Но взгляд Тейи показался Тотиле грустнее обыкновенного.
— Я вижу, что рядом с этой радостной вестью ты сообщишь и другую, печальную, — сказал Тотила.
— Да, весть о бесчестном убийстве лучшего человека, — ответил Тейя и велел Вахису рассказать о страданиях и смерти Витихиса и Раутгунды.
— Мне удалось спастись, — заключил Вахис, — Но я буду жить теперь только для того, чтобы отомстить этому изменнику и убийце, префекту.
— Нет, — сказал Тейя, — голова префекта принадлежит мне.
— Ближайшее право на нее принадлежит тебе, Тотила, — прервал Гильдебранд. — Ты должен отомстить ему за смерть брата.
— Как! Мой брат Гильдебад… что с ним? — вскричал Тотила.
— Изменнически убит префектом, — ответил Гильдебранд. — На моих глазах! И я не мог отвратить этого! — Расскажи, как это было, — с грустью спросил его Тотила.
— Герой был заперт вместе со мною в небольшой крепости близ Мантуи. Когда мы узнали об изменническом поступке с королем Витихисом, Гильдебад послал Велизарию и префекту вызов на поединок. Вскоре получился ответ, что Велизарий согласен и ждет его на равнине между городом и лагерем неприятеля. Гильдебад с радостью поехал. Мы все последовали за ним. Действительно, навстречу нам выехал всадник. Лицо его было закрыто опущенным забралом, но белая лошадь, раззолоченное вооружение и большой круглый щит, как мы все хорошо знали, принадлежал Велизарию. За ним следовало только двенадцать воинов. Впереди всех был Цетег на своем вороном. Гильдебад велел нам держаться на таком же расстоянии. Противники остановились друг против друга. Раздался условленный сигнал, — и в ту же минуту Велизарий слетел с лошади, а Гильдебад даже не покачнулся от полученного удара «Это не был удар Велизария! — вскричал твой брат, спрыгнув с лошади и открыл шлем убитого. — Бесс!» вскричал он, раздраженный обманом. Тут префект дал знак: двенадцать исаврийцев с обнаженными мечами бросились на твоего брата и тяжело изранили его. Возмущенные вероломством, мы тотчас бросились на врагов и после ожесточенного боя обратили их в бегство. Только быстрота его дьявольского коня спасла префекта от смерти. Мне удалось однако тяжело ранить его. Твой брат с блестящими глазами приветствовал нашу победу, потом велел принести ящик, привезенный им из Равенны, открыл его и сказал: «Вот корона, шлем, щит и меч Теодориха. Отдайте их моему брату. Он должен отомстить за меня и обновить государство. Скажите ему, что я очень любил его». С этими словами он закрыл глаза и умер.
— О брат! мой дорогой брат! — вскричал Тотила, и на глазах его блеснули слезы.
— Ты должен отомстить за него! — сказал Гильдебранд.
— Да, я отомщу! — вскричал Тотила, схватив меч, поданный ему Тейей.
Это был меч Теодориха.
— И обновить государство! — продолжал Гильдебранд, надевая ему на голову корону. — Да здравствует король готов!
— Что вы делаете? — с испугом спросил Тотила.
— То, что следует, — ответил старик, — умирающий верно предсказал: ты обновишь государство. Неужели мы сложим руки и уступим коварству и измене!
— Нет! — вскричал Тотила, — этого мы не сделаем. Мы изберем себе нового короля и будем сражаться. Но вот стоит граф Тейя, — он старше и достойнее меня. Выберем его!
— Нет, — решительно ответил Тейя. — Теперь твоя очередь. Тебе прислал твой умирающий брат меч и корону. Носи ее, и если можно еще спаси наше государство, ты спасешь его. Если же это невозможно, то пусть останется мститель за него.
— Хорошо, — вскричал Тотила. — Если хватит сил человека, я обновлю это государство.
Глава II
И Тотила сдержал свое слово: имея в своем распоряжении вначале только три маленьких городка и несколько тысяч вооруженных готов, он возвел могущество своего государства на такую высоту, какой оно не достигало даже при Теодорихе. В этом жизнерадостном юноше крылись дарования, которые провидели только очень немногие — Теодорих, Тейя, Цетег. Он оказался гениальным полководцем и правителем, а личность его обладала неотразимой привлекательностью, которая подчиняла ему всех — и готов, и итальянцев. «Он неотразим, как бог солнца!» — говорили итальянцы, и города один за другим переходили на его сторону.
Тотчас после избрания он издал манифест, в котором объявил готам, как изменнически была взята Равенна и убит король Витихис, и призвал их к мщению. Итальянцем он указывал, как тяжело для них иго византийцев, и убеждал их обратиться снова к своим старым друзьям. При этом он объявлял прощение всему населению, уничтожение всех преимуществ, какие до тех пор имели готы перед римлянами, и главное — обещал до окончания войны освободить их от всех налогов. Кроме того он объявил, что, так как знатные римляне стоят на стороне византийцев, а простое население сочувствует готам, то каждый из знатных, который в течение трех недель не подчинится готам, лишается своих земель, которые будут разделены между крестьянами. Наконец он назначил большие премии за смешанные браки между итальянцами и готами.
«Италия, — так оканчивался манифест, — истекающая кровью от ран, нанесенных ей тиранией Византии, должна оправиться под моим щитом. Помогите же нам, сыны Италии, наши братья, изгнать из этой священной земли общего нашего врага — гуннов и скифов Юстиниана. Тогда в новом государстве итальянцев и готов, от слияния этих двух народов, возникнет новый народ, который, соединив в себе красоту и образование итальянцев с силой и честностью готов, по своему благородству и красоте не будет иметь себе равного в мире».
Тяжело раненый Цетег лежал в Равенне. Когда Лициний сообщил ему об избрании Тотилы и прочел его манифест, Цетег вскочил с постели.
— Господин, — озабоченно сказал греческий врач, стараясь удержать его: — тебе еще нельзя вставать, ты должен щадить себя.
— Да разве ты не слышишь, что Тотила избран королем! Теперь не время щадить себя. Эта белокурая голова — добрый гений готов. Его манифест, и особенно этот параграф о знатных и их землях, зажжет такой пожар, что если мы не потушим его тотчас же, то целое море крови не загасить его потом ни в каком случае нельзя допустить его войти в силу. Где Дмитрий?
— Он еще вчера вечером выступил против Тотилы. Ты спал, и врач запретил тебя.
— Тотила — король, а вы оставляете меня спать! Сколько войск у Дмитрия?
— Пятнадцать тысяч, против пяти тысяч готов.
— Ну, он погиб, Тотила разобьет его! — вскричал Цетег. — Скорей, вооружите всех, кто только может держать копье. Оставьте на стенах только раненых. Сифакс, оружие и лошадь!
И, быстро одевшись, он сел на своего вороного и так помчался, что Лициний и вооруженные наскоро жители Равенны могли следовать за ним только на большом расстоянии.
Между тем Тотила двинулся к Равенне. Огромные толпы итальянцев, привлеченные его манифестом, стекались к нему со всех сторон, прося позволения сражаться с ним против византийцев.
— Нет, — ответил им Тотила. — Решайте после битвы. Теперь мы, готы, будем сражаться одни. Если мы победим, вы можете присоединиться к нам. Но если мы падем, то месть византийцев не должна коснуться вас. Обождите!
Это великодушное решение привело к Тотиле новые толпы итальянцев.
Скоро готы встретились с Дмитрием. Тотила внимательно осмотрел расположение врага.
— Моя победа! — радостно вскричал он и, вынув меч, бросился на врага, точно сокол на добычу. Не прошло и часу, как византийцы были разбиты. Беглецы встретили Цетега, спешившего им на помощь.
— Вернись, префект, и спасайся! — крикнул ему первый, встретивший его. — Тотила за нами!
— Все погибло! — кричал другой. — Сам Бог с неба вел варваров!
— Невозможно устоять против Тотилы! — кричал третий.
— Вперед! — крикнул Цетег. Но это оказалось невозможным, потому что навстречу им неслась густая масса разбитых византийцев: удержать их не было возможности, скорее они могли увлечь за собою его войско.
Тут к префекту подъехал один из раненых полководцев Димитрия.
— О друг, — вскричал он. — Все потеряно! Тейя гонится за нами.
— Тейя? — спросил префект. — А Тотила?
— Тотила еще раньше, чем кончилась битва, повернул на юго-запад. Я видел, как он уходил.
— Куда? — с испугом спросил Цетег. — На юго-запад? Но это значит, он пошел на Рим! — вскричал он и так дернул поводья, что лошадь его взвилась на дыбы. — За мною! К берегу! Готы хотят взять Рим, мы должны быть там раньше их. Скорее к берегу! Морской путь свободен!
Глава III
Высоко в Альпийских горах, на границе готского государства, было разбросано много готских поселений, которые должны были защищать северную границу государства от нападений диких гепидов. На краю одного из таких поселений, в чудной долине Изагры, жил дряхлый старик, гот Иффа, с внуком и внучкой.
Вот сидит он на пороге своей хижины и задумчиво смотрит на заходящее солнце. В нескольких шагах от него молодой юноша, почти мальчик, усердно кует железные наконечники для стрел.
Но вот юноша отбросил молот.
— Дед, — сказал он, — ведь все люди произошли от одного человека? Правда? И прежде был только один род?
— Конечно, — ответил старик.
— Так видишь ли, значит, тогда братья должны были жениться на сестрах. Я тоже хочу жениться на сестре Гото.
— Какие глупости ты говоришь! — вскричал дед.
— Нет, оставь. Я знаю все, что ты хочешь сказать. Конечно, здесь это невозможно, потому что сюда приезжают иногда священники. Но мы уйдем далеко, где нас никто не знает, она пойдет за мною, в этом я уверен.
— Ты уверен в этом?
— Да, я это знаю.
— Но ты не знаешь еще того, — решительно возразил старик, — что это последняя ночь, которую ты проводишь на нашей горе. Пора, Адальгот. Ты должен уйти отсюда. Я, твой предок и опекун, говорю тебе это. На тебе лежит священный долг мести, долг, который ты можешь вспомнить при дворе короля Тотилы, карающего всякую неправду и борющегося с негодяем Цетегом. Эта месть — священное завещание твоего дяди Варгса, который похоронен под этой горою, это завещание твоего… предка. Я давно уже хотел сказать тебе все это, но откладывал. Теперь ты уже достаточно силен, чтобы исполнить долг. Завтра на рассвете ты отправишься на юг, в Италию, в войско короля Тотилы. Теперь пойдем в комнату. Там я передам тебе сокровище, оставленное тебе твоим дядей Варгсом, и скажу несколько слов на прощанье. Если ты исполнишь совет мой и дяди Варгса, то будешь самым сильным, самым лучшим героем при дворе короля Тотилы. И тогда, только тогда можешь снова увидеться с Гото. Теперь же не говори ей ни слова. Слишком грус