Еще в десятых числах апреля были получены агентурные данные, что до 100 джигитов племени салах с Овес-Коули отправились в район Питняка, где вскоре было произведено ограбление ряда кишлаков и угнано до 600 голов скота.
Во время дележа награбленного между Овес-Коули и Меред-Деу[11] произошел спор, перешедший в вооруженное столкновение. Джигиты Овес-Коули заняли крепость Казанджик-Кала в 15 км юго-западнее Тахта, отстреливаясь от окруживших их джигитов Меред-Деу. Последний, будучи «по совместительству» начальником отряда добровольческой милиции, послал за помощью в Тахта, где стоял 2-й эскадрон 83-го кавалерийского полка.
В 14 часов 29 апреля разъезд –16 сабель при ручном пулемете под командой комвзвода т. Малоглазова – прибыл к крепости, спешился и вступил в перестрелку; около 16 часов была произведена атака, но из-за отсутствия гранат взять крепость не удалось, и разъезд, потеряв раненым помкомвзвода т. Юрчука, отошел в арык, послав донесение командиру эскадрона, который выслал второй разъезд, объединив действия их под руководством своего помощника т. Калошина.
Благодаря безалаберному руководству последнего джигитам Меред-Деу был оставлен самостоятельный участок; полного окружения крепости сделано не было, вдобавок – к ночи помощник командира эскадрона вернулся в Тахта, не объединив действия разъездов под одной командой.
Около 20 часов мною было получено донесение командира эскадрона 2 о случившемся и доложено военному комиссару полка, так как командир полка отсутствовал; военный комиссар приказал мне с полковой школой немедленно выступить на поддержку 2-го эскадрона.
Обстановка тогда как нами, так и командованием бригады в значительной степени переоценивалась, но неопровержимым было то, что Гулям-Али-хан примет все меры, чтобы выручить попавшего в беду Овес-Коули, а в его племени было, по самому скромному подсчету, 700–800 винтовок.
Перед самым выступлением прибыл комполка т. Ежов, принявший командование отрядом. Мы были задержаны переговорами с командиром бригады, школа же выступила.
Через 20–25 минут вдогонку выехали командир полка, я и уполномоченный особого отдела ОГПУ с несколькими ординарцами. Командир бригады с саперным полуэскадроном и 2 орудиями также выступил из Хивы в Тахта.
Между тем в Казанджик-Кала произошло следующее: Гулям, не имея возможности, а вернее – побоявшись открыто выступить против красных частей, приказал Меред-Деу выпустить бандитов, что легко удалось сделать из-за отсутствия полного окружения.
Маленькая калитка, находившаяся перед арыком, в котором лежала цепь Меред-Деу. была подрыта, и джигиты Овес-Коули, вынося раненых и убитого, вышли из крепости, а на их место вошли «милиционеры» Меред-Деу, продолжавшие вести огонь по нашей цепи; это было около 24 часов 29 апреля.
Прибыв в Тахта, мы школу не нагнали и немедленно выехали далее. Всю дорогу вправо впереди была слышна ружейная стрельба, а когда мы были километрах в 4–5 от крепости, она усилилась: это бандиты обстреливали подходившую полковую школу.
Около 4 часов мы выехали на кладбище в 1–11/2 км от крепости. Сейчас же по нам из нее был открыт сильный ружейный огонь, но нам удалось без потерь карьером проскочить к коноводам школы, стоявшим в развалинах метрах в 500 перед крепостью.
Прибыв в цепь и ознакомившись с обстановкой, командир полка приказал немедленно взять крепость: подползшим к самой стене командиром взвода т. Колимацким было брошено несколько ручных гранат, и с криком «ура» бросились вперед.
Нас встретило молчание. Вбежав во двор, мы нашли только кучу стреляных гильз, большую лужу крови и… больше ничего. Басмачи исчезли. С другой же стороны в крепость вбегали «милиционеры» Меред-Деу, которые, кстати, вовсе не были предупреждены о начале атаки.
Подрытая калитка, следы от нее, непонятная «храбрость» милиционеров – все это объяснило картину «боя». Большого труда стоило сдержать возмущение красноармейцев, чуть не взявших на штыки «верных союзников».
Судебное следствие по делу Меред-Деу, расстрелянного за это в начале 1926 г., подтвердило описанное выше.
Части вернулись в Тахта, куда через 3 часа прибыл и командир бригады. Положение все еще было напряженным, а позиция Гулям-али-хана неясной – командование серьезно считалось с возможностью его выступления.
Однако через 2 дня стоянки были получены вполне достоверные сведения, что у Гуляма нет достаточной силы для восстания. Стало ясно, что он не решится на восстание, а попробует отказаться от всякого участия в этом деле. Тем не менее удобный случай ликвидировать одну из опаснейших шаек был упущен по вине командира 2-го эскадрона и особенно – его помощника.
После неудачного дела 29 апреля бандитизм усилился еще больше, басмачи обнаглели и, уверенные в своей безнаказанности, буквально не давали житья населению.
К началу мая командованию стало ясно, что возможность вооруженного восстания туркменских племен почти исключена, что обстановка нами в значительной степени переоценивалась. Работа аулсоветов и кишлачных ячеек КПТ уже начала давать первые ощутительные результаты.
Поэтому решено было начать операцию против Таганкура – правой руки Гуляма, а если Гулям выступит ему на помощь, то и против него. Разработка плана операции была произведена штабом 83-го кавалерийского полка, где находился и командир бригады. Саперный полуэскадрон и взвод батареи были переброшены в Ильялы, другой взвод батареи – в Тахта.
10 мая на колодце Палта-Чикли (90 км юго-западнее Ильялы) был ограблен большой текинский караван, взято несколько тонн чая, 200 верблюдов и масса скота; шайкой командовал брат Таганкура – Байрам-Юзбаши, а большая часть награбленного была отправлена в крепость Гуляма.
Таганкур, очевидно совершенно уверенный в своей безопасности, жил совершенно открыто в своей крепости в кишлаке Беш-Кыр в 40 км юго-западнее Ташауза, при нем было до 50–60 джигитов; там его и решено было захватить на рассвете 20 мая.
Всего было назначено 4 колонны, которые к 2 часам 20 мая должны были подойти на расстояние 1 км к кишлаку и, окружив его, уничтожить шайку.
Операция осложнялась тем, что район был совершенно незнаком нашему начсоставу, а положиться полностью на проводников было рискованно.
В 22 часа 19 мая из Ильялы на Беш-Кыр выступили – правая колонна в составе штаба 83-го кавалерийского полка и саперного полуэскадрона и средняя колонна «А» – из 1-го эскадрона с 2 горными орудиями; вначале шли все вместе, аллюр-шаг, строй-колонна рядами, охранение – головной дозор в отделение на ¾ км и боковые парные дозоры на 100–150 м, орудия в хвосте колонны.
Движение сильно тормозили орудия из-за размокшей от дождя дороги, но по выходе за пределы оазиса артиллерийский взвод больше не отставал от эскадронов, несмотря на то, что пошли переменным аллюром.
Около 24 часов вышли к развалинам громадной старинной крепости Змукшир-Кала, в 1 км от которой в одноименном кишлаке живет Тюре-Сердар, свернули вправо в пески и разделились поколонно; в 1 час 20 мая наша (правая) колонна заняла назначенное приказом исходное положение в 1 км западнее Беш-Кыр.
Одновременно с нами из Ташауза выступили под командой командира эскадрона 3 т. Дьяконова и пулеметные эскадроны 83-го кавалерийского полка, составившие среднюю колонну «Б», при которой следовал и командир бригады. Проводником был молодой вождь из племени «Окуз» – Кака-Бахши, который, обходя все населенные пункты, великолепно вел колонну.
В 23 часа из Тахта выступила левая колонна – 2-й эскадрон 83-го кавалерийского полка с горным артиллерийским взводом, который должен был замкнуть кольцо с юга; колонну вел комиссар полка т. Гришкилис.
Средняя колонна «А» пересекла дорогу из Мая-Батан в Беш-Кыр, не будучи замеченной ни таганкуровскими, ни гулямскими джигитами, и целиной, на руках перетаскивая орудия через массу сухих арыков, подходила к Беш-Кыр с севера; проводнику было приказано остановиться не доходя 2 км до кишлака.
Выйдя из-за высокого бархана, колонна неожиданно очутилась перед кибиткой (надо заметить, что Беш-Кыр крайне разбросан); а между тем до 1 часу ночи (20 мая) было еще далеко.
Не успел эскадрон осадить назад, как по нему был открыт огонь. Не раздумывая ни минуты, видя, что Таганкур все равно будет предупрежден начавшейся стрельбой, командир эскадрона т. Зорников бросился с эскадроном в конном строю в атаку и, потеряв 1 лошадь убитой, сбил и порубил басмаческую заставу и, захватив 11 лошадей и 10 винтовок, ворвался в кишлак, вылавливая и уничтожая прячущихся басмачей.
Средняя колонна «Б» в это время находилась всего в 2–3 км и немедленно двинулась на выстрелы. Левая колонна была еще далеко, так как до назначенного приказом времени было больше часа.
При первых же выстрелах с севера Таганкур снялся с места и, пользуясь не занятым еще промежутком между правой и левой колоннами, ускакал со своей бандой на юго-восток; в кишлаке был произведен поголовный обыск и изъято много награбленного имущества и оружия, убито более 25 бандитов. Батарея встала на открытую позицию и несколькими очередями снесла кибитку Таганкура и его брата[12], а юрты со всем имуществом были сожжены.
На ночь полк расположился в кишлаке, выставив отдельные полевые караулы; позиция Гулям-али-хана была неясной, крепость же его находилась всего в 5 км от Беш-Кыр. Однако уже к вечеру его джигит привез от него поздравление с победой и приглашение на обед: стало ясно, что он не в силах поднять племя на восстание, и было решено ликвидировать и его.
21 мая командир бригады и представители местного ревкома и комитета партии, прибыв в Мая-Батан, потребовали от Гуляма немедленной выдачи награбленного; он отрицал свое участие в грабежах, и делегаты уехали, ничего не добившись.
Командиру полка, в предвидении такого исхода переговоров, были оставлены соответствующие инструкции: около 11 часов полк построился, батарея снова открыла огонь по кибиткам некоторых сообщников Таганкура и зажгла их, после чего полк выступил на Мая-Батан.