием предсказывать: «Поскольку развиваются силы революции, взрывы будут, и настанет момент, когда рабочие поднимут и сплотят вокруг себя бедные слои крестьянства, поднимут знамя революции...»
Сняв (временно) после июльских событий с повестки дня лозунг «Вся власть Советам!», большевики не отказались от намерения взять власть, и Сталин обосновывает возможность победы российской социалистической революции. «Некоторые товарищи говорят, — отметил он в докладе, — что так как у нас капитализм слабо развит, то утопично ставить вопрос о социалистической революции. Они были бы правы, если бы не было войны, если бы не было разрухи, не были бы расшатаны основы капиталистической организации народного хозяйства... Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия «подождала» с социалистическими преобразованиями, пока Европа не «начнет». «Начнет» та страна, у которой больше возможностей (курсивы мои. — К. Р.)».
В дискуссии по этому вопросу считающий себя знатоком марксизма Преображенский предложил поправку к резолюции о революции: «...для направления ее к миру и при наличии пролетарской революции на Западе — к социализму». Возражая против этой поправки, Сталин счел необходимым открыто заявить: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму... Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего».
Съезд вновь избрал его в Центральный комитет. Членами ЦК стали Ленин, Зиновьев, Каменев, Шаумян. Кроме того, в его состав вошли и принятые на съезде в большевистскую партию «межрайонцы»: Троцкий и Урицкий. На Пленуме ЦК Сталина избрали в «узкий» состав Центрального комитета партии.
На этом съезде произошло фактическое объединение большевиков с «межрайонцами». Посредником в этом деле стал Яков Свердлов. Поэтому примечательно: он имел отношение к тем же американским связям, что и Троцкий. В Америке находился брат Свердлова, который «подозрительно быстро выбился в банкиры», а после революции он займет пост заместителя наркома путей сообщения. Но, что самое любопытное, офис Бенни (Вениамина) Свердлова располагался по тому же адресу Бродвей, 120, где находилось представительство английского агента Сиднея Рейли, посещавшееся Троцким в начале 1917 года.
Троцкий просидел в «Крестах» недолго. Уже через полмесяца он вернулся в свою фешенебельную квартиру Его освободили под залог в 3 тысячи рублей. В сентябре он будет избран председателем Петроградского Совета большевиков. Но фактическим руководителем всей партии будет оставаться Сталин.
Сталин всегда являлся человеком действия, но, пройдя политическую школу революции, он не спешил с необдуманными, скороспелыми решениями. Пожалуй, ему больше была присуща многоходовая позиционная борьба с постепенным наращиванием сил и преимуществ. Так целенаправленно, без суеты и нетерпеливости, сумев провести партию через пороги и водовороты, период отступления, он доведет ее до решающего рубежа Великого Октября.
Свержение царизма не изменило существенно его образа жизни. В это время он жил «полулегально» и в отличие от спонсируемого английской разведкой Троцкого более чем скромно. Иногда он ночует у Аллилуевых. Все его вещи, принесенные в их квартиру, уместились «в небольшой плетеной корзинке, которую он привез из ссылки. В ней были рукописи, книги, что-то из одежды. Костюм у него был один, давнишний, очень потертый». Жена Сергея Аллилуева, взявшись однажды починить его пиджак, отчаялась и заявила, что ходить в таком больше нельзя. Он сослался на занятость, и хозяйка сама присмотрела новый костюм
Когда Аллилуевы стали искать новую квартиру, он попросил оставить комнату и для него. «Иногда, — вспоминала А. Аллилуева, — во время вечерних чаепитий в его комнате Сталин подходил к вертящейся этажерке и доставал томик Чехова. «А хорошо бы почитать. Хотите, прочту «Хамелеона»?» «Хамелеон», «Унтер Пришибеев» и другие рассказы Чехова он очень любил. Он читал, подчеркивая неповторимо смешные реплики... Все мы громко хохотали и просили почитать еще. Он читал нам часто из Пушкина и из Горького. Очень любил и почти наизусть знал он чеховскую «Душечку»... Рассказывая о самых больших, серьезных событиях, он умел передать, подчеркнуть их смешную сторону. Его юмор точно и ярко показывал людей и события...»
Конечно, он нуждался в общении и хотя бы в некотором подобии дома. Но главным для него по-прежнему остается дело, и он отдается ему с максимальным проявлением сил и энергии. Анна Аллилуева вспоминала: «Как бы поздно ни возвращался домой Иосиф Виссарионович, он и после наших чаепитий... всегда усаживался за работу». Он имел «обыкновение — прежде чем сесть за письменный стол, ненадолго прилечь на кровать. Дымя трубкой, он сосредоточенно и углубленно молчал, а потом неожиданно поднимался и, сделав несколько шагов по комнате, садился за стол».
Его работоспособность потрясает. Особенно это проявилось во время Великой Отечественной войны. 3 декабря 1944 года на завтраке, устроенном в честь прилетевшего в СССР председателя Временного правительства Французской Республики Шарля де Голля, генерал задал Сталину вопрос почему он так много работает?
«Тов. Сталин, — записал посол Богомолов, — ответил, что это, во-первых, дурная русская привычка, а во-вторых, объясняется большим размахом работы и той ответственностью, которая возлагается на него таким размахом работы. «Боюсь ошибиться», — добавил тов. Сталин.
Де Голль спросил, не является ли эта боязнь боязнью за ошибки сотрудников. Тов. Сталин ответил, что иногда это ошибки сотрудников, а иногда и его самого. «Ошибки имеются. И у меня, и у моих сотрудников, а ответственность огромна — вот и приходится много работать, но мы привыкли к этому», — добавил смеясь т. Сталин».
Конечно, в этой беседе Сталин упростил мотивы своей огромной работоспособности, но несомненно, что им всегда руководила величайшая ответственность за выполняемое дело. И это чувствовали люди, окружавшие его. Похоже, этим даже злоупотребляли. Протоколы ЦК за август — октябрь 1917 года дают пусть не полное, но яркое представление о разнообразии, сложности и объеме его работы в этот период. Его фамилия — самая упоминаемая в стенограммах: он «настаивает, докладывает, сообщает, возражает, отстаивает свое мнение; его избирают, назначают, направляют, ему поручают, предлагают...».
С июля, в период вынужденного отступления партии и нового ухода в подполье, его редакторская и издательская деятельность становится главным средством, с помощью которого большевики могут осуществлять связь с рабочей средой и пропагандистское руководство массами. Из-за преследования властями «Правда» регулярно меняет названия: «Листок «Правды», «Пролетарий», «Рабочий», «Рабочий путь». Он постоянно пишет для газеты: в августе опубликованы 19 его крупных статей, в сентябре — 16.
Он отслеживает все шаги времени, а оно было тревожным и непредсказуемым. Репрессии против большевиков стали сигналом, что мирный этап революции завершился. Первым на это отреагировал стоявший во главе армии генерал Лавр Корнилов. В отличие от большевиков он не стал церемониться с «правом» и решил сменить власть силой.
Глава Временного правительства Керенский назначил Главковерхом (Верховным главнокомандующим) командующего Петроградским военным округом генерала Корнилова еще 19 июля. И, как часто бывает, столь стремительный взлет вскружил голову. Этот генерал маленького роста, с кривыми ногами и калмыцким лицом не сомневался, что ему удастся повторить путь Наполеона. 25 августа Корнилов двинул на Петроград 3-й конный корпус генерала Крымова.
Предпринятая с 25 августа попытка мятежного генерала захватить столицу для установления военной диктатуры напугала эсеров и меньшевиков. Перед неминуемой опасностью они забыли о «разногласиях» с пролетарской партией, и 31 августа Петроградский Совет перешел на сторону большевиков.
Уже на следующий день была образована Директория во главе с Керенским, провозгласившая Россию республикой. За день до этого премьер-министр стал еще и Верховным главнокомандующим, лишив этих полномочий взбунтовавшегося генерала.
Яркий и модный молодой оратор-адвокат, до Февраля Керенский принадлежал к партии трудовиков, существовавшей еще в годы царизма как мирная легальная крестьянская группа. В Феврале он стал лидером эсеров и ходил с большим красным бантом; для него «принадлежность к масонству была гораздо важнее, чем членство в каких-либо партиях».
Чтобы понять мотивы руководителей вспыхнувшей позже в стране Гражданской войны, необходимо повторить, что Февральский переворот был бы невозможен, если бы заговорщиков не поддержал армейский генералитет. Все вожди Белой армии, получившие известность во время Гражданской войны, — «выдвиженцы» кадетско-эсеровского Временного правительства. «Временное правительство, — пишет историк А.В. Кавтарадзе, — уволило из армии сотни генералов, занимавших при самодержавии высшие строевые и административные посты... Многие генералы, отрицательно относившиеся к проводимым в армии реформам, уходили сами».
Находившиеся далеко не на высших ступенях армейской иерархии — только командиры корпусов, — перепрыгнув ряд должностных ступеней, широко известные впоследствии «белые генералы» Корнилов и Деникин достигли в результате Февраля больших высот. И, поднявшись стремительно вверх, они уже не хотели довольствоваться только ролями послушных исполнителей чужих приказов. У них было свое понимание будущего страны и свой внутренний импульс «революционности».
Напуганные корниловским намерением установить военную диктатуру с кадетским привкусом, меньшевики и эсеры спешно освобождали арестованных большевиков, возвращая им оружие. Теперь они уже не возражали против создания отрядов Красной гвардии. На защиту города были мобилизованы рабочие-красногвардейцы, матросы Кронштадта и солдаты петроградского гарнизона. Навстречу двигавшимся с фронта корниловским частям были посланы агитаторы. Встреченные на подступах к столице корниловские войска, частично разбитые, частично «разагитированные» большевикам