Боевые действия на Северо-Западе России в 1704–1708 гг
Глава 1Взятие Нарвы и Дерпта и включение их в систему обороны Северо-Запада
Осада Дерпта
Летом 1704 г. российская армия, уже приобретя опыт в борьбе с сильным противником, осаждала одновременно две крепости, причем обе успешно. Кроме того, тем же летом шведы предприняли попытку диверсии к Санкт-Петербургу, которая, как мы увидим ниже, была отражена без отвлечения сил из осадных корпусов.
Опорным пунктом для осадных операций в этом году стал Псков, и К.А. Нарышкин отправлял к осадным корпусам как провиант, так и артиллерию из Пскова[359].
28 июля он писал губернатору: «Изволил ваша милость писать от 20 июля что в посылке моей псковского хлеба 680 четвертей муки ржаной у Степана Шулешникова у Нарвы принято и чтоб и впредь как возможно собрав такова ж хлеба к вашей милости в полки отпускать в судах немедленно и которые суды во Псков возвратились и те велел я в тотчас хлеб нагружать с поспешением и нагрузя отпущу тот хлеб вскоре к вашей милости в обоз.
Да в 23 числе июля послал я к вашей милости со псковским подъячим работных людей 1222 человек а ныне к тому числу из доимки собрано 401 человек и тех послал я сего числа с приставом а достальных сбирают а умедление в сборе работных людей за дальним расстоянием»[360].
В следующем донесении два дня спустя он же отмечал: «С приезду моего во Псков велено отдать половину судов к Дерпту на чем бы можно было управить правиант в те полки, и в то время отдано 22 ладьи больших, в которые нагружаетца четвертей по 300 и по 400 и по 500, кроме шкут а что за тем осталось смудов и в тех отпускал я правиант же к Нарве о чем и к вашей милости писал а что ис того отпуску сыскано и починено и вновь сделано было судов к отпуску провианта к Нарве ж, июля во 12 числе в письме государевой руки от Дерпта во Псков ко мне писано велено собрать суды от больших до лодок и выслать к Дерпту, и по тому государеву письму те суды сколько в то число во Пскове было большие и малые отпущены к Дерпту, а сколько числом те суды и кто имяны офицеры в приеме расписались. И по се число тех судов ни одного ко мне не возвращено, а которые суды возвратились во Псков от Нарвы и я в то же число велел правиант нагружать, и нагружено в 39 судах 5754 четверти муки и отпущены к Нарве сего числа»[361].
И в тот же день дополнил: «Сего июля в 30 день отпущено изо Пскова к вашей милости во обоз правианту в 39 судах 5748 четвертей муки ржаной а проводить послан Иван Степанов сын Ушаков, а с ним пригороцких стрельцов 218 человек»[362].
То есть в его задачу входили сбор и отправка провианта на судах как к Дерпту, так и к Нарве, после чего суда возвращались обратно, а Кирилл Алексеевич тем временем готовил новую «партию». Забегая вперед, отметим, что после взятия этих городов ему было поручено командование над их гарнизонами[363].
Первоначальный план Петра I, по-видимому, сводился к наступлению на двух направлениях: финляндском (на Кексгольм), которое он собирался возглавить сам, и лифляндском (на Дерпт), куда был направлен фельдмаршал Б. П. Шереметев. Но в мае этот план претерпел изменения: царь оставил намерение идти к Кексгольму и решил осадить Нарву[364].
Изменение плана, скорее всего, было связано с тем, что шведское командование попыталось оказать помощь гарнизону Нарвы. П. М. Апраксин, находившийся с марта в Ямбурге, получил указание наблюдать за обстановкой в Нарве и вокруг нее. 25 марта он доложил А. Д. Меншикову, что «новых ведомостей от Ругодива и ниоткуды о неприятельских войсках и в Нарве все прежнее живут во многом страхе…»[365]. Царю он сообщил 29 марта, что «по показанию пленных шведов (9 человек рейтар и солдат) в Нарве было 4 полка “и в тех померло более половины”, так что оставшихся в живых было менее 2000, считая и конницу; смертность в городе велика (“ежедневно мрут по 6 человек и более”); припасов мало»[366]. Видимо, после получения этого письма Петр I и принял решение взять сначала Кексгольм, а Нарвой заняться после этого.
В апреле П.М. Апраксин посылал на территорию Лифляндии несколько партий, и в 20-х числах месяца получил сведения о том, что шведы отправляют подкрепления к Нарве из Ревеля. Поэтому он решил преградить им путь с теми силами, что у него имелись – три пехотных полка, однако укомплектованы они были не полностью (в одном насчитывалось всего 380 человек, в другом – 496 и лишь в третьем – 780), а также драгунские части (всего 2456 человек)[367].
27 апреля он с этими силами пришел к устью реки Наровы и обнаружил там 9 кораблей и 4 шкуты. Два 18-пушечных судна попытались пройти к крепости, «и те корабли з божьей помощью и его государевым счастием из Наровы реки и из наровского и от росонского устья отбили и один корабль во многих местах из пушек разбили и отошли в море со многим страхом»[368], т. е. П. М. Апраксин смог не допустить их к укреплениям, правда, при этом российские войска потеряли одну пушку, которую разорвало во время боя (всего у Петра Матвеевича имелось три 6-фунтовых и шесть 3-фунтовых орудий)[369].
4 мая он сообщил А. Д. Меншикову о приходе к устью Наровы подкреплений[370], 9 числа – о том, что шведы не предпринимают никаких действий, ограничившись выставлением караулов, то же самое происходило, по его словам, и в Нарве[371].
Пользуясь пассивностью шведов, Петр Матвеевич все это время беспрепятственно посылал разъезды по всем направлениям, и от захваченных «языков» вскоре получил сведения, что шведы ждут прихода корпуса под командованием В. А. Шлиппенбаха из Ревеля с 7-тысячным войском, которое должно было подойти к Нарве в 20-х числах мая[372].
Эти известия, по всей видимости, и вынудили Петра I отказаться от осады Кексгольма и двинуться к Нарве, о чем он сообщил Б. П. Шереметеву 20 мая[373], причем войска, судя по письму Ф. А. Головина Г. Ф. Долгорукову[374], к моменту получения сведений уже выступили в поход, а сам царь отъехал на две версты от Санкт-Петербурга. Фельдмаршалу в то же время было приказано поспешить с осадой Дерпта.
На первый взгляд действия Петра I летом 1704 г. были хаотичными. Однако тут необходимо учитывать, что шведы не сидели сложа руки и в то время предприняли первую попытку атаковать укрепления Санкт-Петербурга со стороны Финляндии, используя в качестве опорного пункта Выборг. Российское командование знало об этих планах, и стремление захватить Кексгольм в тот момент обусловливалось именно этим – в случае успеха можно было если не сорвать нападение шведов, то по крайней мере сильно осложнить им жизнь. В таком случае неприятельский корпус оказывался при наступлении на Санкт-Петербург под угрозой нападения с фланга, и его командование было бы вынуждено часть сил выделять на то, чтобы обезопасить фланг. Следовательно, план Петра I был очень даже логичным, однако реализовать его не удалось, т. к. сведения о возможном прибытии подкреплений к Нарве требовали сосредоточения основных сил под стенами данной крепости. Отметим также, что Петр I и его соратники при разработке планов на военных советах всегда рассматривали и продумывали несколько вариантов, в зависимости от того, что будет делать неприятель.
Надо сказать, что и план похода к Дерпту весной 1704 г. оказался под угрозой срыва: 23 марта Петр I писал Б. П. Шереметеву, что, может быть, ему нужно будет двигаться в Польшу. Это пока было приказано держать в тайне, но готовиться[375]. Спустя месяц, 30 апреля, он все-таки приказал фельдмаршалу с пехотой выступать к Дерпту, а к литовской границе отправить один драгунский полк «во обнадеживание Литвы» (этот полк должен был выступать в качестве авангарда основных сил фельдмаршала, чтобы создать видимость подготовки похода в Польшу)[376]. Видимо, Петр весной думал об оказании помощи союзникам, но не исключено, что это была просто демонстрация главного удара. 20 и 25 мая царь подтвердил приказание двигаться к Дерпту, недоумевая, почему Шереметев мешкает (о походе в Польшу речи уже не шло)[377].
Борис Петрович, к слову, весьма скептически относился к вероятности похода В. А. Шлиппебаха и опирался при этом на свои «источники» – донесения Р. Х. Боура, который тоже (как и П. М. Апраксин) посылал разведывательные партии в Лифляндию. На основании допросов «языков», захваченных ближе к Ревелю, он пришел к выводу, что «никакова сикурсу ни откудова нет и сам Боур и полковники сказывали мне о том имянно, что сикурсу ниоткудова нечего чаять.», о чем сообщил 18 мая А. Д. Меншикову[378].
Петр I тем не менее серьезно относился к возможной помощи шведов и 25 мая писал Б. П. Шереметеву о том, что он оставил поход под Корелу, повернул к Нарве, прибыл в Ямбург. «Шлипенбах», по его словам, «не бывал, и теперь, слава Богу, опасаться нечего» (это было связано с тем, что под Нарвой уже было собрано значительное количество войск). Борису Петровичу он указал держать сведения о прибытии царя под Нарву в тайне, а «когда Шлипенбах пойдет к Ругодеву, не пресекай ему пути, но когда к нам приблизится, а вас минует, изволь захватить его сзади, и так над ним с помощью божиею искать промыслу.»[379]. Из этого документа видно, что Петр I ждал прихода В. А. Шлиппенбаха и готовил ему ловушку.
Основным источником по осаде Дерпта являются «Юрнал осады Юрьева», опубликованный в третьем томе «Писем и бумаг Петра Великого»[380]. Именно на основании этого «юрнала» было составлено описание осады в «Журнале Петра Великого». Кроме того, среди материалов Отдела рукописей РНБ хранятся еще два интересных «журнала»: «Журнал Походов Петра I»[381] и «Журнал боевых российских войск, главным образом флота, в царствование Петра Великого»[382], причем описание последнего совпадает с описанием в «Журнале Петра Великого». Другим видом источников является переписка Б.П. Шереметева с Петром I, опубликованная в третьем томе «Писем и бумаг Петра Великого», и с А. Д. Меншиковым, хранящаяся среди материалов Архива Санкт-Петербургского института истории РАН[383]. Не менее интересным источником является журнал обороны Дерпта, составленный шведским комендантом крепости полковником Скитте и опубликованный Ф. Ф. Ласковским[384].
Ограда Дерпта в тот период была двойной. Внутренняя часть ограды состояла из старинной каменной стены с башнями. Наружная стена состояла из бастионных фронтов с двойными фланками и с прикрытым путем, обращенным к местности, удобной для ведения атаки, из реданных фронтов со рвом, но без прикрытого пути, обращенных к болотистой местности, и из реданных фронтов без рва, обращенных к реке[385]. Гарнизон крепости состоял из 5000 человек, на вооружении которых находилось 84 пушки, 18 мортир, 6 гаубиц и 16 дробовиков[386].
Корпус Б. П. Шереметева насчитывал 22 000 человек. Его главные силы расположились на правом берегу реки Эмбах, ниже крепости, около дороги на Псков. Остальные войска заняли левый берег реки, где проходила дорога из Нарвы. Несколько позже отсюда был послан отряд на правый берег, который занял позицию выше крепости[387].
Сам Б. П. Шереметев прибыл к крепости 9 июня[388]. Артиллерия осадного корпуса насчитывала 46 орудий: 24 пушки (в том числе 10 18-фунтовых, 12 12-фунтовых и 2 6-фунтовых), 15 мортир (10 3-пудовых и 5 1-пудовых) и 7 гаубиц (3 пудовых и 4 полпудовых)[389]. Х. Э. Палли считал, что было сосредоточено около 50 орудий[390], но, по-видимому, он просто «округлил» цифры. Запасы снарядов состояли из:
– бомб: 3-пудовых – 5200, пудовых – 837, полпудовых – 500;
– ядер: 18-фунтовых – 1250, 12-фунтовых – 880, 5-фунтовых – 500, 3-фунтовых – 200[391].
До нас дошли очень скупые сведения русских источников относительно первого этапа осады (в июне 1704 г., до прибытия царя). В «Юрнале…» отмечаются лишь работы по ведению апрошей и вылазка осажденного гарнизона 27 июня[392]. Однако именно этот этап осады наиболее полно отражен в журнале полковника Скитте. В частности, он отмечал, что русские 18 июня открыли огонь из 8 мортир и в этот день выпустили 34 бомбы[393]. На следующий день осаждающие выпустили 27 бомб и начали делать апроши перед Немецкими и Русскими воротами крепости[394].
Российские войска первоначально вели траншейные работы в трех направлениях: 1) от лагеря близ Ратегофа, на нарвской дороге, с восточной стороны города, направляя апроши против куртины, соединяющей бастион Пинторн и Немецкие ворота; 2) на рижской дороге, к югу от города, направляя апроши к месту, называемому полковником Мистберг, действуя против 2, 3 и 4-го бастионов и стараясь приблизиться к новому контрэскарпу; 3) с северной части города, близ деревни Текелфер, направляя апроши к 5-му бастиону[395]. В дальнейшем интенсивность бомбардировок возросла, и до приезда Петра I, по подсчетам Скитте, с русской стороны по Дерпту было выпущено 1652 бомбы[396]. Х. Э.Палли, опираясь на шведские источники, утверждает, что с 12 по 23 июня в Дерпт попала 981 бомба, от которых пострадало 28 домов[397].
Пушки на данном этапе осады были, по-видимому, задействованы очень слабо, если вообще использовались. В частности, 21 июня Б. П. Шереметев, сообщая А.Д. Меншикову о начале работ над шанцами по рижской дороге (шанцы Н. Балка), писал: «…будем тут делать батарею на пушки, которые привезены будут…»[398], т. е. пушки к тому времени еще не прибыли.
Здесь же фельдмаршал отмечал, что шведы довольно интенсивно отвечают на бомбардирование стрельбой из пушек и мортир и испортили две русских пушки, одна из которых оказалась после этого непригодной к стрельбе[399].
27 июня шведы решили совершить вылазку под начальством подполковника Бранта. Однако эта вылазка не имела успеха, причем Скитте считал, что причиной этого стало то, что его приказания не были надлежащим образом выполнены[400]. Он же сообщал, что осаждавшие потеряли убитыми 400 человек[401]. Однако эта цифра явно завышена. По русским источникам, было убито 2 офицера и 4 солдата и ранено 44 человека, в том числе 4 офицера[402]. Шведы, по мнению Б. П. Шереметева, потеряли 50 человек убитыми и 7 человек пленными (в том числе два капитана)[403]. Скитте же считал, что было убито 7 офицеров и 30 солдат[404].
Итог деятельности Б. П. Шереметева подвел Петр I, прибывший к осадному корпусу 30 июня, в письме к А.Д. Меншикову: «…здесь обрели людей мы в добром порядке, но кроме дела: ибо двои апроши с батареями принуждены бросить за их неудобством, третью переделать и просто сказать: кроме заречной батареи и балковых шанец (которые недавно пред приездом нашим зачаты), все негодно. Зело жаль, что уже 2000 бомб выметаны беспутно…»[405]. В целом действия артиллерии следует признать неудовлетворительными, т. к. из 2000 бомб в город попало лишь около половины.
Главным виновником Петр I считал Б. П. Шереметева. Но, по мнению Х. Э. Палли, фельдмаршал не был повинен в этой неудаче: со стороны реки Эмайги до городских стен тянулась болотистая местность, чрезвычайно затруднявшая осадные работы. Примерно за месяц до приезда царя дела обстояли еще хуже: последствия весеннего половодья давали знать о себе больше, и поэтому приступить к осаде с этого направления было труднее, чем месяц спустя. Надо принять во внимание и то, что еще до приезда царя осадные работы были начаты и в этом направлении (подразумеваются работы против Русских ворот, о которых упоминал Петр I. – Н. С.). Наконец, когда Б. П. Шереметев приступил к осаде, он не имел точных сведений о системе обороны города и был вынужден начинать осаду как бы вслепую. В связи с тем, что проведение работ со стороны реки Эмайги было из-за плохих природных условий сопряжено с большим риском, осторожный Б. П. Шереметев боялся брать на себя такую ответственность. Кроме того, Петр I больше опасался шведского «сикурса», чем генерал-фельдмаршал, который на своем опыте знал, что местные шведские власти преднамеренно распускают слухи, и не верил им[406]. В целом доводы Х. Э. Палли выглядят убедительными; следует лишь заметить, что тот факт, что Шереметев не имел точных сведений о системе обороны Дерпта, говорит о плохо поставленной разведке, что можно поставить в вину фельдмаршалу. Кроме того, Петр I вряд ли опасался Шлиппенбаха (по крайней мере, он так писал Б. П. Шереметеву[407]); скорее всего, царь просто хотел поторопить осаду Дерпта, чтобы потом повернуть все силы против Нарвы.
Также следует иметь в виду, что, по-видимому, не вся артиллерия была сразу привезена под Дерпт: 14 июня Б.П. Шереметев писал А. Д. Меншикову, что он взял из Пскова 20 пушек, а мортиры все (Псков, видимо, служил базой для похода; а в самом корпусе Б. П. Шереметева осадных орудий, скорее всего, не было, если он действительно собирался в Польшу). Здесь же фельдмаршал отмечал, что бомб и ядер у него немного, т. к. больше не смог взять из-за нехватки судов[408]. Правда, в марте 1706 г. К. А. Нарышкин писал царю, что под Юрьев из Пскова было взято 15 пушек и 2 мортиры[409]. Но псковский комендант писал Петру I почти два года спустя и вполне мог ошибиться (или иметь неверную информацию), поэтому данные, приводимые Б.П. Шереметевым, следует признать более вероятными. Исходя из этого, можно считать, что первоначально у него было от 22 до 35 орудий.
Скорее всего, остальные орудия были доставлены до приезда Петра, но следует признать, что с его прибытием осадные работы пошли гораздо быстрее: уже 30 июня он распорядился сделать батареи и кетели против Русских ворот (наиболее слабый участок обороны города), также на другой стороне к башне Пейсторн, расположенной близ Русских ворот (уже упоминавшийся «Балковый шанец» – здесь работами руководил полковник Н. Балк. – Н. С.); «а старые апроши только для виду содержать, понеже оные не в удобном месте, а именно не в том месте, где фортеция слабже, но где все место крепчее ведены были только для того, что сухо место»[410].
Затем 4 и 5 июля пушки были поставлены на новые позиции, а 6 июля из них был открыт огонь по Русским воротам. Обстрел продолжался до 12 числа. Кроме того, 11 июля началась стрельба по башне Пейсторн[411].
За это время по стенам было выпущено 9540 ядер, а в город выпущено 2310 бомб[412] (мортиры, видимо, остались на старых местах: в «Юрнале осады Юрьева» их деятельность в эти дни не отмечается[413]). Правда, возникла проблема с пушкарями: 7 июля Петр I приказал А. Д. Меншикову прислать под Дерпт 15–20 пушкарей[414], что было исполнено на следующий день[415], но когда они прибыли, неизвестно. В результате этого интенсивного обстрела в стенах крепости были сделаны три пролома (бреши): один в Русских воротах, другой в башне Пейсторн, третий между ними в куртине. А вечером 12 июля небольшой отряд был послан занять палисады перед Русскими воротами, шведы попытались вытеснить его оттуда. Разгорелась стычка, в ходе которой с обеих сторон несколько раз посылались подкрепления, в результате чего она переросла в крупное столкновение. После упорного боя русские одержали верх и ворвались в крепость, после чего неприятель стал бить «шамад»[416]. Причем Скитте отмечал, что первоначально он собрался дать сигнал через барабанщика, но тот был убит, та же участь постигла и второго; и только после этого сигнал удалось дать с помощью трубача[417]. По русским источникам (со ссылкой на слова шведского коменданта), было убито 4 барабанщика[418].
По договору о капитуляции, заключенному 13 июля 1704 г., гарнизону позволялось отправиться в Ревель, но с оружием разрешили выйти только трем ротам, хотя офицерам было дозволено «удержать» свои шпаги (надо сказать, что шведы хотели выступить с 6 пушками, взяв на каждую по 24 заряда, со всем оружием и обозом). Всем подданным шведского короля разрешалось покинуть крепость, а пасторы и «мещане», оставшиеся в городе, сохраняли свои права и вольности[419].
Таким образом, Дерпт был получен «нечаемым случаем», что, кстати говоря, признавал и сам Петр I[420]. Но следует отметить, что этому случаю предшествовала плодотворная работа нашей артиллерии, в результате которой в крепостных стенах образовались три пролома, да и бомбы, видимо, нанесли ущерб городу.
Кроме того, в этой осаде, как и во всей кампании 1704 г., обращает на себя внимание энергичная и продуктивная деятельность Петра I, с приездом которого под стены крепости осада пошла намного быстрее. По-видимому, именно это обстоятельство хотел подчеркнуть Ц. Кюи, называя осаду Дерпта «образцом наших осад того времени»[421]. И хотя здесь он, на наш взгляд, явно погорячился, тем не менее роль Петра I в успехе данной операции действительно следует признать весьма значительной.
Укрепления Дерпта практически сразу стали приводить в порядок. 14 сентября К. А. Нарышкин сообщил А. Д. Меншикову, что «болворок начали с наполной стороны окладывать дерном, а от реки на прибавочном месте подрубают»[422]. Однако время уже было позднее, да и работники разбегались, поэтому многого сделать не успели[423].
Осада Нарвы
Под Нарву еще в апреле 1704 г. был послан отряд П. М. Апраксина, перед которым была поставлена задача не допустить подвоза провианта к городу (причем еще в марте он начал высылать из Ямбурга разведывательные партии под Нарву[424]). Надо сказать, что он успел вовремя: прибыв на реку Нарову 27 апреля, П.М. Апраксин увидел на взморье 9 шведских кораблей[425]. В течение двух недель ему удавалось удерживать позиции (солдаты, предназначенные для десанта на шведских кораблях, опасались выходить на берег и ожидали подхода войск генерала Шлиппенбаха[426]), но 11 мая к шведам прибыло подкрепление и число кораблей возросло до 40[427].
Петр I тем временем собрался в поход на Кексгольм, войско, судя по письму Ф. А. Головина Г. Ф. Долгорукову[428], уже выступило в поход, а сам царь отъехал на две версты от Санкт-Петербурга, когда были получены эти тревожные известия П. М. Апраксина. Сразу же было решено изменить направление похода и двигаться под Нарву.
Из Шлиссельбурга войско пошло к Нарве, куда прибыло 30 мая[429]. Однако к осаде российская армия оказалась не подготовленной: не было осадной артиллерии, поэтому на первых порах пришлось ограничиться блокадой[430]. Еще 29 мая Петр I приказал К. А. Нарышкину прислать из Пскова 12 пушек, в том числе 12-фунтовых – 7 и 8-фунтовых – 5[431]. К. А. Нарышкин позже писал, что под Нарву из Пскова было взято 12 пушек «больших чугунных»[432].
Нарвская крепость накануне Северной войны подверглась существенной перестройке по проекту шведского инженера-фортификатора Э. Дальберга. Она проектировалась им яйцеобразной формы с обращенной на север широкой частью. Было возведено пять бастионов – Виктория, Гонор, Глория, Фама и Триумф. Ранее построенный бастион Врангель (Пакс) намечалось расширить, но он сохранился в прежнем виде. Бастионы были одно- и двухэтажными, высотой 2 и 2,5–2,75 м при ширине 2–3,4 м. Протяженность фронта между ними (куртины) составляла 64–80 м. Перед Королевскими воротами был построен равелин. При этом сохранились и некоторые части старых средневековых укреплений, в частности башня Длинный Герман и часть стены[433]. Шведский гарнизон Нарвы состоял из 4555 человек с 432 орудиями. В Ивангороде находился небольшой отряд при 128 орудиях[434].
1 и 2 июня шведские отряды предпринимали вылазки из крепости, однако не достигли успеха[435].
Кроме того, шведское командование попыталось оказать помощь осажденным. Эскадра адмирала Я. де Пруа подошла к Нарве. В ее задачу входила высадка десанта, но, встреченная сильным огнем русских батарей, она была вынуждена отступить и отойти к Ревелю. Вскоре Я. де Пруа с флотом из 52 вымпелов с десантом повторил попытку, но и на этот раз русские не дали ему возможности высадить десант[436].
10 июня Петр I, уезжая в Санкт-Петербург, чтобы самому проследить за доставкой артиллерии, приказал оставшемуся старшим А. И. Репнину сделать кетели под 20 мортир и батареи под 30 пушек[437]. Видимо, первоначально планировалось сосредоточить под Нарвой 50 орудий. Однако доставка сопровождалась трудностями, и 21 июня (письмо Ф.А. Головина Г. Ф. Долгорукову) ее только ожидали[438]. Лишь 10 июля была доставлена артиллерия из Санкт-Петербурга[439]. Остальных городов, из которых доставлялись орудия, журналы того времени не упоминают, хотя во всех утверждается, что артиллерия привезена из Санкт-Петербурга[440]. Однако сохранилась «Роспись припасам, взятым в поход под Нарву из городов», составленная 10 августа 1704 г., из которой следует, что из Петербурга было привезено 17 пушек (в том числе 18-фунтовых – 11, 12-фунтовых – 6), а из Шлиссельбурга – 38 пушек (из них 24-фунтовых – 19, 18-фунтовых – 3, 12-фунтовых – 4, 3-фунтовых – 12), 4 мортиры (9-пудовая – 1, 3-пудовых – 3) и одна пудовая гаубица[441]. Кроме того, часть орудий, как уже отмечалось выше, была доставлена из Пскова. Еще несколько орудий было привезено Б. П. Шереметевым из числа тех, что были при осаде Дерпта: 19 июля Петр приказал ему прислать под Нарву «18-фунтовые пушки и мортиры все»[442] (сам фельдмаршал прибыл к осаде крепости 30 июля[443]).
Всего же под Нарвой было сосредоточено 66 пушек (в том числе 24-фунтовых – 19, 18-фунтовых – 22, 12-фунтовых – 13, 3-фунтовых – 12), к ним 21 242 ядра; 26 мортир (из них 9-пудовых – 2, 3-пудовых – 24), к ним 7540 бомб; 1 гаубица пудовая (120 бомб) и 7 мортирцев 6-фунтовых (150 ядер); всего 100 орудий и к ним 28952 снаряда[444]. Но надо иметь в виду, что часть орудий была малого калибра и в обстреле крепости практически не участвовала. Осадный корпус после прибытия войск Б. П. Шереметева состоял из 30 пехотных и 16 конных полков и насчитывал 45 000 человек[445].
Установка орудий на батареи началась в середине июня, а в начале июля, судя по запискам жителей Нарвы, первые бомбы стали попадать в город[446]. 14 июля русские возвели против бастиона Виктория батарею на 12 орудий; в следующий день соединили оба подступа перед равелином, прикрывавшим Королевские ворота и представляющим полевую постройку, и, несмотря на сильный огонь с крепости, вошли на гласис прикрытого пути. Осаждавший постоянно продвигался вперед[447].
Траншейные работы в это время продолжались. 20 июля в них было задействовано 36 батальонов, 21 июля – 32 батальона, с 22 июля по 3 августа – 30 батальонов, 7 августа – 32 батальона[448].
Командование войсками в то время уже осуществлял фельдмаршал О. Огильви. И отметим, что он сразу заметил ряд проблем с дисциплиной. 11 июля он отмечал в приказе, чтобы офицеры ходили в апроши при своих солдатах и чтобы солдаты и младшие офицеры слушались полковников, подполковников и майоров. Из приказа от 20 июля становится известно, что некоторые офицеры и солдаты в поле, в траншеях, на работах и посылках не оказывали своим начальникам «достойного послушания» и не исполняли данные им поручения. 31 июля людям было запрещено «без дела» ходить в траншеи, а также запрещался проход по наведенным мостам через Нарову[449].
30 июля, когда под Нарву прибыли последние пехотные полки под командой Н. фон Вердена, по крепости был открыт огонь со всех орудий, установленных на батареях. По мнению Н. Г. Устрялова, А. В. Петрова и И. С. Прочко[450], первоначально было задействовано 46 пушек и 15 мортир, а затем количество орудий было увеличено до 100; но эти факты не подтверждаются источниками, хотя первый возможен, а вот второй явно не соответствует истине: 6-фунтовые мортирцы не были задействованы, да и 3-фунтовые пушки почти не использовались[451]. В записках жителей Нарвы отмечается, что первоначально был сделан залп из 50 пушек по исходящему углу бастиона Виктория, его обоим фасам, и вслед за тем неприятель (т. е. русские) бросал в город из 15 мортир бомбы[452]. В дальнейшем, по этим же сведениям, против города было задействовано 88 пушек и 16 мортир[453].
Следует заметить, что стрельба из пушек на сей раз велась целенаправленно: одна батарея была установлена против бастиона «Гонор», а другая – на ивангородской стороне против бастиона «Виктория». Одновременно работали и мортиры, причем они не умолкали и по ночам[454]. С 30 июля по 5 августа в город было выброшено 2087 бомб, одна из которых попала в нарвский арсенал (в первую же ночь), 8 и 9 августа в город попало 1523 бомбы[455]. Всего же в ходе обстрела, продолжавшегося до 9 августа, было истрачено 12 358 ядер (из них 24-фунтовых – 6098, 18-фунтовых – 5514, 12-фунтовых – 376, 3-фунтовых – 370, т. е. в основном были задействованы 24- и 18-фунтовые пушки) и 5714 бомб (9-пудовых – 648, 3-пудовых – 5051, 1-пудовых – 15)[456].
Комендант крепости Р. Горн распорядился, чтобы все лица, не носящие оружие, ежедневно отправлялись на разрушенные бастионы и заделывали бреши[457]. До поры до времени это помогало. Однако 6 августа с бастиона «Гонор» обвалился фас, а с ним земляной бруствер, в результате чего весь ров оказался засыпан и доступ к бастиону стал свободным. В то же время на бастионе «Виктория» были сделаны две бреши; затем в том направлении установлено несколько мортир, из которых стали метать бомбы на фланки бастиона, в результате чего фланки были разорены до основания, а из стоявших на них 70 пушек годной осталась лишь одна[458]. Таким образом, артиллерия свое дело сделала. Коменданту несколько раз предлагали сдаться, но он отвечал отказом, поэтому было решено брать крепость штурмом, состоявшимся 9 августа, когда 4 колонны русских войск под командованием генералов И. И. Чамберса, Н. фон Вердена, А. В. Шарфа и А. А. Шенбека двинулись на стены. Еще накануне против бастиона «Виктория» была сделана батарея, на которую поставили 4 пушки, поддерживавшие приступ[459] (видимо, именно тогда и было выпущено 150 ядер из 3-фунтовых пушек). Штурм, хотя и отличался упорством, но продолжался всего 45 минут, т. к. в результате стрельбы по стенам сопротивление защитников крепости было уже бесполезным. В итоге «Нарву, которая 4 года нарывала, ныне, прорвало.»[460]. По шведским источникам, русские войска потеряли при штурме не более 100 человек[461]. Но П. Потоцкий и А. В. Петров отмечали, что на приступе было побито 359 русских и ранено 1340[462].
Спустя несколько дней сдался и гарнизон Ивангорода. Трофеи, доставшиеся русским в Нарве, состояли из 29 мортир (в том числе 4 медных), 2 гаубиц медных, 9 дробовиков, 392 пушек (в том числе 50 медных) и большого количества ручного огнестрельного и холодного оружия. Кроме того, в Ивангороде было найдено 7 мортир, 4 гаубицы, 22 дробовика, 95 пушек (в том числе 13 медных)[463].
По условиям капитуляции гарнизон Ивангородской крепости покидал ее без знамен и без музыки, «также и без обнаженных шпаг, но с верхним и нижним оружием». Жены офицеров и солдат получили возможность свободного выхода со всем своим имуществом. Артиллерийские орудия, естественно, остались победителям[464].
Таким образом, благодаря успешным действиям артиллерии, русские войска сделали еще один существенный шаг к достижению выхода к Балтийскому морю.
Обер-комендантом в Нарве был назначен К. А. Нарышкин. Нарвским комендантом был полковник В. Н. Зотов, вице-комендантом Ю.И. Буш. Дерптскими комендантами были с 1704 г. полковник Ф.Н. Балк, затем бригадир И. Л. Воейков. Воеводой вошедшей в том же 1704 г. в Ингерманландскую губернию Ржевы Володимеровой стал стольник П. С. Тимизярев[465].
Несколько лет спустя, в 1709 г., в письме к А.Д. Меншикову Кирилл Алексеевич упоминал: «В прошлом 1704 г. его царское величество изволил мне приказать быть обер-комендантом над Псковом и Дерптом и в то время в данных мне пунктах его царского величества рукою написано набрать три полка бывшие стрелецкие а имянно два псковские и третей пригороцкой, а обер-офицеров чего не достанет писать в Нарву. И те полки указал царское величество писать салдацкими и полковником и афицером оклады учинены против других салдацких полков, також и солдатам оклад учинен против низовых салдат меньшой статьи. И набраны же полки изо всяких чинов а больше рекрутами. Салдаты и офицеры в те полки присланы из разных салдацких и драгунских полков, и окладом те три дерптские полка ведомы в военном приказе и при бытности оных в Дерпте обучены те салдаты экзертиции и всякому салдацкому обхождению довольно. И ныне в тех полках остались немногие из стрельцов больше из рекрутских»[466]. Таким образом, первым поручением обер-коменданта стал набор новых полков. В дальнейшем ему пришлось постоянно заниматься и набором, и организацией гарнизонных полков в вверенных ему крепостях (а порой и отправлением их в полевую армию).
Кроме того, к числу неотложных задач относилось и восстановление как дерптских, так и нарвских укреплений, а также «перевооружение» их артиллерией. 14 сентября К. А. Нарышкин сообщил А. Д. Меншикову, что эскарповую часть бастиона начали окладывать дерном, но время идет, а работников становится все меньше и меньше, т. к. часть разбежалась, а другие заболели[467]. О дальнейшей работе нам пока не известно, но можно отметить сообщение П. М. Апраксина тому же А. Д. Меншикову о том, что в середине октября выпал снег и ударили морозы[468]. После этого, по-видимому, восстановительные работы были прекращены, а о том, что они продолжались в последующие годы, нам неизвестно.
Были приняты меры по возведению дополнительных укреплений, в частности, укрепления в тех местах, где в стене были пробиты бреши, были усилены рогатками[469]. А. Щукин 1 сентября 1704 г. сообщал А.Д. Меншикову, что «брешт разобран и к починке то место готово, также и где стена отвалилась, дерном ведут». Но к каменным работам в то время еще не приступили[470]. Петр Матвеевич Апраксин в то же время отвечал за приведение в порядок одного из равелинов, но и там ограничились в то время лишь земляными работами[471].
Что касается брешей, то они долгое время оставались не заделанными, в частности, в апреле 1706 г. У. А. Сенявин доносил А. Д. Меншикову, что государь «изволил смотреть брешта и ворот и погребов, а брешт, которой ныне по приказу вашего сиятельства велено делать изволил приказать обождать»[472]. Это означает, что в укреплениях Нарвы в то время еще оставались проломы, сделанные русской артиллерией в ходе ее осады.
Вскоре после взятия крепости (17 сентября) два полка из Нарвы были отправлены под командованием П.М. Апрасина в Ладогу[473]. В состав гарнизона Нарвы в 1704 г. входили Московский стрелецкий полк С. М. Стрекалова (расформирован в 1706 г.), солдатские полки И.И. Трейдена (часть этого полка охраняла Ямбург), А.Ю. Инглиса (с 1708 г. им командовал С. Балабанов). В 1705–1708 гг. он состоял из полков Ю. И. Буша, являвшегося комендантом крепости, А. К. Болобонова и И. С. Фахтенгейма[474], Ф. Скобельцина (с 1706 г.) Однако в сентябре 1708 г. полку Ю. И. Буша было приказано идти в Петербург.
Трофейная артиллерия из Нарвы и из Дерпта была отправлена в Москву и в Псков, следовательно, эти крепости вооружались другими орудиями. Первоначально они, по-видимому, были вооружены теми пушками, которые находились в русском лагере при их обстреле[475]. Первая известная нам ведомость о состоянии артиллерии в этих крепостях была составлена в том же 1704 г., причем это единственный случай, когда артиллерия разделена по крепостям (во всех последующих составлялась одна ведомость на обе крепости). В тот момент в Нарве находилось 440 пушек, в том числе 245 тяжелых (24, 18 и 12-фунтового калибра), 91 полевых (от 10-фунтовых до 4-фунтовых) и 104 легких (3-фунтовых и ниже), причем 389 из них были шведского производства (среди них имелись и орудия, привезенные из Дерпта), а также 36 мортир и 3 гаубицы[476]. В Ивангороде было 79 тяжелых, 17 полевых и 25 легких, всего 121 пушка; 16 мортир и 4 гаубицы[477]. Таким образом, в Нарве и Ивангороде в 1704 г. насчитывалось 620 орудий (в том числе 561 пушка, 52 мортиры и 7 гаубиц). Однако в этой ведомости отсутствует указание на количество ядер и бомб (скорее всего, снаряды в крепостях были).
В 1705 г. из Москвы в Нарву было отправлено 11350 ядер и 5546 бомб различных калибров[478], но количество орудий в рассматриваемых крепостях уменьшилось: 29 ноября в них находилось 333 пушки и 53 мортиры[479]. Причем за это время количество шведских орудий не изменилось. Однако к 1 января 1706 г. количество пушек увеличилось до 35 1 [480]. Это произошло за счет того, что прибавилось 17 медных русских пушек 12-фунтового калибра.
К июню 1707 г. артиллерийское вооружение этих крепостей еще более увеличилось и состояло из 449 орудий – 406 пушек (333 из них являлись трофейными) и 43 мортир[481]. Однако следует иметь в виду, что это увеличение связано с тем, что туда завезли 66 3-фунтовых шведских пушек. В то же время количество орудий 24, 18 и 12-фунтового калибров уменьшилось (было увезено 67 таких пушек). Тем не менее Нарва вместе с Ивангородом были хорошо обеспечены артиллерией и становились важным стратегическим узлом обороны Северо-Запада страны.
При этом К. А. Нарышкину периодически приходилось отражать небольшие набеги шведских партий. В декабре 1704 г. он получил известие о появлении в Юрьевском уезде небольшого шведского отряда (как выяснилось позже – из корпуса А. Л. Левенгаупта). Против него были высланы две драгунские роты под командой ротмистра А. Окунева, которые без особого труда и без потерь отогнали шведов и захватили 5 человек в плен. От пленных Кирилл Алексеевич получил некоторые сведения о состоянии корпуса А. Л. Левенгаупта: «А генерал их был в Литве и нынешней осени тот генерал Левенгоупт пришел из Литвы в Нитаву (Митаву. – Н. С.) на станцию и полковника их Шренфелта с полком послал он генерал из Нитавы в рижский уезд к городку Волмеру для набору драгунов в дополнку и для высылки хлеба в Ригу, а в том их полку 12 рот, а в роте по 40 и по 30 человек а при генерале их в Нитаве всего три полка, в том числе полк рейтар, полк драгун да полк пехоты. А сколко числом их то у тех полков полковники про то де он не знает. А Шлипембах де со своим генеральством стоит по сю сторону Риги на Адежи реке а с ним де конница и пехота а сколко полков того он не ведает.»[482].
То, что единственный набег шведов был легко отбит, давало повод для некоторого благодушия, что видно из донесения К. А. Нарышкина А.Д. Меншикову в январе 1705 г.: «Благоволи милость твоя мой государь писать ко мне буде у нас здешних странах, а имянно в Дерпте свободная состоит безопасность и впредь чаят быть смирно и мне бы ехать к Москве приказав команду мою кому пригож и я милости твоей извествую ныне здесь от неприятеля нет опасения, а впредь что будет неведомо и я ныне не поехал»[483].
Следующее появление шведских партий относится к ноябрю того же года, причем шведы занимались тем, что вербовали местных жителей («чухну») практически под Дерптом. Против них обер-комендант послал 8 рот рейтар, которые отогнали неприятеля[484].