И все-таки Ильич не выдержал и нарушил уговор: оставаться на конспиративной квартире до окончательного результата. Вечером он попросил охранявшего его финна Рахья «привести к нему Сталина», но, поняв, что это «отнимет уйму времени», сам отправился в Смольный. Однако пришедшего ночью 24-го числа в сопровождении Э. Рахья Ленина в штаб революции пускать не хотели. Пришлось «прорываться». Загримированный вождь остался ждать у окна в коридоре, а его спутник ушел искать членов ЦК. Он вернулся со Сталиным.
25 октября большевики заняли важнейшие пункты и объекты города, представлявшие стратегическое значение: почту, телеграф, телефонную станцию, министерства, государственный банк, основные учреждения. Заседание Петроградского Совета началось днем в 2 часа 35 минут. В актовом зале Смольного хрустальные люстры освещали два ряда массивных белых колонн, стол президиума на сцене и пустую позолоченную раму, из которой был «выдран портрет» Николая II.
Появление на трибуне Ленина было встречено бурей аплодисментов. Свое короткое выступление он начал известными словами: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась».
К вечеру дело восстания практически было сделано. Однако, когда поздно вечером, в 10. 45, открылся II съезд Советов, Ленин не вышел на открытие. Все ждали сообщения из Зимнего дворца. Там еще находились министры-капиталисты. По сведениям Сталина: Керенский отправился на фронт за подкреплением, а Временное правительство продолжало совещаться. «Зимний, — пишет Подвойский, — мы должны были взять уже к утру 25-го». Срок перенесли «на полдень, потом на шесть часов, затем уже и сроков не назначали».
Ленин торопил: «Надо добить Временное правительство во что бы то ни стало». Штурм дворца начался уже с наступлением темноты. Символично обозначив начало новой эры в истории России, громыхнули холостыми залпами «Аврора» и Петропавловская крепость. Боевой выстрел произвело лишь орудие у арки Главного штаба. Снаряд пробил карниз дворца. «Идет стрельба из тяжелого орудия, — записала поэтесса Гиппиус, — слышно здесь... Сражение длится... С нашего балкона видны на небе сверкающие вспышки, как молнии». Огражденный бруствером из огромных поленниц дров, дворец был взят в 1.50 ночи 26 октября.
Анархист Федор Другое вспоминал, что арестованных министров выводили к ожидавшим автомобилям через узкий проход среди толпы участников штурма, собравшейся на Дворцовой площади. Из толпы раздавались остроты и шутки. «Все министры спокойно прошли сквозь строй к автомобилям Один Маслов, потеряв достоинство, впал в животный страх». Увидев толпу, он шарахнулся назад и, ухватившись за сопровождавших его людей, закричал: «Спасите, спасите меня!» Его пришлось уговаривать, «и шел он, сопровождаемый по бокам солдатами, уцепившись за них и с ужасом озираясь на матросов, которые нарочно делали ему страшные рожи».
А в это время в Смольном меньшевик Абрамович исступленно требовал от съезда немедленно снять осаду дворца, который бомбардирует «Аврора». Поддержки он не получил. Зато поступившее в третьем часу ночи известие об аресте Временного правительства вызвало гром аплодисментов. Делегаты разошлись в 6 часов утра. Второе заседание съезда Советов началось в 9 часов вечера 26 октября с доклада Ленина «о мире». Декрет о мире стал первым государственным актом, принятым новой властью. В завершение заседания был утвержден состав правительства, названного на французский манер Советом народных комиссаров. Список членов СНК начинался с В.И. Ленина, назначенного на пост председателя, и завершался фамилией И.В. Джугашвили (Сталина), получившего пост наркома по делам национальностей. Одновременно он был избран членом ВЦИК.
2 ноября Ленин утвердил написанную Сталиным «Декларацию прав народов России». В ней были сформулированы принципы национальной политики нового государства. Они включали: равенство и суверенность народов; право на самоопределение, вплоть до отделения; отмену всех национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений; свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп.
Уже с первых часов своего существования Советская власть столкнулась с открытым и тайным противоборством. Бежавший из Петрограда Керенский при содействии генерала Краснова 25 октября пытался предпринять контрреволюционное наступление на столицу; мятеж был ликвидирован 1 ноября. О борьбе с большевиками заявил на Дону генерал Каледин; 29 октября красные отряды ликвидировали юнкерский мятеж в Петрограде. Уличные бои прошли в Москве, где сопротивление контрреволюции было особенно упорным, но события в столице оказались на удивление бескровными.
Это объясняется двумя причинами. С одной стороны, мало кто намеревался защищать всерьез свергнутое Временное правительство, с другой — еще меньше было тех, кто бы не сомневался, что большевистское правительство рухнет с минуты на минуту. Так считали не только лидеры политических партий, но и все обыватели — вся интеллигенция, а российская «интеллигенция» знает все...
Вместе с тем даже первые шаги Советской власти продемонстрировали разброд и шатания в рядах самого правительства. Поскольку Октябрьская революция была осуществлена большевиками при поддержке левых эсеров, то, кроме членов ленинской партии, только последние и вошли в состав нового правительства. Это вызвало протест остальных политических течений, жаждавших немедленного свержения большевистского правительства и ареста их руководителей.
Более трезвую позицию занял профсоюз железнодорожников. Меньшевики и правые эсеры, занимавшие прочные позиции в возглавляемом ими «Всероссийском исполнительном комитете союза железнодорожников» (Викжель), потребовали введения «однородного социалистического правительства» при полноправном участии своих представителей.
Формально Ленин не возражал против такого политического союза. «Нас обвиняют, — указывал он 7 (20) ноября в «обращении ЦК РСДРП(б)», — хоры буржуазных писак и людей, давших себя запугать буржуазии, в том, что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы не хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи!»
Но, конечно, Ленин прекрасно понимал, что, в случае введения в правительство членов оппозиционных партий, все преимущества от взятия большевиками реальной власти будут утеряны. Поэтому он без лицемерия заявлял об условиях возможной коалиции. Он подчеркивал готовность своей партии к сотрудничеству с «советскими партиями» лишь в случае, если они примут политическую программу большевиков.
Это прагматичное ленинское требование в самом большевистском руководстве сразу было встречено в штыки. В знак протеста против создания коалиционного правительства на условиях Викжеля о выходе из ЦК заявили Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин, Милютин. Каменев одновременно подал в отставку с поста председателя ВЦИК, а Рыков, Ногин, Милютин и Теодорович ушли с постов наркомов.
В эти дни всеобщего ажиотажа, разброда и столкновения мнений, нервозности и сомнений Сталин демонстрирует безусловную и абсолютную поддержку Ленина. Отстаивая его позицию при разборе во ВЦИК конфликта с представителями «Викжеля», он тоже заявил о возможности союза только при условии принятия большевистской программы революционных преобразований.
Профсоюзы на эти условия не пошли, и совместно с левыми эсерами большевики распустили так называемое Учредительное собрание, на которое оппозиция возлагала большие надежды. Впрочем, даже Керенский скептически отнесся к этой форме «народовластия». Впоследствии, в эмиграции, он писал: «Учредительное собрание обернулось трагическим фарсом. Ничего из того, что там происходило, не дает возможности назвать его последним бастионом защиты свободы».
В надежде на скорый крах большевиков меньшевистская «Новая жизнь» совершенно справедливо писала 4 (17) ноября: «Ведь, кроме солдат и пушек, у большевиков пока нет ничего. Без государственного механизма, без аппарата власти вся деятельность нового правительства похожа на машину без приводных ремней».
Задачи, поставленные декретами новой, пролетарской власти, были грандиозны, но вряд ли кто даже из лидеров большевиков ясно осознавал, какие трудности придется им встретить на предстоявшем пути. Не все вписывалось в постулаты теории. Не все поддавалось контролю и управлению. В один из этих неистовых дней Советская власть повисла на волоске. 7 (20) ноября 1917 года Советское правительство начало в Брест-Литовске переговоры о перемирии между Советской Республикой и странами германского блока.
В этот важный, решающий момент главнокомандующий войсками генерал Духонин отказался подчиняться приказу Совнаркома о начале переговоров. «Минута была жуткая... — вспоминал Сталин. — Командный состав армии находился целиком в руках Ставки. Что касается солдат, то неизвестно было, что скажет 12-миллионная армия, подчиненная так называемым армейским организациям, настроенным против Советской власти».
Казалось бы, все... Тупик. Однако Ленин не потерял самообладания и предложил пойти на радиостанцию, откуда была возможность обратиться «к солдатам через голову командного состава с призывом — окружить генералов, прекратить военные действия, связаться с австро-германскими солдатами и взять дело мира в собственные руки... Это был скачок в неизвестность», — признал Сталин.
Вслед за переданным радиопосланием, 9 (22) ноября Ленин, Сталин и Крыленко вступили в переговоры с Духониным по телеграфу. Вызванный по прямому проводу Духонин самонадеянно заявил, что готов подчиниться «центральной правительственной власти, поддержанной армией и страной», но не признает Совнаркома и отказывается выполнять приказы Ленина.
В ответ на бойкот распоряжений Советской власти в адрес главкома ушла телеграмма. Она была категоричной: «Именем правительства Российской республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неисполнение предписаний правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран и в особенности армиям. Мы предписываем вам под страхом ответственности по законам военного времени продолжать ведение дела, пока не прибудет в Ставку новый главнокомандующий или лицо, уполномоченное им на принятие от вас дел. Главнокомандующим назначается прап