Борьба в сталинском окружении за подступы к власти в 1945-1953 годах — страница 1 из 7

АЛЕКСАНДР ВДОВИН


БОРЬБА В СТАЛИНСКОМ ОКРУЖЕНИИ ЗА ПОДСТУПЫ К ВЛАСТИ В 1945-1953 годах


Правда и вымыслы


В послевоенные годы, вплоть до XIX съезда партии (октябрь 1952 года), также, как и до войны, высшую руководящую силу в СССР имел Центральный Комитет ВКП(б) и его постоянно действующий орган — Политическое бюро ЦК во главе со Сталиным. После съезда были сформированы новые составы ЦК, Президиума ЦК (вместо прежнего Политбюро) и Бюро Президиума ЦК. На протяжении 1946-1952 годов в разное время членами Политбюро были 13 ближайших соратников Сталина: К. Е. Ворошилов (член Политбюро в 1926-1960 годах), М. И. Калинин (1926-1946), В. М. Молотов (1926-1957), Л. М. Каганович (1930-1957), А. А. Андреев (1932-1952), А. И. Микоян (1935-1966), А. А. Жданов (1939-1948), Н. С. Хрущёв (1939-1964), Л. П. Бе­рия (1946-1953), Г. М. Маленков (1946-1957), Н. А. Вознесенский (1947-1949), Н. А. Булганин (1948-1958), А. Н. Косыгин (1948-1952, 1960-1980)1. Они же занимали ключевые позиции в высших органах государственной власти и уп­равления страны — Верховном Совете СССР (высший представительный и за­конодательный орган) и правительстве (Совет министров СССР, исполнитель­ный и распорядительный орган2.

При Совете Министров в феврале 1947 года были созданы восемь отрас­левых бюро (позднее их стало больше), каждое из них координировало род­ственные министерства и ведомства. Председателями бюро были Маленков (курировал 6 министерств и ведомств), Вознесенский (7), М. 3. Сабуров (11), Берия (7), Микоян (5), Каганович (8), Косыгин (5), Ворошилов (19 минис­терств и ведомств)3. В аппарате ЦК партии остались только два управления: кадров, агитации и пропаганды, а также два отдела — оргинструкторский и внешней политики; отраслевые отделы были ликвидированы. В публичных выступлениях упоминание о “руководящей роли Коммунистической партии” звучало сравнительно реже. В предвыборной речи 9 февраля 1946 года Ста­лин заявил, что единственная разница между коммунистами и беспартийны­ми состоит в том, что “одни состоят в партии, а другие — нет”4. В советском обществе это воспринималось как откровенное заявление о снижении аван­гардной роли партии.

Роль Политбюро как коллективного генератора политического курса и важнейших управленческих решений в послевоенные годы по сравнениюс предвоенным периодом заметно снизилась. До 1952 года состоялось толь­ко девять заседаний с участием большинства его членов. Лидер партии, сек­ретарь ЦК И. В. Сталин одновременно возглавлял Совмин СССР, в официаль­ных случаях именовался “глава Советского государства”. Функции партийных и государственных органов были тесно переплетены. Внутри Политбюро складывался узкий круг приближенных к Сталину лиц. С октября 1946 года в состав “семёрки” входили Сталин, Молотов, Берия, Микоян, Маленков, Жданов, Вознесенский. На этот “ближний круг” замыкались вопросы внеш­ней политики и внешней торговли, госбезопасности, вооружённых сил и дру­гие важнейшие вопросы государственного управления5.

Снижение роли коллективности в работе Политбюро объясняется ухудше­нием здоровья Сталина, серьёзно пошатнувшегося осенью 1945 года. Дали о себе знать чрезмерные физические и нервные нагрузки военного времени. В октябре у Сталина случился инсульт. После него полностью восстановить здоровье и работоспособность не удавалось. Н. В. Новиков, посол СССР в США, участвовавший во встрече Сталина с госсекретарём США Дж. Маршал­лом 15 апреля 1947 года, вспоминал, что, в отличие от встреч со Сталиным до войны и в военные годы, когда это был “собранный, нимало не угнетённый возрастом руководитель партии и страны..., я видел перед собой пожилого, очень пожилого, усталого человека, который, видимо, с большой натугой не­сёт на себе тяжкое бремя величайшей ответственности”6.

С 1946 года Сталин стал реже появляться в Кремле. Росла длительность его отпусков с выездом на юг. Согласно записям посещений его кабинета, в 1946 году перерыв в приёмах составил более трёх месяцев, в 1947 году — два месяца, в 1948-м и 1949 годах — по три месяца, в 1950 году — около пяти ме­сяцев. Более полугода длился перерыв с 9 августа 1951 года по 12 февраля 1952 года. Большую часть 1952 года Сталин провёл на даче, куда соратники приглашались для решения неотложных дел. Последний раз в жизни Сталин находился в своём кремлёвском кабинете 17 февраля 1953 года.

В ноябре 1952 года Бюро Президиума ЦК КПСС приняло решение, что в случае его отсутствия председательствовать на заседаниях поочередно бу­дут Маленков, Хрущёв и Булганин. Им же поручалось рассмотрение и реше­ние текущих вопросов. Предусматривалось также, что заседания правитель­ства в отсутствие Сталина будут вести поочередно заместители Председателя Совета Министров Л. П. Берия, М. Г. Первухин и М. 3. Сабуров7. Таким об­разом, принятие решений всё больше перетекало к соратникам Сталина из ближнего окружения. С 1950 года обозначилась четвёрка лидеров: Маленков, Берия, Хрущёв и Булганин. Сталин играл роль верховного арбитра в случаях, когда не удавалось достичь единогласия при принятии коллективных решений без его участия.

Разногласия, имевшиеся в руководстве СССР при определении намёток плана четвёртой пятилетки, вызывались различием представлений об основ­ных тенденциях послевоенного развития. Жданов, Вознесенский и ряд других деятелей считали, что с возвращением к миру в капиталистических странах наступит экономический кризис, усилятся межимпериалистические противоре­чия и конфликты. Это сулило ослабление угрозы СССР со стороны западных держав и позволяло отказаться от традиционной политики форсированного развития тяжёлой промышленности, остановиться на сравнительно либераль­ных вариантах плана, в большей мере опираться на экономические рычаги (цены, стоимость, кредит, прибыли) в дальнейшем развитии народного хо­зяйства. Маленков, Берия и другие не исключали способности капитализма справиться с внутренними противоречиями. С этой точки зрения послевоенная международная обстановка виделась крайне тревожной, наличие у противника атомной бомбы делало её ещё мрачнее. Отказ от дальнейшего форсированно­го развития индустриальных и оборонных отраслей и от командно-админист­ративных методов руководства экономикой исключался. Развитие событий оправдывало ожидания политических реалистов.

Соратники Сталина, занимавшие ключевые посты в партийных и государ­ственных структурах власти, были вовсе не единой и однородной командой, как могло казаться в свете показного почитания и славословий, расточавших­ся в адрес лидера. Стремясь закрепить свою власть, они в этом отношении выступали сообща, но в других — не брезговали древнейшими методами по­литической интриги. Победы и поражения в невидимой для населения страны борьбе за выход на ближайшие подступы к верховной власти позволяют раз­личать три этапа в почти восьмилетнем послевоенном сталинском руководст­ве. Рубежами между ними выступают март 1949 года и июль 1951-го.

На первом этапе (май 1945-го — март 1949-го) Сталин постарался обезо­пасить властный Олимп от возможных покушений на него со стороны наиболее влиятельных в годы войны членов ГКО и генералитета, вышедшего из войны в ореоле спасителей Отечества. Советские вооружённые силы в конце войны имели в своих рядах 12 маршалов Советского Союза, 3 главных маршала и 12 маршалов родов войск, специальных войск, 2 адмиралов флота. В авгу­сте 1944 года в Красной армии, без ВМФ, НКВД и НКГБ, насчитывалось 2952 генерала, из которых 1753 получили генеральские звания в период вой­ны. Из 183 общевойсковых командармов за время войны только один генерал Власов оказался предателем, выступившим на стороне Германии8.

Сразу же после войны под пристальным вниманием Сталина оказался Г. К. Жуков. 27 июня 1945 года он пригласил к себе на дачу под Москвой гос­тей на празднование Победы. Среди них были военачальники С. И. Богданов, В. В. Крюков с женой, исполнительницей русских народных песен Л. А. Рус­лановой, А. В. Горбатов, В. И. Кузнецов, В. Д. Соколовский, К. Ф. Телегин, И. И. Федюнинский, В. И. Чуйков. Продолжая праздновать победу, они вся­чески превозносили вклад в неё Жукова, говорили о нём как о победителе Германии. А на следующий день с записями разговоров был ознакомлен Ста­лин, и это стало причиной подозрительности к маршалу.

Видимо, его имел в виду Сталин, когда в разговоре с писателями 14 мая 1947 года говорил о недостатках в воспитании советского патриотизма у части советских людей. “Было преклонение перед иностранцами... Сначала немцы, потом французы, было преклонение... У военных тоже было... Сейчас стало меньше. Теперь нет, теперь и они хвосты задрали”9. Вероятно, речь могла ид­ти о военных, которые впадали в другую крайность, создавая преувеличенно высокое мнение о себе, чреватое необоснованными претензиями и разного рода неприятностями.

Западная пропаганда подогревала подозрения в советских верхах в отноше­нии военных, утверждая, что они выступят на ближайших выборах в Верховные Советы союзных республик с альтернативными списками кандидатов в депута­ты. Выдвижение на самые высшие посты в государстве прочили Жукову. Д. Эй­зенхауэр, командующий американскими оккупационными войсками в Европе, в своём кругу пророчил: “Мой друг Жуков будет преемником Сталина, и это от­кроет эру добрых отношений”10. Жуков оправдывал подобные ожидания самосто­ятельностью и независимостью суждений, проявлением непочтения к одному из тогдашних фаворитов Сталина, министру госбезопасности В. С. Абакумову, не особенно скрываемым желанием видеть себя на посту министра обороны.

Для компрометации Жукова было использовано “трофейное дело”11 и так называемое “дело авиаторов”12. Командующий военно-воздушными силами Советской армии, главный маршал авиации А. А. Новиков и нарком авиацион­ной промышленности А. И. Шахурин13 по показаниям арестованного в начале 1946 года маршала авиации А. С. Худякова были обвинены в приёме на воору­жение самолётов и моторов, имевших производственные дефекты, ведущие к большому числу катастроф. На основе сфабрикованных в ведомстве В. С. Абакумова материалов Новиков, Шахурин и пятеро их подчинённых бы­ли осуждены решением Военной коллегии Верховного суда на разные сроки лишения свободы. Тень пала и на Г. М. Маленкова и Л. П. Берию, отвечавших за работу авиационной промышленности. Во время следствия по делу были также получены показания о попытках Жукова “умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования”.