Там, конечно, слышали артиллерийскую стрельбу, видели дым от пожара и издали заметили длинную колонну полка, по ровной открытой местности шагом приближавшуюся к крепости Гуляма.
Не доходя с ½ км, 1-й эскадрон рассыпался в лаву, батарея снялась с передков, наведя орудия на крепость, полк свернулся в резервную колонну между 2 барханами.
Полевой штаб полка галопом подскочил к крепости. Навстречу нам выбежал сам Гулям али-хан; бледный, перепуганный, он что-то несвязно бормотал, указывая на батарею.
Ему было предложено собираться в Ташауз, что и было беспрекословно выполнено; отсюда полк двинулся дальше.
В бандитских кишлаках производилось изъятие оружия и аресты басмачей. 22 мая части вернулись в исходное положение; Гулям али-хан был арестован; он беспрекословно согласился выдать все награбленное имущество.
Таким образом, с чисто военной стороны все свелось к нескольким десяткам зарубленных бандитов, нескольким арестованным и взятию около полсотни винтовок, главная же цель – поимка Таганкура – не была достигнута.
Между тем эта операция сыграла громаднейшую положительную роль в истории борьбы с басмачеством в 1925 г. и во всей работе советской власти и партии в Ташаусском округе.
Моральное впечатление, произведенное этой операцией на население, было очень велико: сильные кавалерийские колонны, неожиданно появившиеся со всех сторон, лихая атака 1-го эскадрона, разрушительное действие артиллерийских гранат по «крепостям», за стенами которых туркмены привыкли чувствовать себя в безопасности, беспощадное уничтожение имущества бандитов при самом предупредительном отношении красноармейцев к мирному населению, приниженное поведение вождей, сменившее былую заносчивость, – все это в глазах декханства было выражением силы советской власти, перед которой спасовали вчера еще всемогущие вожди.
Уже один тот факт, что Гулям, отрицавший всякое участие в грабежах, согласился выдать награбленное, достаточно говорит за важность результатов этой операции.
25 мая полковая школа 83-го кавалерийского полка с хором трубачей выступила в подшефный кишлак, где был проведен митинг и декханам роздано 40 винтовок для самообороны. Тут же от брата Гуляма – Султан-Мурад-хана поступило приглашение заехать к нему; командир бригады т. Мелькумов, командир полка т. Ежов, я и два ординарца направились в Змукшир. В самый разгар беседы о судьбе Гуляма неожиданно явился таганкур, прибывший с 25 вооруженными до зубов джигитами. Произошел разговор в повышенных тонах, но, благодаря громадному авторитету и твердой воле командира бригады, категорически потребовавшего немедленной сдачи, Таганкур согласился на сдачу, приняв условия командира бригады: проживание в Тахта, выдача награбленного, регистрация всего оружия и прекращение грабежей. Несомненно, что на него оказали влияние вожди, испугавшиеся не только за Гуляма, но и за себя, но главным образом эту сдачу закоренелого бандита нужно считать прямым последствием проведенной перед этим операции против него.
Гулям-Али-хан между тем был увезен в Ашхабад.
В округе сразу наступило затишье: грабежи и убийства прекратились как по волшебству; вожди племен очевидно были озадачены резкой переменой отношений к ним. Немало тревожила их и судьба Гуляма.
Таганкур время от времени показывался в Тахта, но оружие не регистрировал, награбленного не сдавал, а наоборот, требовал возмещения убытков, принесенных ему операцией 19–20 мая.
Командир бригады, решив использовать эти поводы для окончательного уничтожения Таганкура, в неискренности намерений которого не было ни малейшего сомнения, утром 30 мая выехал в Тахта совместно с представителями Окружного ревкома и комитета партии; туда же были вызваны на совещание все вожди округа, а из Ташауза и Ильялы переброшены первый и третий эскадроны 83-го кавалерийского полка с 4 горными орудиями.
Вскоре после приезда в Тахта начали съезжаться вожди, прибывавшие каждый со своим личным конвоем; здесь были: Ниаз-Бакши, Хаким-бек, Тюре-Сердар, Султан-Мурад-хан, Анна-Бала, Хессен-Гельды, словом, вся феодальная головка туркменских племен, последним явился Якши-Кельды, окруженный полсотней одинаково одетых, вооруженных до зубов джигитов на великолепных туркменских конях.
Вожди в последний раз были предупреждены, что продолжение ими политики грабежей повлечет за собой строжайшие репрессии и что советская власть не будет считаться ни со знатностью, ни с общественным положением, а будет карать беспощадно; в ответ посыпались бесконечные уверения в своем миролюбии, бесконечная лесть и бесконечное вранье.
После этого при всех них был приведен Таганкур, от которого т. Мелькумов потребовал объяснения причин невыполнения условий сдачи; Таганкур, оправдываясь, начал выставлять свои контртребования.
Командир бригады приказал мне арестовать Таганкура. Немедленно он и пять приехавших с ним джигитов были разоружены и посажены, а вечером отправлены в Ташауз.
Одновременно помощнику командира 1-го эскадрона т. Монстрову было приказано двинуться с эскадроном в Беш-Кыр и арестовать, а в случае сопротивления – уничтожить брата Таганкура – Байрама-Юзбаши и курбаши Байрама-Коули; эскадрон стремительно двинулся в Беш-Кыр и, прибыв туда, захватил обоих курбаши в кибитке; ошеломленные неожиданным появлением красноармейцев, они сдались, не оказав никакого сопротивления; во все стороны от кишлака были видны удиравшие джигиты: шайка, потеряв руководителей, распадалась.
Таким образом, к концу мая в самом бандитском – Тахтинском – районе наступило успокоение, и самые активные враги советской власти сидели в тюрьме, ожидая суда. Однако среди племени салах еще оставались такие персонажи, как Меред-Дуу и Тюре-Сердар, первый из которых был много способнее и умнее Гуляма.
Положительным явлением было совершенно спокойное отношение населения к арестам вождей. Как раз в это время туркменские кишлаки получили воду, и получили ее, благодаря активной работе органов Водного хозяйства, в таком количестве, какого раньше они не знали. Мирное население, видя положительные стороны новой власти, на деле почувствовав отношение ее к декханству, оставалось глухим к призывам мулл и вождей о восстании.
Напрасны были попытки разжечь национальную рознь путем провокационных слухов о поддержке советской властью только узбеков, ссылками на участие в операции против Таганкура двух десятков красноармейцев узбекского эскадрона. Эта провокация опровергалась фактами, так как именно туркмены в этом году получили наибольшее количество воды; напрасно было запугивание гонением со стороны красного командования на мусульманскую веру и на вековые обычаи туркмен – поведение Красной армии при ее операциях в туркменских кишлаках было наглядным опровержением этой клеветы; работа низового аппарата и выдержанная политика частей по отношению к населению давали свои первые ощутительные результаты.
В конце июня произошло событие, ясно показавшее командованию, что процесс классового расслоения кишлака достиг значительного развития и что политика его безусловно правильна.
21 июня в ауле Кеши под Ашхабадом на почве родовой мести текинцем был убит Гулям-Али-хан. Известие это с быстротой радио достигло Хорезма. Власти сейчас же широко оповестили об этом население, с заявлением, что убийца будет жестоко наказан. Однако вожди, баи и муллы немедленно развили самую отчаянную агитацию в том направлении, что Гулям убит по приказанию советской власти за то, что он был защитником религиозных и родовых туркменских обычаев от русских и узбеков и что та же участь готовится и всем туркменам вообще.
Однако, против всякого ожидания как агитаторов, так – нужно сознаться – и нашего, никаких результатов эта агитация не дала; в древних родах туркменских племен Хорезма появилась новая неведомая доселе сила – аульные советы и ячейки, и их работа пересилила преступную агитацию вождей.
Но если декханство совершенно хладнокровно отнеслось к смерти своего вождя, то те, кто имел прошлые грехи, зашевелились. Вскоре стали поступать агентурные сведения, что Султан-Мурад, Тюре-Сердар и Меред-Деу собирают джигитов, готовясь к уходу в пески.
Связи со штабом бригады в это время не было из-за порчи линии, командир бригады же уехал в Хиву. Имея целью обезглавить движение в самом зародыше, командир 83-го кавалерийского полка т. Ежов, согласовав вопрос с окружным комитетом партии, принимает решение арестовать вождей.
Однако разумно проявленная инициатива не была доведена до конца: только 2-й эскадрон, назначенный для захвата Меред-Деу, выступил своевременно, 3-й же, который должен был схватить змукширских вождей (Тюре-Сердара и Султан-Мурад-хана), был задержан в Ташаузе переговорами со штабригом по восстановленному как на грех проводу.
Результат не замедлил сказаться: в то время как Меред-Деу был арестован помощником командира полка т. Дмитриевым, прочие вожди успели бежать.
Однако их бегство только подчеркнуло полный отрыв вождей от своих племен: из почти тысячи джигитов племени салах, которых можно было считать вооруженными, за вождями пошло не более полусотни приближенных и деклассированного элемента.
Против вождей не предпринималось никаких операций, так как уже через несколько дней были получены сведения, что джигиты, видя, что на них никто не собирается нападать, начали разъезжаться по домам, и шайка численностью всего в 25–30 джигитов кочевала по пескам, находясь под непрерывным нашим агентурным наблюдением.
Между тем окружной суд вынес смертный приговор Таганкуру и Байраму, встреченный с одобрением громадной толпой декхан. В это время поступили сведения, что иомуды хотят отбить Таганкура. Окрревком ускорил приведение приговора в исполнение, и 26 июня оба бандита были расстреляны. Никаких осложнений это не вызвало, узбекское население города громко одобряло расстрел ненавистного курбаши.
Вскоре после этого от бежавших в пески вождей поступило окольными путями заявление о желании сдаться.
Имея целью окончательно подорвать их авторитет, командир бригады потребовал открытой просьбы о сдаче без всяких условий. Лишенные поддержки своих племен, вожди вынуждены были пойти на это. 29 июля близ кишлака Ходжаскуммед состоялась их встреча с т. Мелькумовым, приехавшим всего с 3 человеками. В результате встречи вождям было разрешено поселиться в своих кишлаках.