- Пожалуйста, ешьте печенку два раза в неделю, - повторил Майнот.
Больной пошел домой и стал есть все, как ему велел Майнот, а печенки несколько больше предписанного. Может быть, это было его любимое кушанье. Во всяком случае установлено, что он ел ее чаще, чем два раза в неделю. Майнот успел уже позабыть о нем, у него было много тяжелых больных и много других дел. Инсулин сделал из него нового человека, и он работал на всех парах. Но вот наконец тот человек зашел к нему. «Бедняга»,- подумал Майнот про себя.
Он бегло взглянул на него, потом всмотрелся пристальнее.
- Ого! - воскликнул Майнот.
- Да, - сказал больной, - я чувствую себя гораздо лучше.
- Да, я вижу, что вы чувствуете себя лучше, - ответил Майнот.
Но Майнот уже сотни раз видел других больных, которым, как и этому, становилось лучше, потом хуже, потом, может быть, опять немного лучше, а потом наступал конец. Он посмотрел его кровь, - она была немного краснее.
- Продолжайте вашу диету, - сказал Майнот, - и не забывайте о печенке.
В 1923 году у него был еще один случай злокачественного малокровия - женщина, в худшем состоянии, чем первый больной. Майнот дал ей точно те же указания. Он знал, что они конченные люди. Что за проклятая болезнь! Она не могла уже обмануть его, но обманывала этих несчастных. Мрачно подшучивает природа над некоторыми людьми. При этой болезни крови ужасно улучшение, предшествующее смерти и обнадеживающее больных. Все меньше будет крови у этой женщины, кровь будет еле течь из пальца, тогда в следующий раз Майнот захочет взять ее, чтобы приготовить препарат. Они погибнут все от голода или паралича, они будут слабеть и слабеть, пока болезнь не сжалится над ними и не освободит их от страха, слабости и усталости, пока не убьет их.
Снова Майнот перестал думать об этих двух больных, занятый своими исследованиями рака в Хэнтингтоне. Рак... Это было так же безнадежно, но все же можно было спасти больного, если захватить болезнь в самом начале.
Но эти двое пришли к нему снова, один за другим. Ого! Чорт возьми! Вот уже у обоих лучше вид...
- Да, доктор, я уже давно так хорошо не чувствовала себя, - сказала больная искренно.
Разумеется, состояние крови у них улучшилось, но не удивительно ли, что они почувствовали себя лучше гораздо раньше, чем у них в крови можно было установить значительное увеличение количества эритроцитов?
Впрочем, им, конечно же, станет снова хуже.
- Не можете ли вы есть печенку каждый день? - спросил их Майнот. - И, пожалуйста, взвешивайте ее. Съедайте в день сто двадцать граммов.
Как жаль, что большинство больных злокачественным малокровием были так разборчивы в еде. Если бы только у них был аппетит, можно было бы придумать для них подходящую диету. Но печенка? Это совсем не лакомство. - «Я сам не люблю печенки» - признавался Майнот.
Дней через десять эти двое опять пришли к Майноту, и прямо к нему на службу. У них появилась какая-то новая, странная твердость в походке, и кончики ушей чуть-чуть порозовели. Даже на лицах, уже столько времени восковых, появился слабый розовый оттенок.
- Удивительно, как возвратился ко мне аппетит, - сказала женщина, - и я могу теперь есть, доктор. Язык совсем уже не болит.
Так это продолжалось весь 1924 год. Майнот, - как он мне потом рассказывал, - не слишком много думал об этом, но все же у него уже очень скоро было десять больных злокачественным малокровием, которым он предписывал съедать столько-то граммов нежирного мяса, столько-то сырых овощей, как можно меньше жирной пищи, и, наконец, по меньшей мере четверть фунта печенки в день.
Это было совершенно нелогично. Он сам не решался еще вполне поверить, но когда некоторые из этих десяти человек говорили, что не любят печенки, он всячески убеждал их есть ее, делал все, что мог, в борьбе с отсутствием аппетита, с привередливостью, с болью изъязвленного языка. Он рылся в поваренных книгах, выискивая способ вкусно приготовлять печенку и писал им подробные иструкции, со свойственной ему обезоруживающей педантичностью. А если они все-таки отказывались, - страшным блеском загорались у него глаза, и, быстрыми движением вскинув голову, он говорил:
- Вы должны есть печенку. - И они ели. «Все же я был довольно равнодушен к печеночной диете»,- рассказывал Майнот.
Поздняя зима 1925 года. Все десять человек еще живы. Одним из них уже следовало быть на том свете, другим - лежать при смерти. У некоторых число эритроцитов в кубическом миллиметре крови должно было уже понизиться до полутора миллионов, в то время как у здоровых людей этот же объем содержит пять миллионов эритроцитов. Но посмотрите на них. Вот они здесь, и у них - два миллиона двести тысяч, три миллиона восемьсот тысяч красных кровяных шариков в каждом кубическом миллиметре.
А у одного, честное слово, больше четырех миллионов, и это уже приближается к нормальным пяти миллионам. И они чувствуют себя гораздо лучше и уже не имеют этого воскового вида, а Майнот, все еще не отдавая себе сознательно отчета в том, что это значит, но может быть, уже поняв подсознательно, - продолжает настаивать на печенке: - Ешьте печенку, не забывайте про печенку, ешьте печенку каждый день.
В этом, пожалуй, и заключается главное различие между Джорджем Майнотом и любым другим врачом на свете. Другой врач сказал бы: «От времени до времени немножко печенки было бы вам полезно».
VIII
И каждый другой врач, - особенно, если бы он был настоящим ученым, -должен был сказать при виде всех этих поправляющихся людей: «Ах, какое странное совпадение! О, какое поразительное совпадение!»
И каждому из этих десяти он противопоставил бы множество несчастных из своей обширной клиентуры, которые тоже возвращались к нему радостные, с улучшенным составом крови, а потом... Но ведь их десять человек, и все поправляются, все сразу. Майнот был слишком осторожен, чтобы довериться такой ничтожной статистике, - он знал, что при этом заболевании всегда наблюдаются улучшения и ухудшения... Но втайне, помимо всякой логики, был убежден, что «это» - нечто совсем другое. Десять одновременно выздоравливающих, с краской и надеждой на лицах, окрепших, с большим числом эритроцитов в крови. И все сразу, все вместе. Но тысячи воспоминаний, накопившихся за двенадцать лет горьких наблюдений над умирающими... И только впервые - десять живых, поправляющихся людей.
- Я тогда ни с кем не говорил об этом, потому что мне еще нечего было сказать. Я еще не был энтузиастом печенки, - рассказывал Майнот.
И он просто продолжал кормить печенкой больных.
IX
Майнот говорит, что Мерфи первый внушил ему этот энтузиазм. Вильям П. Мерфи не был в современном смысле слова ученым, а был просто молодым врачом, за 5 лет до того получившим диплом. Он не происходил, как Майнот, из самого шикарного квартала Бостона, но с неменьшим увлечением, чем Майнот, изучал болезни крови. Майнот слегка намекнул Мерфи на то, что произошло с этими его десятью пациентами, и вскользь спросил, не хочет ли Мерфи испробовать эту диету на очень тяжелых больных злокачественным малокровием, лежавших в Бригхэмском госпитале.
Это предложение доставило Мерфи много хлопот. Он не мог достать хорошей печенки. Больничная администрация была вообще очень консервативна, а бычья печенка- пища слишком тяжелая и грубая даже и для здоровых людей, не то, что для таких тяжелых больных. Вообще, в больнице отлично кормили пациентов. Но покупать каждый день печенку для нескольких человек было... ну просто глупо. Смехотворная диета. - Это было для Майнота неприятным препятствием.
Но Мерфи, который раньше сам терпеть не мог печенки, вдруг начал есть ее с удовольствием и всем расхваливать, как искусный коммивояжер, энтузиазмом приправляя это недостаточно вкусное блюдо. «Я казался сам себе продавцом печенки», - говаривал Мерфи. Эту комедию он разыгрывал в угоду Майноту, высмеивая цеховую науку в Питер-Бент-Бригхэмском госпитале. Восемь месяцев длилось это, с мая до зимы 1925 г., и было не так-то просто.
Но вскоре Мерфи взволновался, насколько может вообще взволноваться флегматичный, медленно говорящий молодой человек. Люди, о которых он знал, что они должны были лежать при смерти, а то и в могиле, ощущали голод, вставали и ходили, просили побольше печенки, потому что сами чувствовали, что все дело было в печенке. Чудеса да и только.
Просто замечательно, как Майнот все это держал в секрете. Почти противоестественно! Он был членом клуба, который посещали лучшие врачи Бостона, крупнейшие ученые. В феврале 1926 года он пригласил их всех к себе и после обеда начал рассказывать им о научной работе, которой был в то время занят. Он ни слова не сказал о печенке, а говорил о лимфобластоме [10] . Он показал им протоколы, из которых вытекал удивительно странный факт: красные кровяные шарики у больных злокачественным малокровием принимали нормальные размеры и форму, когда число их снова возрастало до пяти миллионов.
Никто из его слушателей не спросил, каким же образом, чорт возьми, у больных злокачественным малокровием число красных кровяных шариков снова возрастало до пяти миллионов?
Но вот начали носиться в воздухе слухи. Близкий друг Майнота, доктор Джемс Ховард Минс из Массачузетского госпиталя, пришел к нему с вопросом: «Ты слышал о замечательных результатах, полученных кем-то в Бригхэмском госпитале при кормлении печенкой больных злокачественным малокровием?»
Научная вера Майнота заключалась в абсолютном, непоколебимом преклонении перед твердо установленными фактами. И вот теперь у него было подтверждение его первых удивительных результатов. Мерфи ничего не знал о наблюдениях Майнота...
Такой способ самоубеждения требовал большой выдержки, но теперь он был готов к спору с каждым скептическим другом. «Но, Джордж, - спросил его один из них, - почему печенка?» Злокачественное малокровно не является болезнью вроде рахита или цынги, происходящей от недостатка витаминов. Никто не ест много печенки регулярно, так что и не недостаток печенки вызывает злокачественное малокровие. Как же печенка может быть средством от него?