Затем Джек отвлекся от своих вдохновенных мечтаний и привел собравшимся психиатрам кое-какие реальные факты. Он рад был сообщить им, что в настоящее время в результате нового метода лечения в больнице Траверз-Сити имеется более ста свободных мест, пустуют более ста коек. И это в больнице на 3000 коек с длинным списком больных, стоявших в очереди на госпитализацию.
Но то, чего Джек не сказал на конференции, было предметом наивысшей его гордости: его оригинальные наблюдения относительно стимулирующего действия рита-лина были подтверждены шестнадцатью исследователями-клиницистами.
Джек Фергюсон, всего лишь три года назад выпущенный из буйной палаты Больницы ветеранов в Индианополисе, быстро шел в гору, чувствовал себя превосходно и, конечно, снова попал в неприятности. Среди его товарищей - врачей больницы Траверз-Сити - были такие, которые не вводили у себя нового лечения по методу доктора Джона Т. Фергюсона, и не потому, что они это лечение проверили и разочаровались в нем, а совершенно сознательно не назначали его в своих отделениях. И едва ли их можно было упрекать за это. Быстро освобождавшиеся койки причиняли им массу хлопот. Новые больные, присылавшиеся в Траверз-Сити из других мичиганских больниц, требовали широкого физического, медицинского, психиатрического и лабораторного исследования в приемном отделении, и это очень затрудняло и раздражало врачей. Джек смеялся, когда рассказывал мне об этом, но все же он определенно лез на рожон. Может быть, и прав профессоА Найт Олдрич из Чикагского университета, который, познакомившись с массой задач, стоящих перед больничными врачами, сказал: «Такой врач не был бы человеком, если бы не проявлял иногда сверхэнтузиазма к новым методам лечения». Может быть, Джек был действительно сверхэнтузиастом?
Чувствуя потребность опровергнуть сомнения своих коллег в действенности новых методов лечения, Джек прошлой осенью 1955 года показал мне одну из своих пациенток, Гэдрум. Это была приятная старая леди, с хорошими манерами, принимавшая участие во всех общественных делах больницы. Ей шел уже семьдесят второй год, и было удовольствием с нею познакомиться.
Гэдрум находилась в больнице Траверз-Сити пятьдесят два года. Еще два года назад она была безнадежной негативисткой. Она не могла самостоятельно питаться, умываться и вообще заботиться о себе. Она была безгласна. Она была неприступна. Она не прекращала рвать на себе одежду и белье. В продолжение многих лет она большую часть времени лежала полуголая или совсем голая в изоляторе, который на больничном жаргоне именовался спецкамерой. В ней содержатся больные, опустившиеся до положения животных.
Джек показал мне историю болезни Гэдрум, детализированную и тщательно разработанную. Она пришла в больницу восторженной, галлюцинирующей психотичкой, всегда улыбавшейся, игривой, но совершенно не контактной. Она была полна бредовых идей и приставала к врачам с просьбой жениться на ней.
В больнице Гэдрум была обеспечена прекрасным уходом и медицинским обслуживанием. Она перенесла жестокий грипп и тифозную лихорадку. Ей успешно были сделаны также две большие операции. Ее больничная карта свидетельствует о постепенно прогрессировавшем вырождении, и запись 1921 года характеризует ее как «опустившуюся, оголяющуюся, невоздержанную, внеконтактную, требующую специального кормления и сложного ухода». Никаких особых лекарств она не получала, потому что для таких деградированных шизофреников лекарств тогда не существовало. Ее успокаивали, насколько удавалось, снотворными средствами и большую часть времени держали в спецкамере.
Пока в ней теплилась жизнь, оставалась и какая-то надежда. В 1942 году Гэдрум получила двадцать сеансов метразилового шока - надо бы вам поглядеть на это! - тот же тяжелый эпилептический припадок, только похуже. Никаких стойких результатов. В 1943 году несчастная Гэдрум - прямо невероятно, что могут вытерпеть эти неисправимые хроники! - была подвергнута лечению мокрыми простынями. Человека крепко обвязывают, как мумию, и погружают в холодную воду. После 420 сеансов это лечение было прекращено, как безрезультатное.
В том же году она получила полный курс электрошокового лечения, входившего тогда в моду, в общем итоге - шестьдесят восемь сеансов судорог. К концу лечения Гэдрум была еще жива, и это все, что можно было о ней сказать.
Больничная карта рассказывает, что ее агрессивность и разрушительные наклонности не прекращались. Она по-прежнему валялась голой и вела себя, как дикое животное. Кто скажет, почему она оставалась живой или, вернее, почему о Гэдрум так трогательно заботились и поддерживали в ней жизнь?
Ее поведение оставалось неизменным с 1943 до 1954 года... Вплоть до рождественского дня 1954 года, когда доктор Джон Т. Фергюсон начал лечение Гэдрум серпази-лом - по полмиллиграмма три раза в день. К 13 января 1955 года она была уже совсем спокойна и весь день оставалась одетой - впервые за последние тридцать лет. Непрекращавшееся лечение привело ее к серпазиловой меланхолии, и дальнейшая судьба Гэдрум - это история, рассказанная капсулами, - история открытия Джека о сбалансированном действии серпазила и риталина на причудливых качелях сверхактивного и слабоактивного поведения.
Не стану утомлять вас цифрами, рассказывая, сколько миллиграммов лекарств - успокоителя и возбудителя - было скормлено или раскрошено в пищу Гэдрум в течение 1У55 года. Риталин снимал серпазиловую депрессию, после чего она становилась сверхактивной и агрессивной. Прекращали риталин и повышали дозу серпазила. Ее настроение начинало постепенно падать - ниже и ниже, чересчур низко - и возвращалось к первоначальной серпа-зиловой хандре и подавленности. Тогда Джек впервые испробовал новый механизм лечения...
После того как, отменив серпазил, перешли на риталин и депрессия стала проходить, но до того, как чистый риталин грозил довести ее до исступления, Джек прибавил небольшую дозу серпазила, чтобы удержать возбуждающее действие риталина в определенных границах. И наконец в апреле 1955 года качели поведения Гэдрум относительно уравновесились - на трех миллиграммах серпазила плюс пятнадцать миллиграммов риталина - то и другое по три раза в день.
«С этого дня - 16 апреля 1955 года - началось планомерное выздоровление», - лаконично отмечает карта. Создавалось впечатление, что она медленно просыпается. В начале лета она могла уже гулять за больничной стеной, наслаждаясь мягким северным бризом с большого канала Траверза. Она могла одна пойти в больничную лавку за мелкими покупками. В июле Гэдрум была переведена в полуоткрытую палату, где она самостоятельно питалась за общим обеденным столом.
- Теперь Гэдрум не нуждается ни в какой помощи. Единственное, о чем приходится ей напоминать, - это о надевании ботинок, - говорит приставленная к ней сестра-надзирательница. Это нарушение этикета надо ей простить. Ведь это был первый год ее жизни вне буйной палаты, где она провела более тридцати лет, и ботинки она тоже надевала в первый раз за тридцать лет. Выздоровление Гэдрум было настолько демонстративным, что Джек отменил ей серпазил-риталин.
- Пришлось, однако, их снова назначить в уменьшенных дозах, чтобы оборвать начинавшуюся нехорошую вспышку, - объяснил Джек.
Когда я познакомился с маленькой старой леди, она была настроена очень дружественно и, как выражается Джек, «социабельно». Говорила она мало, но в том, что она говорила, был ясный смысл. Джек объяснил мне, что Гэдрум любит, чтобы доктор крепко ее обнял, и выражает при этом свое удовольствие улыбкой и веселым подмигиванием.
- Гэдрум нельзя назвать умственно здоровой, - сказал Джек. - Но мы знаем, что она познала радость жизни впервые за много лет,.
Она вполне подготовлена для отправки домой, - и разве уж это одно не удивительно? - но у Гэдрум нет родного дома и, по-видимому, вообще нет родных. Последнее письмо от какой-то родственницы было получено в 1907 году. У Гэдрум нет никаких связей и знакомств - я хочу сказать, нет за пределами больницы Траверз-Сити.
Может быть, Гэдрум в своей маленькой, безвестной жизни послужит ответом на сомнения профессора Найта Олдрич, который после выступления Джека в Галесбурге сказал, что больничные психиатры вообще склонны к переоценке новых лекарственных средств. Может быть, изучив по больничной карте грустную сагу о Гэдрум, профессор изменит свое мнение о сверхэнтузиазме некоторых больничных врачей.
Хотя отчасти я и согласен с профессором Олдрич: Джек, несомненно, энтузиаст, пожалуй, даже сверхэнтузиаст. Но можно ли быть одновременно энтузиастом и холодным ученым? Впрочем, Джек Фергюсон и не считает себя ученым - он ведь всего-навсего сельский врач.
Глава 9
Затаенная гордость слышится в голосе Джека Фергюсона, когда он говорит о своих больных:
- Мы их лечим, любим и уверены, что поступаем правильно.
Как же воспринимают эти джековские разговоры его коллеги по больнице? Ведь сверхэнтузиазм при определенном освещении тоже может быть истолкован как высокомерие.
- Вы лечите их и по-своему любите, но лишь у себя в отделении, - сказал Я" Джеку. - Пытались ли вы привлечь к работе других врачей, чтобы они испробовали ваш метод на своих больных?
- Нет, не пытался.
- Разве не интересует, не волнует их то обстоятельство, что вы отправляете старых шизофреников домой?
- Похоже, что нет, - сказал Джек с безразличным видом, но взгляд его говорил о многом. - Единственная их реакция заключалась в том, что кто-то из них написал в крупную детройтскую газету о моем неблаговидном поведении и безграмотности в психиатрии, - Джек улыбнулся. - Тот доктор, член Мичиганского медицинского общества, который сказал вам о моей наркомании, узнал эту историю от одного из моих коллег.
Что было особенно примечательно в Джеке Фергюсоне, рассказавшем мне все это спокойным, бесстрастным тоном, - это полное отсутствие тех настроений, которые три года назад, в трудные для него времена, определялись как паранойя. Сейчас его абсолютно не трогало, что кто-то подкапывается под него, травит его или угрожает ему.