С 1920 г. по 1923 г. в Хорезме шла ожесточенная гражданско-национальная война. Корень же дела был в том, что – нужно было дать воду туркменским кишлакам.
Хорезмская республика, многонациональная по составу, со сложными экономическими отношениями, была нежизненна. Прошло еще одно восстание, полились еще потоки крови, прежде чем то, что уже было намечено, осуществилось.
Одним из последних этапов вековой узбекско-туркменской вражды были так называемые «январские события 1924 г.».
В конце 1923 г. Джунаид-хану удалось сорганизовать до 3000 джигитов, причем на этот раз примкнула к нему и часть узбекского населения под руководством Агаджи-ишана.
В начале января 1924 г. почти весь Хорезм был во власти Джунаида, и снова, как и прежде, начался национальный террор. Только в Хиве держалось еще правительство под защитой партийцев и батальона 1-го Туркестанского стрелкового полка.
Несмотря на отход от Джунаида (вследствие массовой резни узбеков) узбекских повстанцев, восстание приняло широкие размеры и ликвидировать его имевшимися силами не удалось. Из Туркестана пришлось двинуть подкрепления. По их прибытии было приступлено к ликвидации повстанцев в оазисе и закреплению тыла в политическом и административном отношениях. В конце концов остатки банд Джунаид-хана и сам он были загнаны в пустыню Кара-Кум. Преследуя их, 4-й кавалерийский полк ранней весной 1924 г. совершил переход через пустыню Кара-Кум, окончательно рассеял банды Джунаида и принудил самого его бежать в Персию[10].
Здесь необходимо отметить, что главнейшие родовые вожди племен Хорезма – Якши-Кельды, Гулям-Али-хан и Ниаз-Бахши не поддержали Джунаида в 1924 г., а их отряды даже делали вид, что они борются против него плечо к плечу с красными частями.
К началу апреля восстание с военной точки зрения было разгромлено, но считать успокоенным Хорезм было нельзя ни в коем случае. Нужно было удовлетворить насущнейшие нужды населения и в первую очередь – туркмен, вожди которых уже становились в оппозицию новому Хорезмскому ЦИКу. Нужно было распутывать вековой клубок узбекско-туркменской вражды, так хитро сплетенной старым строем.
В Хорезм были брошены новые работники, преступный элемент в значительной части изъят. В военном отношении также были приняты меры по усилению красных войск в Хорезме; из Туркестана сюда были переброшены штаб 2-й Туркестанской кавалерийской бригады с 5-м кавалерийским полком, батареей и техническими частями. Это дало возможность все города и базары занять гарнизонами и организовать наблюдение конницей границы песков.
Однако туркменские племена не были разоружены, вожди их фактом участия в операциях против Джунаида весьма укрепили свой авторитет, держали при себе «личную охрану» (доходившую, например, у Якши-Кельды до 200 джигитов) и группировали вокруг себя джигитов.
Они классовым чутьем уже поняли, что новая только что нарождающаяся действительно советская власть не потерпит их существования. Не желая отказаться от вековых привилегий, они начали готовиться к борьбе с ней.
Тем временем Хорезмская республика была разделена на 3 области (Кара-Калпакская, Ново-Ургенчская и Ташаусская) и Хивинский район, принимались меры к созданию низовых советских и партийных ячеек, к регулированию ирригационного вопроса.
Опасность для вождей приближалась с каждым новым мероприятием ХОРЦИК, в частности с национальным размежеванием 1924 г., впервые выдвинувшим лозунг борьбы за массы.
Меньше всего вожди и духовенство хотели допустить перестроение Хорезма на советский лад, урегулирование национальных взаимоотношений, ликвидацию национальной розни, и как неизбежное следствие этого – осознание массами своих классовых интересов.
Вожди начинают снова свою бандитскую деятельность, прерванную ими на время «войны с Джунаидом». Именно они вдохновляют грабежи и убийства в конце 1924 г.
Распознавать бандитов среди сплошь вооруженного населения и при укрывательстве вождей было невозможно. Разъезды красных частей делают колоссальные переходы, претерпевают невероятные лишения, не достигая никаких результатов.
В сентябре 1924 г. командиром 2-й кавалерийской бригады был назначен Яков Аркадьевич Мелькумов, который сразу поставил вопрос о необходимости борьбы с вождями, носившими маску друзей советской власти.
Одновременно Джунаид-хан возвратится из Персии и с 150–200 джигитов поселился в песках в районе колодца Орта-Кую.
Пользуясь его прибытием, вожди валили на него всю ответственность за производимые ими грабежи, хотя после было точно установлено, что Джунаид в этот период времени держался пассивно. Под такой завесой безнаказанно сошло вождям и убийство 22 хорезмских комсомольцев на озере Кара-Терен, произведенное Дурды-Клычем при помощи и покровительстве Якши-Кельды.
Вожди всеми силами старались оградить свои племена от влияния советской власти, которое уже начало чувствоваться, несмотря на несовершенство и слабость низового аппарата. Они использовали все пружины, чтобы поднять племена на восстание против смертельной для себя опасности. Результатом этого явилась кампания 1925 г., начавшая коренное преобразование феодального Хорезма в части Советских социалистических республик Узбекистана и Туркменистана.
Обратимся теперь к рассмотрению сил сторон и их группировки:
Басмачи. Наиболее крупным вождем из открытых басмаческих группировок к началу 1925 г. на территории Хорезма продолжал оставаться Магомет-Курбан-Сердар-Джунаид-хан, который со своим ближайшим помощником и духовником Ахун-Ишаном, сыновьями Йше-ханом и Эмир-Тюре-ханом и шайкой в 150–200 вооруженных джигитов имел главную базу на колодце Орта-Кую (находится 250 км юго-западнее Ташауза), периодически перекочевывая на колодцы Дау-Дыр и Бала-Ишем.
Из его курбашей выдающимся можно признать только одного Чара-Теке, в прошлом – не то урядника, не то прапорщика Туркменского конного полка старой армии, хорошего пулеметчика.
Сам Джунаид, 70-летний старик, несмотря на поражение 1924 г., все еще пользовался громадным авторитетом, но состояние шайки из-за отсутствия жизненных припасов было не вполне устойчивое; в сентябре 1924 г. от Джунаида отделилась группа туркмен-имрали под командой Анна-Бала в количестве до 80 джигитов и, сдавшись, поселилась в 18 км северо-западнее Ильялы.
Вооружены джигиты были русскими и английскими винтовками, патронов было много, до 25 000 в личном запасе Джунаида и по 150–200 у каждого джигита, пулеметов – 4, но не вполне исправных.
Конский состав великолепный, но страдал от бескормицы.
Вторая группировка – Дурды-Клыч с приближенными курбашами – Таган-Дурды, Ибраш-Казы, Бала-Бий и пр., имевшая до 100 джигитов, находилась в районе Сарыкамыш – колодец Декче (180–200 км западнее Куня-Ургенча).
Внутри оазиса действовали 2–3 крупных шайки с переменным составом джигитов: у Якши-Кельды таким был Тачказил с 30–40 джигитами, у Гулям-али-хана – Таганкур с 50 джигитами и Овес-Ковли с 40 джигитами и целый ряд мелких шаек, характерных весьма большой текучестью личного состава.
Всего в пределах Хорезмского оазиса и прилегающих к нему песков к началу 1925 г. оперировало до 400 джигитов открытых басмаческих шаек при 4 пулеметах.
«Мирные» вожди племен. Вооруженные силы вождей туркменских племен, считавшихся мирными, но бывших главными противниками красных войск в 1925 г., приходится учитывать двояко – по числу джигитов, составлявших личный конвой вождей, и по общему количеству винтовок, имевшемуся, по агентурным сведениям, у туркменских племен, причем если первые цифры еще более или менее точны, то вторые зачастую были весьма далеки от точности и грешили большим преувеличением, так как вожди всячески раздували количество имеющихся у их племен винтовок для поддержания среди населения своего авторитета. Количество личной охраны у вождей в 1925 г. видно из нижеследующей таблицы.
Из этого количества Анна-Бала смог увести не более 30 джигитов, приближенные Гулям-али-хана – до 70 джигитов, а Ниаз-Бакши не выступал против советской власти.
Пулеметы у Якши-кельды обнаружены не были, а Анна-Бала свой пулемет «Шоша» продал сыну текинского вождя Ораз-Сердара.
По агентурным данным, туркменские племена на 1 января 1925 г. имели вооружение, согласно нижеприводимой таблице:
По уже указанным выше причинам количество это было сильно преувеличено, но командование бригады и полка уже тогда считало, что оно начинает кампанию, имея до 400 активных басмачей, которых могут в любую минуту поддержать еще 200–250 джигитов, а все население, всего год назад восставшее против советской власти, имеет от 2000 до 2500 винтовок со значительным количеством огнеприпасов.
Как басмачи, так и туркмены, проживающие в оазисе, были вооружены преимущественно русскими 7,62-мм винтовками драгунского, пехотного и казачьего образцов; имелся также значительный процент 11-зарядных английских винтовок «Ли-Энфильда» и в меньшем количестве винтовки систем «Арисака», «Гра», «Лебель», «Винчестер» и старых русских винтовок «Бердана». Патронов было вполне достаточно, у активных басмачей по 150–200, у «мирных» от 25–30 до 250 штук.
Револьверов было очень мало, и только у начальников; холодного оружия не было вовсе.
Конский состав, в подавляющем большинстве – очень хорош; в массе, это – туркменские лошади, наиболее подходящие к условиям песков, крепкие, выносливые и с резвыми аллюрами.
В военном отношении туркмены, особенно иомуды, являются великолепным боевым материалом, не боятся смерти и храбры; правда, чисто боевые качества их не особенно высоки: стреляют они неважно, плохо пользуясь прицелом, конной атаки не принимают и вообще европейских войск боятся, но в значительно меньшей степени, чем басмачи других районов Туркестанского фронта.
Родовая организация приучила их к беспрекословному повиновению, но кампания 1925 г. показала, что и в их среду уже проникли идеи советской власти; Октябрьская революция нашла отзвук и среди них – они инстинктом поняли классовую сущность кампании, и на этот раз масса их не пошла за вождями.