163.
Махно стремился в 1918—1919 годах в своих войсках и на занятой территории поддерживать дисциплину и строго наказывал виновных за грабежи, самочинные обыски и реквизиции. Взятые в боях трофеи шли в общий котел, а половина их раздавалась населению.
Своеобразной была аграрная политика Махно. Помещичьи земли подвергались разделу. Беднейшие крестьяне сохраняли в общем пользовании эти земли, скот, инвентарь. Они даже создали по своей инициативе несколько коммун. Так, 285 бедняков образовали «свободную коммуну имени Розы Люксембург», хотя, как отмечал П. Аршинов, «внутренняя жизнь коммуны не имела ничего общего с тем учением, за которое боролась Люксембург»164.
Они засеяли 125 десятин земли. В сельхозкоммунах не было постоянных руководителей. Все были обязаны трудиться по мере своих сил, а организационные функции поочередно поручались одно-му-двум членам коммуны.
Советские историки изображали махновцев кулацким движением, но сами махновцы были склонны к защите в первую очередь интересов бедняков. Еще в феврале 1919 года на И съезде повстанческих рабочих и крестьян советов Гуляйпольского района была принята резолюция:
«Впредь же до разрешения земельного вопроса окончательным образом съезд выносит свое пожелание, чтобы земельные комитеты на местах немедленно взяли на учет все помещичьи, удельные и другие земли и распределяли бы их между безземельными и малоземельными крестьянами, обеспечив и вообще всех граждан посевными материалами»165.
В Гуляй-Поле действовали «вольные трудовые советы». Однако это были не органы политической власти, а общественные собрания, регулировавшие местную экономическую жизнь. Для общего руководства борьбой с войсками УНР и «белых» был создан районный Военно-революционный комитет, в который входили представители волостей Екатеринославской и Таврической губерний, а также повстанческих военных частей. Но когда Махно находился в Гуляй-Поле, абсолютная власть казнить и миловать принадлежала ему одному. Решения по менее важным делам принимали члены его штаба. А высшим органом власти считался съезд повстанческих, рабочих и крестьянских советов района.
По соглашению, заключенному Махно с большевиками, его РПА входила в состав Красной Армии на правах бригады. С оговоркой, что «она подчиняется высшему красному командованию лишь в оперативном отношении; внутренний распорядок ее остается прежним». Признавалось существование махновских «вольных советов». В районы, подвластные Махно, не имели доступа ни продотряды, ни чекисты. Прибывавших чекистов Махно немедленно отправлял на передовую.
Согласно махновскому «внутреннему распорядку», подразделения его бригады были не только воинскими соединениями. По старому казацкому обычаю украинские полки и сотни являлись также и административными единицами: полки соответствовали уездам (районам), сотни — волостям. Через этот механизм войска Махно были связаны с 720 волостями южной части Украины, с населением около 2-х миллионов человек.
При заключении соглашения с командованием Красной Армии Махно пришлось согласиться на требование командования отказаться от выборности командиров, упразднить военно-революционный совет, допустить в штаб бригады и в полки комиссаров для большевистской политической агитации среди бойцов. Вооружение и все виды довольствия 3-я бригада Заднепровской дивизии получала в порядке, установленном для частей РККА.
Поэтому крестьяне соседних районов стремились присоединиться к этой территории, свободной от военного коммунизма, что раздражало большевистские власти УССР. Уже в конце марта 1919 года чекисты подготовили заговор против Махно с целью его ликвидации. Командир одного из полков махновской бригады Падалка, связанный с ЧК, собирался напасть на Гуляй-Поле, захватить Махно и его штаб. Но Махно узнал о заговоре, неожиданно прилетел на аэроплане в расположение полка, захватил врасплох заговорщиков, и они тут же были расстреляны*.
Решения съезда советов — высшего органа власти на территории, подконтрольной махновцам, противоречили политике большевиков. Так, 11-й съезд Гуляйпольского района в феврале 1919 года принял не только анархо-синдикалистские, но и эсеровские требования. Съезд потребовал социализации собственности, передачи заводов и фабрик в собственность трудовых коллективов, изменения продовольственной политики —- замены реквизиций системой товарообмена между городом и деревней. Съезд выступил с протестом против только что принятых декретов рабоче-крестьянского правительства Украины о передаче помещичьих хозяйств в государственную собственность для организации совхозов. Считая землю ничьей, съезд советов Гуляйпольского района постановил, что земля переходит бесплатно в пользование крестьян по уравнительно-трудовой норме*.
Даже батраки, как признал позже председатель ВУЦИК Г.И. Петровский, не хотели работать в совхозах, надеясь, что советская власть позволит им стать самостоятельными хозяевами.
Особенностями военной организации РПА была ее мобильность и постоянный приток добровольцев. И хотя организационно 3-я бригада Заднепровской дивизии состояла из трех полков, не считая приданных частей, повстанческие отряды Махно представляли более значительную силу — несколько полков конницы и пехоты.
Повстанческая бригада Махно и ее части сохраняли свои черные знамена.
Махно ввел в практику использование не только повозок, но и распространенных на юге Украины среди немецких колонистов тачанок — рессорных повозок с открытым легким кузовом для парной упряжки. Он впервые применил их в коннице в качестве боевых площадок под станковые пулеметы «Максим». На тачанке размещался пулеметный расчет (наводчик и помощник) и ездовой (он же запасной номер расчета). Иногда использовались тачанки с усиленной упряжкой (тройкой или даже четверкой лошадей). Пулеметные тачанки в условиях маневренных действий были в то время эффективным огневым средством. Тачанки стали применять и «красные», особенно в 1-й Конной армии. В 1920 году тачанки были даже в польской армии. Тачанки проходили вместе с конницей до 60—70 км за день.
В походе войска Махно шли многокилометровой колонной, иногда в два ряда. Сначала — конное охранение, затем на повозках и тачанках ехала пехота, за ней — обоз, а замыкала колонну главная ударная сила — конница. На марше бойцы пели песни, играли на гармошках. Выпивка на марше и на привалах запрещалась под угрозой расстрела (как у запорожских казаков). Останавливаясь на ночлег, бойцы занимали круговую оборону, разводили костры, ужинали и пьянствовали. Боеспособность повстанцев поддерживалась суровыми расправами.
Но уже в 1919 году вслед за победами у махновцев стала популярна разгульная жизнь. На тачанках, кроме пулемета и боеприпасов, можно было увидеть дорогие ковры, бочки с вином и самогоном. Махновцы врывались в любой двор, захватывали скот и живность, устраивали в деревнях необузданные кутежи со стрельбой.
Большевистское руководство не доверяло Махно и его бойцам. Разрыв между махновцами и большевиками был неизбежен. Другое дело — его сроки и предлог.
Красная Армия терпела поражения на Украине. Но вместо того, чтобы сосредоточить все силы для отпора наступавшей армии Деникина, ее командование перебрасывало войска вначале для подавления восстания Григорьева, а затем для разгрома Махно. Одним из застрельщиков кампании против Махно был председатель РВС РСФСР Троцкий, не терпевший в войсках партизанщины и анархистских настроений. Ну, а сотрудники «чрезвычайки» просто ненавидели Махно.
25 апреля 1919 года харьковская газета «Коммунист» опубликовала статью «Долой махновщину!» Командование Красной Армии стало резко сокращать снабжение 3-й бригады вооружением и продовольствием. Рассматривался вопрос о снятии Махно с командования бригадой.
Масла в огонь подлил II 1-й съезд советов Гуляйпольского района (в том числе от воинских частей) в апреле 1919 года. Съезд был созван вопреки запрету командования Красной Армии в Украине. В резолюции съезд квалифицировал политику большевиков как «преступную по отношению к социальной революции и трудящимся массам», признал харьковский съезд советов с его решениями «не истинным и не свободным выражениям воли трудящихся», выразил протест «против реакционных приемов большевистской власти, проводимых комиссарами и агентами чрезвычаек, расстреливающих рабочих, крестьян и повстанцев под всякими предлогами».
Съезд потребовал социализации земли, фабрик и заводов, «изменения в корне продовольственной политики», «полной свободы слова, печати, собраний всем левым течениям», «неприкосновенности личности... трудового народа». Съезд заявил:
«Диктатуру какой бы то ни было партии категорически не признаем... Долой комиссародержавие! Долой чрезвычайки, современные охранки»*.
Непосредственный начальник Махно, командир 1-й Заднепровской СД Павел Дыбенко в телеграмме назвал съезд «контрреволюционным», грозил объявить его вне закона. В ответ он получил от съезда телеграмму с заявлением, что «нас такие приказы не пугают, и мы всегда готовы к защите своих народных прав». Правда, до разрыва еще не дошло. По указанию из Москвы украинское советское правительство поручило Антонову-Овсеенко посетить бригаду Махно, проверить ее состояние и «навести порядок». Побывав в Гуляй-Поле, командующий 29 апреля 1919 года сообщил правительству:
«Махно, его бригада и весь район — большая боевая сила. Никакого заговора нет. Сам Махно не допустил бы его... Он убежденный анархист. Лично честный, за спиной которого совершалась всякая пакость... Карательные меры — безумие»**.
Антонов-Овсеенко отметил, что 3-я бригада Махно превосходно справилась со своей задачей. Она отогнала «белых» на восток в район южнее Донбасса.
В определенной степени разрыв с Махно органов советской власти в Украине и командования Красной Армии сдерживало указание Ленина командованию Южного фронта не рвать с ним до тех пор, пока «красные» не возьмут Ростов-на-Дону. Ленин 7 мая 1919 года послал в Киев телеграмму Л.Б. Каменеву, уполномоченному совета обороны РСФСР на Южном фронте. В телеграмме было сказано: