В дальнейшем ситуация с вооружением несколько «стабилизировалась». В феврале 1707 г. в крепости было 90 пушек (правда, к 4 из них не имелось подходящих ядер) и 6 мортир, к которым не было бомб, а также 100285 ядер (41508 из них не подходили к имевшимся орудиям)[578]. До июня 1707 г., когда была составлена следующая ведомость, практически никаких изменений не произошло, только немного уменьшилось количество ядер к тяжелым пушкам (до 12 696) да добавилось 180 ядер, не подходивших к пушкам, а также 2 шведских пушки (впервые в Новгороде отмечается трофейная артиллерия)[579].
К 27 сентября того же года в Новгород завезли 25 пушек 18-фунтового калибра. Таким образом, в конце 1707 г. артиллерийское вооружение новгородских укреплений состояло из 115 пушек и 8 мортир[580]. Усиление артиллерийского вооружения, по-видимому, было вызвано приближавшимся шведским вторжением; но в целом количество орудий в Новгороде в данный период Северной войны, по сути дела, не превышало сотни, поэтому его вряд ли считали крепким оборонительным пунктом. Скорее всего, новгородские укрепления рассчитывали использовать лишь в качестве опорного пункта в случае возможного наступления.
К июлю 1705 г. относится первая известная ведомость псковской артиллерии. Из нее явствует, что в тот момент в крепости находилось 164 орудия, в том числе 161 пушка (однако ядер было немного – всего 29 405 ядер, из которых 5580 не подходили к имевшимся орудиям) и 3 мортиры, однако к 7 пушкам не было подходящих ядер[581]. К декабрю 1705 г. в Псков завезли еще 2 пушки калибром полфунта[582]. К 1 января 1706 г., когда была составлена следующая ведомость псковской артиллерии, ситуация не изменилась. Однако следует иметь в виду, что как минимум 2 пушки (1 50-фунтовая и 1 40-фунтовая) были устаревшего образца.
Среди материалов Приказа Артиллерии сохранились доклады нарвского обер-коменданта К. А. Нарышкина (в ведении которого находились и псковские укрепления), характеризующие состояние псковской артиллерии (эти документы были опубликованы Н. Е. Бранденбургом[583]). В первом докладе, датированном 31 марта 1706 г., К. А. Нарышкин жаловался, что в Пскове очень мало орудий и снарядов, а те, которые были присланы в прошлые годы, Б. П. Шереметев забрал в Ямбург и под Юрьев, отмечал, что в случае нападения шведов отбиваться будет нечем, и просил прислать орудий «в добавку»[584]. К докладу прилагалась «Роспись, что надобно артиллерии во Псков», составленная поручиком И. Дуганом, где также указывалось, какие пушки имеются в крепости. Судя по этой росписи, там находилось 79 пушек[585]. Если верить этому документу, получается, что количество пушек в Пскове продолжало сокращаться и за три месяца из него забрали 58 пушек. И. Дуган запросил к каждой из вышеперечисленных пушек по 1000 ядер, а также 60 тяжелых пушек и 70 пушек полевых (к каждой по 1000 ядер)[586]. 18 апреля следует новое письмо К. А. Нарышкина, где излагаются те же жалобы и опасения и указывается, что Приказ Артиллерии потребовал еще одну роспись, которую он и посылает[587]. В этой росписи повторялись те же требования[588], хотя Н. Е. Бранденбург отмечал, что К. А. Нарышкин сократил их[589]. Чем закончилась эта история, сказать трудно, можно лишь отметить, что в мае 1706 г. из Москвы в Псков было прислано 6 мортир и 1120 бомб[590], которых псковичи не просили.
В результате к 1 октября 1707 г. на вооружении Псковской крепости имелось 195 пушек и 3 мортиры, однако снаряды имелись лишь к 72 пушкам (9102 ядра) и к мортирам[591]. Главным образом было увеличено количество 12-фунтовых пушек, однако при этом за указанный период в Пскове появилось еще 5 пушек 11-фунтового калибра. Возможно, что эти орудия были устаревшими (кстати говоря, те 2 пушки, которые упоминались в предыдущей ведомости, уже были увезены из Пскова).
В начале 1706 г. Псков снова принялись укреплять: в середине мая К. А. Нарышкин докладывал царю, что «во Пскове крепость починивать начали, а на работу грацких жителей посацких и всяких чинов, велел посылать против 701 году для поспешения»[592]. Однако работы двигались, скорее всего, медленно, т. к., по мнению Петра I, высказанному им в письме к А. Д. Меншикову в следующем году, Псковская крепость была очень слабой[593].
В этот период продолжалось строительство укреплений на Котлине. Один Кроншлот не удовлетворял тактическим требованиям обороны, поэтому в ходе боев летом 1705 г., практически под огнем неприятеля, на острове Котлине возникло еще несколько батарей: две батареи Толбухина, Ивановская и Лесная[594]. Пушек для них не хватало. К. И. Крюйс, руководивший обороной, неоднократно обращался за ними к петербургскому коменданту Р. В. Брюсу[595], в результате чего к концу боевых действий количество орудий на батареях возросло до 62[596].
Всего же к концу лета 1705 г. на острове Котлин имелось 5 батарей: Александровская, Толбухина и Островского – в западной части острова, Ивановская (Святого Яна или Санта-Яна) и Лесная (позднее Петровская) – на южном берегу. Батареи эти были усилены орудиями, снятыми с кораблей[597].
Ивановская батарея находилась на мысе южного берега острова Котлин к северо-западу от Кроншлота, в непосредственной близости от фарватера. Перед ней были поставлены следующие задачи: препятствовать проходу неприятельских кораблей к Кроншлоту, вести артиллерийский обстрел рейда, совместно с орудиями Кроншлота и Старой батареи защищать фарватер. Эта батарея имела деревянные и земляные сооружения и несколько возвышалась над уровнем воды. Первоначально на ней было установлено 4 пушки 6-фунтового калибра, но в дальнейшем ее артиллерийское вооружение было усилено и состояло из 10 пушек 24-фунтового калибра[598].
Лесная батарея была сооружена на южном берегу Котлина, западнее Ивановской батареи. Ее вооружение состояло из 6 пушек 6-фунтового калибра, 2 мортир и 1 гаубицы[599]. В ходе боев лета 1705 г. орудия этой батареи нанесли серьезный урон шведским кораблям.
Батарея Толбухина № 1 возникла после того, как полковник Ф.С. Толбухин приказал установить на выдающемся в море мысу западной оконечности южного берега Котлина 3 полковые 3-фунтовые пушки, которые были хорошо замаскированы. В ходе боев, когда стало ясно, что оборону западной оконечности острова необходимо усиливать, Ф. С. Толбухину было передано 12 пушек 6-фунтового калибра. 2 из них были установлены на уже имевшейся батарее, а остальные 10 пушек расположили на Котлинской косе. Так возникла батарея Толбухина № 2. Позже на ней было установлено еще 5 пушек 6-фунтового калибра[600]. Обе этих батареи рассматривались русским командованием как противодесантные, и эти расчеты оправдались: когда шведы попытались высадить десант на остров, они попали под огонь этих батарей и понесли большие потери.
Таким образом, огневая мощь укреплений Кронштадта (т. е. острова Котлин и форта Кроншлот) в тот период основывалась на взаимодействии артиллерийских орудий форта Кроншлот, батарей, сооруженных на острове, а также артиллерии российских кораблей.
В сентябре 1705 г. К. И. Крюйс сообщал царю, что на острове находится 60 пушек, которые он предлагал оставить зимой на острове[601]. Однако Петр I рассудил иначе: он приказал при наступлении первых заморозков перевезти в Кроншлот тяжелые пушки, а когда лед укрепится, тогда и все остальные, «а на острове отнюдь никаких пушек не покидать, ибо неприятелю зимою на оном острову укрепитись невозможно, токмо пушки потеряем напрасно, а дела ничего в них нет»[602]. По мнению А. В. Шелова, Петр I не считал еще возможным иметь постоянный гарнизон на самом острове Котлине, опасаясь зимнего нападения шведов, при котором пушки принесли бы мало пользы и легко могли бы быть взяты с тыла[603].
Здесь следует отметить, что К. И. Крюйс считал, что Кроншлот во время боев 1705 г. принес мало пользы, а основная заслуга в отражении неприятеля принадлежит флоту и батареям, построенным под его руководством. Он же писал о необходимости постройки еще одной крепости на острове, предлагая создать на Котлинской косе крепость с гарнизоном в 1500 человек, которая стала бы преградой неприятелю при попытке высадить десант в западной части острова и захватить батареи. Кроме того, она стала бы местом для постоянной дислокации гарнизона[604].
Петр I не сразу одобрил идею возведения еще одного укрепления на острове, отметив, что «на Котлине можно справиться в будущее лето, а зимою неприятелю никакой крепости делать нельзя»