— Не стоит больше волноваться из-за этого дела, — сказал он. — Негодяи и так достаточно наказаны.
IX. Вальтер Кросби и королева Мария
На следующий день Вальтер отправился к назначенному времени в Уайтхоллский дворец.
У дверей казначейства он нашёл красивый экипаж, поджидавший, очевидно, сэра Джона Тренчарда. Через несколько минут он, действительно, вышел из своей канцелярии и, дружески поздоровавшись с Вальтером, пригласил его к себе в экипаж. Усевшись с ним рядом, он приказал кучеру ехать прямо в Кенсингтонский дворец.
Дорога шла через Сент-Джемский парк мимо Букингемского дворца и далее по Гайд-парку, разбитому королём Вильгельмом. Этот парк считался в то время лучшим украшением города, ибо в нём были расставлены на некотором расстоянии фонари — новость для столицы, не имевшей в то время освещения.
Экипаж быстро двигался вперёд и скоро въехал в дворцовые ворота. Кенсингтонский дворец, любимая резиденция короля Вильгельма, был куплен им у графа Ноттингема и значительно расширен, а местами и переделан заново. Внутренние работы производил знаменитый художник-архитектор Кент, по плану которого была устроена и главная лестница — чудо тогдашнего строительного искусства.
Украшения дворца носили отпечаток вкуса королевы Марии, которая следила сама за его перестройкой, пока её супруг был во Фландрии. Следуя его указаниям, королева Мария приказала увеличить сад и разбить его в голландском вкусе, который так любил её муж.
Главным украшением дворца был огромный сад, занимавший площадь трёх квадратных миль. Сам дворец не отличался громадными размерами и его в то время никак нельзя было сравнить с Сент-Джемским, Уайтоллским и Виндзорским.
Вальтер, впрочем, не разделял этого мнения. Когда они подъезжали ко дворцу по обсаженной великолепными деревьями аллее, ему показалось, что дворец имеет очень величавую внешность. Он поделился своими впечатлениями с сэром Тренчард ом, который посоветовал ему рассказать её величеству, как поразил его новый дворец. Оба спутника говорили между собою очень мало, сэр Джон казался погружённым в свои думы и ограничивался лишь тем, что только отвечал на вопросы Вальтера.
Наконец они подъехали к дворцу и, выйдя из экипажа, поднялись на подъезд и вошли в вестибюль, где им навстречу вышли несколько дворцовых служителей. Их появление доказывало, что гостей ждали. Сэр Джон в сопровождении своего спутника вступил в длинные сени, ведущие к главной лестнице, построенной, как сказано выше, Кентом. Им же были расписаны потолки и стены дворца.
Поднимаясь по чёрным мраморным ступеням, они узнали от дежурного камер-лакея, что её величество в большой галерее. На это приглашение оба они ответили лёгким поклоном.
Прежде, чем наши герои предстанут перед королевой Марией, скажем здесь несколько слов о ней.
В то время, к которому относится наш рассказ, королеве Марии было тридцать два года. Казалось, перед ней начинается длинный ряд лет власти и блеска. Но в книге судеб было написано другое, и ей оставалось жить всего несколько месяцев.
Ей суждено было рано умереть. Но никто не мог этого предполагать: здоровье её было превосходно и никакие неприятности, по крайней мере явные, не омрачали её жизни.
Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, Мария была уже семнадцать лет замужем. Хотя принц Оранский и не принадлежал к числу лиц, способных внушать к себе искреннюю любовь, однако её привязанность к нему была непоколебима. Брак их был бездетен.
Мария была в полном блеске своей красоты. Высокого роста, достаточно полная, она сохраняла всё обаяние молодости. Её овальное приветливое лицо, обрамлённое волною светло-каштановых волос, отличалось красотою и тонкостью черт. Её обращение с окружающими было просто, хотя в нём каждый чувствовал величавость.
Достигнув верхней площадки лестницы, где стояло несколько лакеев, камер-лакей ввёл сэра Джона и его спутника в первую комнату, за которой шёл целый ряд других. В конце этой анфилады находилась большая галерея, где их ждала королева.
Комната, как успел заметить Вальтер, была вся увешана гобеленами, изображающими охоту Дианы на кабана. Над камином висела картина работы Гвидо Рени.
Во второй комнате, потолок которой был расписан Кентом, висели картины Гольбейна и портреты короля и королевы, когда они были ещё принцем и принцессою Оранскими, писанные сэром Питером Лелем.
Пройдя ещё три комнаты, украшенные картинами Тициана, Рафаэля, Аннибала Караччи и Вандейка, они вошли в большую галерею. В конце её сидела в кресле королева, рядом с ней расположилась леди Фортескью.
Эта длинная галерея была также увешана картинами первоклассных мастеров, начиная с портрета Генриха VIII кисти Гольбейна. Среди портретов висел и портрет Иакова И в бытность его герцогом Йоркским. Последним приобретением галереи были портреты короля и королевы в коронационных мантиях работы сэра Готфрида Келлера.
Королева была в утреннем белом шёлковом платье, украшенном кружевами; её прекрасные косы, заложенные короной на голове, не были напудрены.
Леди Фортескью, женщина также очень красивая, была одета гораздо богаче королевы и носила высокую причёску, скрадывавшую её небольшой рост.
Обе с большим любопытством осматривали Вальтера, пока он приближался к ним по галерее.
— Капитан Кросби действительно красавец, и ваше величество совершенно верно описали его наружность, — заметила леди Фортескью.
Исполнив свою обязанность, камер-лакей удалился, а сэр Джон, отвесив королеве низкий поклон, представил ей Вальтера, который встретил такой же милостивый приём, как и накануне.
Королева поднялась с кресла и, дав понять молодому человеку, что она желает говорить с ним, медленно пошла по длинной галерее. Вальтер почтительно следовал за нею.
Леди Фортескью и сэр Джон остались на своих местах.
— Не могу надивиться! — сказал Тренчард.
— Очень понятно, — отвечала леди. — Её величество желает говорить с капитаном Кросби о своём августейшем отце. Она чрезвычайно встревожена недавним покушением на него.
— А, теперь я понимаю! — воскликнул сэр Джон. — Как это раньше не пришло мне в голову!
Королева дошла почти до самого конца галереи и остановилась в амбразуре окна, почти скрытая занавесками от посторонних глаз. Тут только она нарушила молчание.
Её обращение с Вальтером сразу изменилось.
— Вы спасли жизнь моего отца, капитан Кросби, — произнесла она весьма серьёзно. — Благодарю вас от всего сердца.
— Ваши слова чрезвычайно милостивы, ваше величество, — отвечал Вальтер. — Но я не ожидал услышать их от вас.
— Я вижу, что вы разделяете общее мнение, будто бы я не люблю своего отца, — возразила королева. — Вы ошибаетесь. Я питаю к нему глубокую привязанность. Кроме короля, моего супруга, я люблю его больше всего на свете.
— Я ни одной минуты не сомневался в том, что вы изволите говорить, всемилостивейшая государыня, но вы простите меня, если я скажу, что ваше поведение не соответствует вашим словам.
— Прощаю вас, сэр, — отвечала королева. — Благодарю вас за то, что вы говорите со мною так откровенно. Но скажите мне, — я даю вам право говорить мне всю правду, — неужели король думает, что это покушение было подстроено моим супругом?
— Преступник сам сознался в этом, — отвечал Вальтер.
— Это ложь, — воскликнула Мария с негодованием.. — Король Вильгельм не способен на такое гнусное дело.
— Я вполне уверен в этом — сказал Вальтер. — Думаю, что и ваш августейший отец считает его непричастным к этому делу.
— Благодарю вас за эту весть. Вы сняли с моей души страшную тяжесть. Я знаю, что отец считает меня неблагодарной. Знаю, что он смотрит на моего супруга, как на злейшего своего врага, но я не могу себе представить, как он мог подумать, что я или он желаем его смерти.
Королева, видимо, сильно волновалась.
— Выслушайте правду и тем дайте мне возможность облегчить моё сердце, — продолжала она. — Я очень страдала от того, что я сделала. Но переделать что-либо я уже не могу.
— Почему же нет? Исправить ошибку никогда не поздно.
— Невозможно! — воскликнула королева с отчаянием в голосе. — Я боюсь небесного гнева.
— Позвольте мне утешить ваше величество, — сказал Вальтер, не смея сомневаться в её искренности. — Могу ли я взять смелость повторить вашему августейшему отцу всё то, что я здесь слышал?
— Конечно, сэр. Но никому другому, кроме него.
— Ваше величество можете в этом случае положиться на меня, — серьёзно сказал Вальтер.
— По всей вероятности, мне не придётся больше увидеться с отцом. Жаль, что не удастся получить прощение из его уст.
— Я надеюсь, что дело может повернуться иначе, — заметил Вальтер.
— Нет, — произнесла королева, вздрагивая, — у меня есть свои предзнаменования.
— Предзнаменования? — спросил Вальтер. — Я не понимаю вас, ваше величество.
— Да, мне было предсказано, что я не увижу отца.
Судя по тому, как она сказала эти слова, видно было, что она вполне верит в предзнаменование.
— Это мог предсказать вашему величеству только враг, — заметил Вальтер.
— Нет, это мне сказал человек, которому я вполне доверяю. Я желала бы умереть в мире со всеми. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы отец меня простил. Добейтесь этого, если можно. Если вы увидите его, напомните ему о дочери, которую он так нежно любил. Я дрожу при мысли, что он будет проклинать меня.
— Не следует так думать, ваше величество, — сказал растроганный Вальтер. — Несмотря на всё то, что случилось, я полагаю — нет, больше, я уверен — что он вас любит.
— Будем надеяться! — вскричала королева. — Вот его портрет против нас. Всякий раз, как я гляжу на него, мне кажется, что он начинает хмуриться.
Я не смею поднять на него глаз. Но, скажите, сильно он изменился?
— Лицо короля вовсе не хмуро, — отвечал Вальтер. — Напротив, оно всегда озарено улыбкой.
— Нет, я была права, — вскричала королева, взглянув на портрет и тотчас же отворачиваясь от него. — Он всё ещё хмурится на меня.