Два дня он ожидал какой-то реакции на свой поступок, но ни на предприятии, ни даже в бухгалтерии ничего не изменилось, как будто никто не обнаружил пропажи. На третий день он пришел к директору, выложил деньги из портфеля и рассказал о происшедшем. Привлекать его к ответственности за кражу не стали, а сотрудников бухгалтерии заменили другими людьми.
Этот случай подпадает под п. «и» ст. 61 УК РФ, предусматривающий «активное способствование раскрытию преступления», хотя, по сути, здесь и раскрывать было нечего. Что касается мотивов, то и сам С. в них не вполне разобрался: минутное стремление взять «безхозные» деньги или желание вскрыть вопиющее разгильдяйство либо показать себя честным человеком на фоне широко распространенного воровства? Мотивы далеко не всегда поддаются рациональному объяснению. Как отмечалось неоднократно в криминологической литературе, мотивы не всегда бывают достаточно выражены и ясно осознаны. В отдельных случаях они вообще могут быть не осознаны. Это может быть обусловлено различными причинами, в том числе эмоциональным состоянием[90]. Столь же неосознанной может быть и борьба мотивов; если она происходит в подсознании, то в итоге лишь один победивший мотив всплывает и осознается субъектом в качестве ведущего. Возможно, что так и было у инженера С.
Деятельное раскаяние может иметь место как на любой стадии совершения преступления, так и после него (например, уже в ходе судебного разбирательства). При этом может произойти изменение мотивации под воздействием событий, мало зависящих от преступника (допустим, появление свидетелей обвинения, о которых он и не предполагал).
Тем не менее скрытые, возможно, подсознательные мотивы раскаяния могли быть у него и раньше, но усилием воли преступник преодолевал их, в частности, благодаря конкурирующему мотиву достижения цели.
О последнем психологи пишут, что этот мотив предполагает, что: а) получен желаемый результат; б) результат удовлетворяет субъекта («я сделал то, что хотел»); в) при этом не эффективны ни завышенные, ни заниженные требования; г) результат таков, что и другие могут его оценить как некое достижение субъекта («вот молодец, что сумел добиться своего»); д) результат получен именно им самим[91]. Мотив достижения цели у некоторых лиц весьма силен и устойчив; подчас даже не так важна сама цель, как тот факт, что она была достигнута. Очевидно, что мотив достижения цели тесно связан с самоутверждением личности и, может быть, даже является его основой.
Надо ли говорить, что направленность (содержание) мотива достижения цели может быть крайне разнообразной — начиная от убийства («я хотел его уничтожить и добился своего») и кончая саморазоблачением и раскаянием («я хотел поступить по-христиански и потому сам пришел в милицию и сдался властям; я заслуживаю смерти и жду ее»). Психология преступника столь же сложна, как и честного гражданина, а варианты поведения бесчисленны.
Уклонение от ответственности — еще один вид преступного поведения, встречающийся не менее чем в половине всех уголовных дел. Формы могут быть самые разные: отъезд в другую местность, в том числе за границу; приобретение подложных документов; изменение внешности, вплоть до косметической операции; тайное проживание у знакомых и т. п.
Практика показывает, что чаще всего встречаются три мотива уклонения от ответственности:
1) страх перед наказанием (свойствен либо первичным, в том числе случайным, преступникам, либо тем, кого ожидает очень суровое наказание, например, пожизненное лишение свободы).
Уместно добавить, что мотив страха способен вызвать две противоположные реакции; бегство от правосудия и раскаяние и явку с повинной («Пусть уж накажут поскорее»). Что лежит в основе таких колебаний мотивации? Очевидно, особенности личности субъекта (смелость, сила или слабость воли, трусость, а также моральные и ценностные установки);
2) стремление воспользоваться результатами преступления. Ясно, что если крупный расхититель в результате сложных операций завладел миллионами или миллиардами, то сесть в тюрьму и расстаться с ними означало бы, что вся его деятельность была бессмысленной. Поэтому он всеми путями стремится уклониться от ответственности, хотя бы до той поры, пока не «отмоет» (легализует) украденное богатство;
3) намерение продолжать преступную деятельность. Такой мотив поведения характерен для воров-карманников, мошенников, шулеров. Оказаться за решеткой — значит прервать привычный для них промысел и образ жизни. Большей частью уклонение от наказания им удается. Достаточно сказать, что вор-карманник в крупном городе или на транспорте в среднем совершает до 25 краж в месяц, а задерживают его, опять же в среднем, один раз в два года. Легко подсчитать, сколько раз ему между отсидками удавалось уклониться от уголовной ответственности. Явка с повинной или деятельное раскаяние таким людям даже не приходят в голову.
Отбывание наказания. На этой стадии у осужденного появляется возможность в течение более или менее продолжительного времени оценивать свое прошлое поведение и раздумывать о будущем. Среди прочего оцениваются и переоцениваются мотивы совершенного преступления и формируется мотивация на будущее.
Процессы эти весьма противоречивы. С одной стороны, часть осужденных испытывает чувство раскаяния в содеянном. По наблюдениям юристов и психологов, уже в суде признают себя виновными 55—60% подсудимых[92]. Однако это не всегда откровенные заявления. «Фактическое раскаяние, полное и глубокое самоосуждение, угрызения совести — крайне редкое явление для всех категорий преступников»[93].
Даже раскаявшись в душе, далеко не всякий осужденный решится сказать об этом другим заключенным. Большинство лиц, лишенных свободы, предпочитают не распространяться о своих преступлениях и, тем более, о переживаниях. К этому надо добавить, что заключенным приходится поддерживать отношения сразу с двумя категориями лиц: администрацией и осужденными, а это не просто и требует изворотливости, а лучше — молчания.
С другой стороны, есть лица, которым болезненно необходимо самоутверждение. Часто они, бахвалясь, приписывают себе то, чего и не совершали. Это и «воры в законе», и психопатические личности, которых в местах заключения немало.
С этими двумя позициями — раскаяния и бахвальства — связана и так называемая атрибуция ответственности, т. е. приписывание причин, вызвавших преступление, самым различным факторам и лицам. Статистика показывает, что различные категории преступников ведут себя в этом смысле по-разному. Например, 63% осужденных за корыстные преступления вообще не отвечают на вопросы о причинах своих действий[94]. Насильственные преступники более чем в 80% случаев обвиняют в случившемся других лиц, в основном потерпевших. «Искажение ситуации служит своеобразной формой самооправдания и является предпосылкой формирования противоправной мотивации»[95]. Впрочем, эта мотивация (скорее, мотивировка) уже обращена в прошлое.
Вот ее расшифровка (основанная на показаниях осужденных за убийство):
— защита своих прав, самооборона — 30%;
— помощь другим, защита справедливости — 20%;
— стремление урегулировать отношения, месть обидчику — 22%;
— состояние опьянения и возбуждение — 10%;
— желание напугать, случайность — 18%[96].
Что касается назначенного судом наказания, то оно, как правило, расценивается осужденными как несправедливое, слишком суровое. Понятно, что «различные формы самооправдания формируют искаженное видение жизни, ситуации, самого себя, принося утешение и облегчение субъекту, но утешение носит иллюзорный характер, ибо житейские проблемы... отнюдь не снимаются»[97]. Не новость, что тюрьма вряд ли способна исправить человека. Этот тезис подтверждается и исследованиями психологов. Даже «повторное наказание при осуществлении какого-то действия не лишает непреодолимого желания прибегать к нему снова и снова»[98]. Лишь в том случае, если то или иное действие или предмет не удовлетворяют больше какую-либо потребность, субъект начинает терять к нему всякий интерес.
Этим, между прочим, объясняются некоторые особенности мотивации и поведения лиц, отбывших наказание. Во-первых, сохраняющийся десятилетиями довольно высокий уровень рецидивной преступности (до 30 и даже 40%) объясняется тем, что преступная деятельность уже после отбывания наказания продолжает удовлетворять интересы субъекта, во-вторых, очевидно, что появление новых жизненных перспектив для лица, освобожденного из мест заключения (хорошая работа, решение жилищных проблем и т. п.), способно кардинально изменить направленность его доминирующей мотивации, придать ей позитивный характер. Решение этих вопросов — основная задача индивидуальной профилактики, которой посвящается следующая глава.
Если подвести итоги рассмотрения вопроса о причинах, механизмах и результатах борьбы мотивов, то можно выделить два центральных фактора, играющих в этом процессе основную роль и в конечном счете определяющих характер действий субъекта.
Это, во-первых, приоритетность той ценности, которая является для потенциального преступника самой важной. Как уже упоминалось, эта ценность может быть позитивной, негативной или этически и юридически нейтральной (деньги, власть, авторитет, карьера, дружба, любовь, спокойная совесть и т. д.).
Во-вторых, при рациональном осмыслении субъектом той ситуации, в которой он находится, действует принцип: ожидаемая выгода должна превышать возможные потери. Еще древние полагали, что «преступник — плохой счетчик»: ведь ему явно выгоднее сохранить свободу, а то и жизнь, чем рисковать ими, например из-за сомнительной перспективы обогащения. Но эти соображения применимы, подчеркну еще раз, именно для