Басмаческие шайки Хорезма были опасны не своей боевой силой, не обилием огнеприпасов и современными системами винтовок, а приспособленностью к особенностям войны в песках, великолепным знанием местности, выносливостью и неприхотливостью, которой нельзя требовать в равной с ними степени от европейских войск.
Поддержка отдельных классовых слоев населения, а вначале – даже его значительного большинства, хорошая агентура и связь, слабость, а иногда и полное отсутствие низового аппарата советской власти и партии только усугубляли серьезность обстановки.
Из вождей на первое место нужно поставить Якши-Кельды, Анна-Бала, Ахмет-бека и Меред-Деу.
В общем, как явные басмаческие шайки, так и «мирные» туркменские племена Хорезма в начале 1925 г. представляли собою силу, с которой весьма серьезно приходилось считаться.
Красная армия. Против перечисленных выше сил действовали части Хорезмской группы войск Туркестанского фронта, в штаб которой был обращен Штаб 8-й (бывшей – 2-й) отдельной Туркестанской кавалерийской бригады; в феврале группа была расформирована, части перешли в оперативное подчинение командира бригады, а с отъездом последнего в октябре 1925 г. в Мерв – командира 83-го (бывшего 5-го) Туркестанского кавалерийского полка.
Командовал бригадой т. Мелькумов, начальником штаба был сначала очень недолго т. Хилинский, а потом – т. Васильев, начальником политического отдела – т. Русов. В группу входили: 83-й кавалерийский полк (командир полка т. Ежов, а с июля т. Дмитриев) военком т. Гришкялис, начальник штаба сначала т. Пашкевич, а потом – я (1-й батальон 1-го Туркестанского стрелкового полка), командир батальона т. Мизеровский, впоследствии т. Таисель (8-я вьючная конно-горная батарея), командир батареи т. Окуеев (Узбекский национальный эскадрон), командир эскадрона т. Пышненко (Узбекская национальная рота), командир роты т. Рукин (полуэскадрон сапер), командир эскадрона т. Ветцель (и полуэскадрон связи), командир эскадрона т. Сидорик. Перед началом решительных операций против басмачества части группы располагались согласно следующему квартирному расписанию.
При этом необходимо оговориться, что действующими частями были только: 83-й кавалерийский полк, саперный полуэскадрон, конный взвод 1-го батальона и конно-горная батарея; национальные части к операциям не привлекались, кроме гарнизонной службы, батальон также нес гарнизонную службу и действовать против конного противника, естественно, не мог.
Укомплектованы части были красноармейцами 1901 и 1902 гг. рождения, причем вся тяжесть оперативной работы пала на последних, так как первые в апреле были уволены в долгосрочный отпуск.
Боевой состав усматривается из нижеприводимой таблицы.
Красноармейцы 83-го кавалерийского полка и саперного полуэскадрона – украинцы 1901 г., – хотя и не прошли нормальной боевой подготовки мирного времени, но имели большой опыт борьбы с басмачеством в Фергане и были великолепным боевым материалом. Недостаток выучки возмещался лихостью, смелостью и расторопностью; они были проникнуты славными боевыми традициями 5-го кавалерийского полка, сыгравшего одну из главных ролей в ликвидации ферганского басмачества, но предмобилизационные настроения немного портили общее отличное впечатление от них.
Красноармейцы 1902 г. – крестьяне и казаки Оренбургской губернии – имели большую выучку, но меньшую боевую работу; к концу года они очень хорошо подтянулись и оставили у комсостава самое хорошее воспоминание.
Зато часть красноармейцев-осенников – марийцы и чуваши – выказала непригодность к службе в коннице.
Младший начсостав не имел абсолютно никакой командирской выучки; это были сверхсрочники-украинцы, великолепные бойцы, храбрые, расторопные, но не умевшие совершенно управлять; младший комсостав был костяком эскадронов, ударными бойцами, но не младшими командирами.
Принимая во внимание, что среднего начсостава было достаточно, а боесостав эскадронов был невелик, с этим недостатком легко можно было мириться.
Средний начсостав был в большинстве краскомы-краткосрочники (только из командиров взводов около ¾ были с образованием в объеме нормальной школы), но весь комсостав был с боевым опытом Гражданской войны, а значительная часть его – с 3–5-летним «стажем» на Туркфронте. Как на характерную особенность можно указать, что в 83-м кавалерийском полку не было ни одного бывшего офицера.
Большим авторитетом пользовался командир и военный комиссар бригады т. Мелькумов, имевший громадный опыт борьбы с басмачеством в Восточной Бухаре.
Конная разводка 1-го батальона 1-го Туркестанского стрелкового полка в операциях почти не участвовала.
Конский состав был различный – по большей части трофейные лошади, отбитые у басмачей в Фергане, не прошедшие никакой выучки, далекие от идеала кавалерийского боевого коня, но хорошо втянутые в работу, крепкие и неприхотливые; работали они безотказно, совершая колоссальные переходы в самых тяжелых условиях.
К концу кампании весь начсостав и часть бойцов пересели на трофейных туркменских лошадей.
В конском снаряжении был недостаток, и он только постепенно изживался. Не хватало и принадлежностей для ухода за конем.
Обратимся теперь к изложению событий, положивших начало боевым действиям в кампании 1925 г.
Немедленно по возвращении из Персии в сентябре 1924 г. Джунаид вошел в связь с «мирными» вождями, проживавшими в оазисе и совсем недавно «воевавшими» с ним; уже в октябре – ноябре его всадники отмечались почти у всех вождей округа.
По границе культурной полосы с песками у него проживал целый ряд пособников, которые закупали и собирали награбленные жизненные припасы и целыми караванами отправляли их в пески к Джунаиду.
Сам Джунаид держался в это время пассивно.
Он выжидал; и, например, делегаты Ташаусского округа на I Всетуркменский курултай Советов беспрепятственно проехали через пески, хотя Джунаид, несомненно, мог их легко уничтожить.
В начале 1925 г. бежавший от Джунаида в октябре 1924 г. Анна-Бала предложил свои услуги командованию 83-го кавалерийского полка провести полк через пески для уничтожения Джунаида.
Это предложение было оценено как ловкий маневр Джунаида с целью разузнать о намерениях нашего командования.
Поэтому оно было вежливо отклонено, а Анна-Бала было предложено принять участие в ликвидации банд Таганкура и Овес-Ковли, на что он тотчас же согласился.
Однако реальных результатов это согласие не принесло, так как он сам был тесно связан с этими курбашами.
Такая политика командования вытекала из следующих соображений: все данные говорили, что грабежи и убийства в оазисе – дело рук вождей и их «домашних» шаек, между тем как производились они под прикрытием имени Джунаида (об этом твердили и грабящие басмачи своим жертвам и вовсю распинались вожди, этому верило и декханство).
Поэтому, нисколько не переоценивая мирного поведения Джунаида, явившегося результатом не раскаяния его, а слабости, командованию в данный момент было важнее сорвать маску с вождей и показать населению их истинное бандитское лицо.
Случаем для этого послужила сдача Джунаид-хана. На Всетуркменский съезд явилась его делегация с Ахун-Ишаном во главе и заявила о желании сдаться; Джунаид просил разрешить ему поселиться в песках, пока он «привыкнет» к новой власти, и сохранить оружие для самообороны.
И то и другое ему было разрешено, и даже оказана материальная помощь, и вот по каким причинам: сдача оружия дела бы не изменила, так как он в любое время мог вновь достать нужное ему количество оружия, а против его переселения в оазис восстала местная власть, боявшаяся влияния Джунаида на население из-за слабости низового аппарата.
Таким образом, не меняя по существу своего положения, Джунаид так же, как и вожди оазиса, стал «мирным».
Тем не менее эта, казалось бы, ничего не менявшая и только облегчившая положение старого бандита песков, сдача имела громаднейшее значение на весь ход кампании 1925 г. и послужила поворотным пунктом в отношениях массы к вождям.
До сдачи Джунаида все грабежи, все убийства приписывались ему, а истинные виновники их – вожди – выходили из воды совершенно сухими. Теперь же население было широко оповещено о сдаче Джунаида, да и сам он постарался в этом: в течение 1925 г. всадники его не были замечены ни в чем предосудительном и лишь через 2 года – в 1927 г. – он снова пошел по старой излюбленной дорожке.
Таким образом, сдача Джунаид-хана была первым камнем, выбитым из того фундамента, на котором веками покоился авторитет вождей племен.
Здесь нельзя не упомянуть, что именно в это же время начал в муках нарождаться низовой аппарат как партийный, так и советский; в кишлак было брошено много работников местных и прибывших из центра, аксакальства были упразднены и произведены выборы советов, которые хотя были далеки от того, чтобы быть орудием диктатуры пролетариата, но все же представляли собой громадный шаг вперед.
Партийной организацией 83-го кавалерийского полка было принято шефство над кишлаком Ходжа-Куммед, и этот «советский», как его стали называть, кишлак стал первым надежным оплотом партии в самом бандитском – Тахтинском районе.
Отсутствие низовых работников, агитация вождей, недостаточно развитое классовое самосознание масс, некультурность населения – все это страшно тормозило работу, но все же в кампании 1925 г. эти низовые ячейки партии и советской власти в кишлаке сыграли громадную историческую роль. В значительной степени их заслуги в том, что массы декханства не пошли за вождями.
Несмотря на сдачу Джунаид-хана, грабежи и убийства в Хорезме не только не пошли на убыль, но наоборот – усилились до небывалой еще степени. Ни один караван не доходил до Хорезма, не подвергшись ограблению, вся территория от Кунграда до Питняка наводнилась шайками вооруженных туркмен, производивших дерзкие нападения.
Таганкур, Тачказил, Овес-Коули, Тюре-Сердар – вот главные участники нападений. Руководящую роль в это время играл Гулям-али-хан, в крепости которого – Мая-Батан – сосредоточивалась значительная часть награбленной добычи.