и не дотронулся до приготовленных для него блюд, зато его спутники пообедали очень плотно, зная, что это последний обед, которым они могут насладиться до обратного возвращения сюда. Некоторые, впрочем, устрашаясь поста, запаслись продовольствием и даже захватили с собою вина. Сам Иаков, храня строгое воздержание, довольствовался куском хлеба и стаканом воды.
Двинувшись в дальнейший путь, они отклонились от большой дороги и пересекли высокий кряж, с вершины которого был уже виден монастырь Ла-Трапп — большая куча мрачных зданий, разбросанных среди леса и озёр.
Долина, в которой был расположен этот монастырь, казалась отрезанной от всего мира; со всех сторон поднимались горы.
Иаков, не видавший никогда этого монастыря, остановил лошадь и стал пристально смотреть на него. Казалось, он был поражён его уединённым положением.
Его спутники глядели вниз с большим любопытством, и у многих из них зашевелилась мысль, что они не выжили бы здесь и нескольких дней.
Благодаря чудному вечеру, все здания выделялись очень красиво, но, несмотря на розовый оттенок, лежавший на них, весь монастырь имел очень грустный, унылый вид.
Всадники добрались до монастыря не так скоро, как они предполагали, ибо им пришлось объезжать озёра, которые со всех сторон его окружали. Наконец Иаков подъехал к Сводчатым воротам и слез с лошади.
В этот момент из монастыря вышел высокий худой монах с благородным, но измождённым лицом, с каёмкой тёмных волос. На нём была шерстяная белая сутана, на груди висел крест.
Он быстро подошёл к королю и поклонился ему в ноги. Сначала Иаков не догадался, что перед ним сам граф де Ранси. За ним вышла монастырская братия с низко опущенными головами и сложенными на груди руками.
Вальтер и оба полковника поспешили сойти с лошадей, но оставались в некотором отдалении от короля. Дополняя картину, сзади всех держались служители, слезавшие с лошадей.
— Встаньте, достопочтенный отец, — сказал Иаков, поднимая аббата. — Такой святой человек, как вы, не должен преклоняться перед таким грешником, как я. Я должен пасть перед вами ниц. Благословите меня.
Король почтительно склонил голову, и аббат, распростерши над ним руки, торжественно призвал на него благословение Божие.
— Аббат переменился не так сильно, как я думал, — шепнул спутникам сэр Джордж Барклей. — Я бы узнал его.
— Ни у кого я не встречал такой наружности, — сказал Тильдеслей. — Такое выражение можно видеть только на изображениях святых.
— Это верно, — согласился Вальтер. — С первого взгляда видно, что это в высшей степени благочестивый человек.
Извинившись перед королём в том, что он пойдёт вперёд, аббат повёл своего царственного посетителя в трапезную с каменным полом, заставленную простыми дубовыми сиденьями.
Здесь они остановились, поджидая, пока подойдут остальные спутники короля. Затем аббат повёл посетителей через длинный коридор в церковь, где тем временем собралась уже вся монастырская братия.
Едва освещённая несколькими свечами, церковь была так же скромна и проста, как и другие помещения монастыря, которые они уже видели. Только на алтаре были кое-какие украшения. Пол был устлан циновками из тростника.
Для короля было поставлено дубовое кресло, все прочие уселись на скамьях. Торжественность богослужения и важная осанка монахов произвели глубокое впечатление на Иакова.
После богослужения, когда братия разошлась, король представил аббату своих спутников. Настоятель встретил их очень любезно и, обращаясь к сэру Барклею, спросил:
— Мы, кажется, встречались с вами, сын мой?
— Вы не ошиблись, достопочтенный отец, — ответил полковник. — Мы действительно когда-то встречались. Но я не решился сам напомнить вам о былом.
— Увы! Покаяние и молитва могут дать нам душевный покой, но не могут низвести на нас забвение. Прошлое постоянно мучает меня. Прежде, чем вы тронетесь в обратный путь, я хотел бы иметь с вами беседу.
Заметив, что король желает говорить с ним наедине, аббат взял светильник и провёл его в небольшую комнату, где стояли простой стол и кресло.
Поставив светильник на стол, аббат подвинул кресло к королю, но тот решительно отказался сесть.
— Достопочтенный отец, — сказал он. — Я желаю получить от вас духовное исцеление. Я делал много грехов, и, хотя совесть постоянно мучает меня за это, я стараюсь искупить свои грехи молитвою и раскаянием, мира всё-таки нет в душе моей.
— Не впадайте в отчаяние, государь. Мир придёт. Я тоже великий грешник, и мне казалось, что не будет мне прощения, а теперь моя душа спокойна. При вашем высоком положении ваше величество постоянно подвергаетесь многочисленным искушениям, которым, вероятно, поддаётесь иногда. От этого и происходят угрызения совести.
— Вы сказали святую истину, досточтимый отец. Если бы я мог удалиться от мира, подобно императору Карлу V, я пришёл бы сюда и получил бы здесь то душевное спокойствие, которого тщетно добиваюсь теперь. Но, увы! Я не могу этого сделать!
— Раскройте мне ваше сердце, — сказал аббат, — и я дам вам совет и утешение.
Король опустился на колени и стал исповедываться. Аббат слушал его внимательно и, сделав ему надлежащее наставление, произнёс:
— Да разрешит тебя Господь Иисус Христос от всех грехов твоих и да поместит он тебя в среде избранных своих.
Несмотря на то, что ни король, ни его спутники ничего ещё не ели, им объявили, что до ужина ещё одна служба. Для Иакова не существовало усталости и лишений, и он умел везде быстро приспосабливаться. Но для его спутников это было серьёзным испытанием, почти превосходящим их силы.
Наконец наступило время ужина.
Ой был подан в трапезной и состоял из кореньев, яиц, хлеба и овощей. Всё это едва могло утолить приступы голода.
Король сидел рядом с настоятелем и вёл с ним оживлённую беседу. Но Вальтеру, Тильдеслею и Барклею, истощённым голодом, было не до разговоров. Да и не от чего было им оживиться, ибо вместо всяких напитков подавалась только чистая вода.
По окончании ужина снова маленькая молитва, после чего гостей отвели в спальные комнаты, где они должны были спать на соломе.
На утренней службе, в половине третьего ночи, присутствовал один король. Аббат и монахи были все налицо. Между ними выдавался когда-то красавец щёголь сэр Станлей. Теперь он жил в хижине, которую сам построил себе в лесу, примыкающем к монастырю. Хотя сэр Станлей был одет во власяницу и совершенно оброс бородой, король сразу узнал его.
В шесть часов в трапезной был подан завтрак. Посетители надеялись, что им дадут что-нибудь существенное, но действительность горько разочаровала их.
В их распоряжении оказались только овсяная похлёбка и хлеб. О масле не было и помину. При виде этого скудного стола сэр Джордж почувствовал, что он умирает. Вальтер и полковник Тильдеслей едва могли переносить терзание голода.
Король казался совершенно довольным.
Одни служители не терпели никаких лишений, привезя с собою хороший запас провизии.
После завтрака аббат попросил к себе сэра Барклея и имел с ним в своей келье продолжительный разговор, настойчиво уговаривая его вступить в число братии монастыря. Но сэр Джордж успел уже сделать важное открытие, что монастырская жизнь с её постами и молитвами не годится для него, и решительно отказался от предложения аббата.
— Я удивляюсь вашему благочестию и самоотвержению, достопочтенный отец, — отвечал он, — но сам решительно не способен подражать вам.
— Попробуйте, сын мой, — настаивал аббат. — Вы скоро одолеете первые трудности.
Настоятель имел также разговор с Вальтером и Тильдеслеем. Молодой человек особенно ему понравился.
— Сын мой, — сказал он ласково. — Его величество передавал мне, что вы собираетесь жениться на особе, блистающей красотою и благонравием. Я рад слышать это. Да будет она мила, как Рахиль, мудра, как Ревекка, и верна, как Сарра!
В монастырском саду, тянувшемся сзади монастыря, была устроена между озёрами искусственная терраса, с которой открывался дивный вид.
Погода была прекрасная, и король долго ходил с аббатом по террасе, ведя с ним тихие речи.
— Чем больше я вижу Ла-Трапп, — заметил он, — тем больше он мне нравится. Возможно, что здесь я и кончу свои дни.
— Посетите нас ещё раз, государь, прежде чем принимать окончательное решение. Местечко не всегда так красиво, как теперь.
— Мне больше нравится братия, чем местность. Я уверен, что легко привыкну к строгим правилам монастыря.
— В таком случае вы будете здесь участливее, чем прежде, во времена вашего могущества и власти.
Погуляв по террасе около часа, Иаков выразил желание посетить пустынножительство, где обитал бывший сэр Станлей.
— Он носит у нас имя брата Назария, — сказал аббат: — Он самый суровый из братьев и налагает на себя больше строгих подвигов, чем другие. Его подвигам изумляюсь даже я. Жилище брата Назария находится отсюда на расстоянии мили, в самой глубине вон того леса. Вы сами его не найдёте, и я пошлю с вами провожатого.
Иаков поблагодарил его и, созвав своих спутников, направился в указанном направлении, предшествуемый монахом, который служил ему проводником.
Обогнув озеро, король скоро достиг леса, который оказался необыкновенно густым и заросшим, так что ходить по нему без проводника было бы небезопасно.
Пустынножительство было немного лучше обыкновенного сарая, затерянного среди дремучего леса. Трудно было предположить, чтобы здесь мог кто-нибудь жить.
Брат Назарий стоял недалеко от своего жилища и рубил лес.
Изумлённый появлением Иакова и его спутников, он, однако, не смутился и бросился к ногам короля, который поспешил его поднять.
— Я удивлён, что нахожу здесь сэра Томаса Станлея, — сказал король.
— Здесь моё последнее жилище на земле, государь, — отвечал отшельник. — Даже приказание вашего величества не заставило бы меня покинуть его. Не могу просить вас зайти ко мне.
— Тем не менее я хочу заглянуть в вашу хижину, — сказал Иаков, бросая взгляд в отворённую дверь.