— На всех наших вполне можно положиться. Никого нельзя заподозрить в шпионстве, — сказал он.
— Я подозреваю капитана Пендерграсса.
— Ты крайне несправедлива по отношению к нему. Спроси Вальтера Кросби, что он думает о нём. Подозреваете ли вы его в чём-нибудь? — спросил он капитана, который вошёл в павильон Генриха IV, где происходил этот разговор.
— И не думаю его подозревать! — воскликнул Вальтер, удивляясь неожиданности вопроса.
— Леди Мария считает, что он может нас выдать.
— У меня нет оснований подозревать его, — сказала леди Фенвик. — Но я почему-то не доверяю ему.
— Мне кажется, ваши подозрения неосновательны, — заметил Вальтер.
— Мне надоели эти постоянные заговоры, — раздражённо заметила леди Мария. — Боюсь, что они кончатся гибелью всех участников.
— Если бы этот план был приведён в исполнение с самого начала, тогда всё давным-давно было бы устроено, — произнёс Вальтер.
— Бог не благословит такое злое дело! — воскликнула леди Фенвик.
— Поговори с отцом Петром, — с неудовольствием промолвил её муж. — Он сумеет убедить тебя, что ты не права. А меня ты не переубедишь, моё решение принято.
— Вы также решились взяться за это дело? — спросила она Вальтера.
— Непременно.
— В таком случае не стоит и говорить с вами. Я поговорю с самим королём.
— Тебе совсем незачем вмешиваться в это дело. Королева решила, что узурпатор в любом случае должен поплатиться, и его величество не пожелает больше говорить об этом.
С первых же дней своего возвращения в Сен-Жермен Беатриса почти безотлучно была при королеве и маленьком принце, который успел искренне к ней привязаться. Она вставала очень рано и подолгу простаивала в церкви на молитве; эти благочестивые подвиги придавали ей измождённый и усталый вид.
Полковник Тильдеслей постоянно спорил с ней, но без всякого результата, и начинал даже тревожиться за её здоровье. Придворные дамы не могли прийти в себя от изумления, как могла Беатриса перемениться до такой степени.
Однажды в замок приехала мадам де Ментенон в сопровождении Людовика. Королева поспешила поделиться с нею новостью и объявила, что Беатриса собирается в монастырь. Мадам де Ментенон выразила желание лично переговорить с молодой девушкой. Послали за Беатрисой, которая не замедлила явиться.
— Бедная девушка! Она уже и теперь стала монахиней! — сказала мадам де Ментенон, взглянув на Беатрису. — Но, может быть, в монастыре она, действительно, будет счастливее. Впрочем, она, кажется, помолвлена с капитаном Кросби, который спас короля?
— Да, бедный капитан в отчаянии, — отвечала королева.
Приблизившись к мадам де Ментенон, Беатриса сделала глубокий реверанс версальской гостье.
— Её величество передали мне, — начала мадам де Ментенон, — что вы собираетесь в монастырь. Едва ли вы могли уже так устать от мира, и я думаю, что вы потом будете глубоко раскаиваться.
— Я не устала от мира, — возразила Беатриса, — я только хочу бежать от его искушений.
— Это хорошо. Но, когда вы войдёте в монастырские стены, вам придётся предаться исключительно Богу. Надеюсь, что ваше решение не есть результат ссоры с капитаном Кросби?
— Мы не ссорились с капитаном. Это единственная связь с миром, которая у меня ещё осталась.
— Но легко ли вам будет разорвать эту связь?
— Надеюсь на помощь Господа Бога.
— Я вам советую месяца на два поселиться в Сен-Сире, — сказала мадам де Ментенон. — Вы вступите там под начало настоятельницы, и, если через два месяца ваши чувства не переменятся, вы можете вступить в монастырь. Я переговорю о вас с мадам Сен-Жеран.
— Благодарю вас от всего сердца за ваше ко мне внимание, — сказала Беатриса, делая реверанс.
— Вы думаете, пребывание в Сен-Сире отклонит её от её намерений? — спросила королева, когда Беатриса удалилась.
— По всей вероятности, — отвечала мадам де Ментенон. — Тут она воочию увидит, что такое монашеская жизнь.
— Следовательно, для капитана Кросби есть ещё надежда. Надо будет сказать ему.
Отправляясь в Лондон, Вальтер Кросби не мог не проститься с Беатрисой. На этот раз она согласилась принять его.
— Вас напрасно отговаривать от вашего безумного намерения. Мне теперь дело представляется совершенно иначе, чем прежде. Я считаю его великим преступлением и желала бы, чтобы оно не удалось. А если оно удастся, то вы всю жизнь будете чувствовать угрызения совести. Можно убить принца Оранского в битве или при самозащите, но напасть на него из-за угла — недостойно порядочного человека, и я уверена, что вы откажетесь от этого намерения.
— Я уже так далеко зашёл по этому пути, что отступать мне нельзя, — смущённо отвечал Вальтер.
— Никогда не поздно отказаться от дурного дела. Предоставьте это дело судьбе: она лучший судья. Она не позволит принцу Вильгельму погибнуть, и ваша рука не поднимется против него. Не берите себе на душу такого греха, Вальтер. Оставьте это намерение, от которого я теперь прихожу в ужас. Я готова была бы донести на вас, если бы только могла.
— Не ожидал я этого от вас, — мрачно промолвил Вальтер. — Но ваш ум, очевидно, подавлен печалью. Вы, очевидно, забываете, что Вильгельм Оранский — злейший враг нашей религии, что он сделал всё, что мог, для того, чтобы погубить всех, кто исповедует римскую веру. Такого врага следует уничтожить. Если такова воля Божия, он и будет уничтожен. Он принёс столько зла нашей стране, что его мало присудить к двенадцати казням. И каждый раз я готов был бы выступить его палачом.
— Мне больно слышать это. Вы говорите так по ложно понимаемому чувству долга.
— Бог покарал королеву Марию, восставшую против отца, — возбуждённо продолжал Вальтер. — Она умерла, и брак её остался бездетен. Пройдёт ещё немного, и я уверен, что не станет и самого Вильгельма.
— Итак, вы решились не считаться с тем, что я говорю, Вальтер? — спросила Беатриса.
— Не вижу причин щадить мятежного принца. Напротив, всё говорит за то, что его нужно убить.
— Вы поплатитесь сами за его смерть, — печально сказала молодая девушка.
— Пусть будет так. Я приготовился ко всяким ударам судьбы. А теперь прощайте, Беатриса. Не думал я, что наше прощание выйдет таким скорбным. Но дайте мне возможность надеяться, что я увижу вас ещё раз.
— Не обещаю вам, Вальтер. Будущее так смутно, что я боюсь и заглядывать в него. Возможно, что когда вы вернётесь в Сен-Жермен, я уже буду там, откуда нет возврата.
От этих слов сердце его мучительно сжалось, но он мужественно поборол своё волнение.
— Итак, нам нужно теперь проститься? — спросил он, пристально смотря ей в лицо.
— Да, это лучше будет. Никто из нас не хочет измениться. Ваше решение принято, моё также. Прощайте.
Схватив её руку, Вальтер осыпал её поцелуями.
Простившись с королём, королевой и принцем, капитан Кросби вместе с сэром Джоном Фенвиком в лёгкой коляске выехал в Кале.
XV. Гроза разражается
Спустя неделю после их отъезда в старинной гостинице «Королевская Голова», в самой большой комнате, где давались обеды и угощения, состоялось многолюдное собрание якобитов.
В то время Лондон кишел якобитскими клубами, которые открыто собирались в лучших гостиницах Сити и Вестминстера и на южной стороне Темзы. Очевидно, готовилось важное событие.
Собрание, о котором мы говорим, отличалось гораздо более опасным характером, чем обычные скопища якобитов. На нём присутствовали выдающиеся члены всех якобитских партий. Все, получившие приглашение на это собрание, должны были явиться в гостиницу в назначенное время вооружёнными, на случай нечаянного нападения. Когда все собрались, комната получила совершенно необычный вид. Но присутствовали здесь только одни дворяне, среди которых было и несколько титулованных лиц.
Были приняты все меры предосторожности, чтобы сюда не проник какой-нибудь шпион, а если бы он и проник, то никогда не рассказал бы о том, что он здесь видел и слышал.
В передней гостиницы стоял отец Джонсон, приводивший каждого входившего к присяге на верность королю Иакову. Затем каждый участник собрания вписывал своё имя в особую книгу и только тогда входил в большую комнату.
Здесь стояла дюжина солдат гвардии короля Иакова, привезённых из Сен-Жермена полковником сэром Барклеем. То были молодцы на подбор, на которых вполне можно было положиться. На лицах всех присутствовавших лежал отпечаток какой-то решимости, словно все сознавали необходимость во что бы то ни стало исполнить то, ради чего они собрались сюда.
То были заговорщики, но заговорщики не из простого народа. Все они были верными сынами римско-католической церкви и принадлежали к семьям, которые давно подвергались преследованиям, и решились теперь освободиться от них.
Впрочем, они собрались сюда не для того, чтобы вспоминать причинённые им несправедливости. Целью совещания было устранить принца Вильгельма, которого они считали узурпатором, и возвести снова на престол сверженного Иакова.
На возвышении среди комнаты сидело человек двенадцать, которые хотели сделать собранию некоторые предложения. Все они были воодушевлены горячим желанием осуществить свои мечты. Среди них выдавалась красивая фигура сэра Барклея, который привёз с собой приказ короля Иакова вступить в борьбу с принцем Оранским и его министрами. Возле него сидел гордый сэр Джон Фенвик, рискнувший поставить на карту всё своё богатство и жизнь ради желания отомстить Вильгельму за какие-то мелкие причинённые ему обиды. Остальные были воодушевлены чувством преданности к Иакову и ревностью к католической религии.
Первым стал говорить сэр Фенвик. Выступив вперёд и сделав лёгкий поклон, он начал свою речь так:
— Я рад видеть здесь столько знатных лиц, которые собрались сюда для обсуждения важнейшего нашего дела. Я убеждён, что оно встречает общее одобрение и мы не услышим здесь ни одного голоса против него. Вот в чём моя мысль. Необходимо захватить принца Оранского и под сильным конвоем отвезти немедленно в принадлежащий мне дом в Ромни-Марч и отсюда на приготовленном уже корабле отправить его во Францию. Если этот план удастся, — а в этом я не сомневаюсь, — то всё будет сделано. Узурпатор будет в нашей власти, и мы можем выдать его королю Иакову, который уже поступит с ним по своему усмотрению.