— Я могу позаботиться о себе, — прошептала я ему. Мое нетерпение становилось заметным. — Грэм будет со мной. Я буду в порядке.
Борден, не взглянув на меня — даже не осознав, что я сказала — повторил:
— Она останется.
Гектор выдохнул, качая головой в знак поражения.
— Я не обращу на это внимания только ради того, что получу в конце, Борден. Но если она остается, то попадает в список людей, которые знают о «Военных баронах» то, о чем только догадываются остальные. Ты действительно хочешь ее имя в этом списке?
Борден вдруг склонился над столом, по его лицу разлилась знакомая ярость, которую я видела раньше.
Дерьмо. Дерьмо.
— Подойди и повтори угрозу ее жизни еще раз, — злобно прорычал он. — Ты сейчас в моем доме, сукин сын. Открой рот и расскажи мне о том списке, в который ее внесут, чтобы я мог перепрыгнуть через этот стол и воткнуть нож тебе в горло, а потом смотреть, как ты истекаешь кровью, словно тупая скотина. Сделай это. Я, блядь, разрешаю тебе!
Мое сердце подпрыгнуло к горлу, а желудок рухнул вниз. Я вытаращила глаза на Хоука и Грэма, но они спокойно стояли позади Гектора. Грэм только крепче сжимал пистолет, пристально наблюдая за движениями байкера. Хоук сохранял непроницаемый вид, единственной подвижной его частью были глаза: он переводит взгляд с Бордена на Гектора и обратно. Я задумалась: если все зайдет далеко, кому он останется по-настоящему предан? Бордену или своему брату?
Я отчаянно надеялась, что до этого не дойдет.
Гектор наклонился, принимая ту же позу, что и Борден. Лицо его изменилось. Стало мрачнее, жестче. Они оба выглядели убийственно.
Очень быстро глаза Гектора блеснули в мою сторону, но я перехватила этот взгляд. Что-то скрывалось за этой темной радужной оболочкой. Что-то, внезапно заставившее сжаться мою грудь.
Наконец, он ответил напряженным голосом:
— Она останется.
Я выдохнула, только сейчас поняв, что не дышала, и Грэм тоже заметно расслабился. Борден кивнул и снова сел прямо.
— Хорошо, — сказал он. Его голос успокаивался, гнев сходил. — А теперь поговорим о деле.
Все напряжение исчезло в мгновение ока… за исключением моего внутреннего — оно только возросло.
Здесь, передо мной, они говорили о делах, и именно сейчас я поняла, что только что оказалась втянутой в особый мир, и Борден упорно работал, чтобы никогда не допускать меня туда.
Не знаю, что думать, и, честно говоря, я была слишком напугана для этого.
Они говорили больше часа. О деньгах, сроках, правилах работы порта, о клубном картеле, сбывающем наркотики, и обо всех гребаных незаконных вещах, существующих на свете. Я находилась в состоянии шока, желая отгородиться от их слов, уплывая в свои мысли. Но у меня не получалось этого сделать. Я слышала каждую деталь, о которой они говорили. Достаточно, чтобы узнать о совершенных Борденом нескольких скандальных сделках на стороне. Начиная с суживания денег для записи музыкальных хитов и далее, список продолжался бесконечно.
А еще он отмывал деньги. Я соединила все детали мозаики сама только потому, что Гектор пытался привлечь его к соглашению. Борден отказался, сказав, что деньги его не интересуют. Это неожиданно поразило меня. Он отмывал свои деньги, чтобы скрыть их кровавое происхождение. Это объясняло, почему он приехал сюда и начал так быстро все скупать. Единственная вещь, которая не обсуждалась — как Борден сделал первоначальный капитал, когда вернулся пять лет назад. Гектор либо уже знал, либо его это не волновало.
Видимо, чужие секреты уважались в криминальном мире. Ни с одной стороны не возникла жажда раскрыть их. Бордену не нужно было знать, зачем Гектору нужен порт. Никаких вопросов о том, что там будет происходить. Вроде как, чем меньше знаешь, тем лучше.
Потом речь пошла обо мне и моей защите. Все, что нужно было сделать Бордену — это щелкнуть пальцами, и байкеры доставили бы меня в их клуб под строгой охраной. Борден ясно дал понять, что если до меня как-то дотронуться или кто-нибудь из «дикарей» обидит меня, он немедленно разрывает договор. Гектор согласился, хотя я могла бы сказать, что для него это было трудно. Да, потому что это было охуенно трудно — нянчиться со мной в их маленьком паскудном клубе и оставить при этом нетронутой, верно? Неважно, что у меня не было права голоса в этом вопросе, и что я с удовольствием не появлялась бы там вообще.
Отчасти, я действительно чувствовала себя куском собственности. В глазах байкера я была предметом, который будет помещен в нужное место в нужное время, и Борден не улучшал моего положения, относясь к этому точно так же. К тому времени, когда все было сказано и сделано, раздражение Гектора исчезло. Он заметно расслабился. Встал со стула и сказал:
— Теперь, когда со всем разобрались, как насчет того, чтобы отбросить это дерьмо и немного повеселиться?
— Валяй, — пренебрежительно сказал ему Борден. — Вы не сможете изгадить мой клуб больше, чем уже есть. Я побуду здесь…
— Ни хрена, — перебил Гектор, решительно качая головой. — Мы только что заключили сделку, решающую все проблемы. Теперь надо отпраздновать, и для этого люди хотят тебя видеть. Это исторический момент для нашего клуба. Ты не представляешь, в каком напряжении мы были. Ты, может, и злобный ублюдок, но как никто должен понимать, что тебе придется поддерживать хорошие деловые отношения, раз заказал нам эту работу.
Борден медленно выдохнул, в глазах показалась усталость.
— Ладно, сейчас.
Гектор удовлетворился, и только когда мы оказались одни за закрытой дверью, Борден сжал мою руку своей ладонью, чтобы я поняла, почему он стремился не выпускать меня из этого офиса.
В клубе было все перевернуто вверх дном. Это был ад в наивысшей степени. Байкеры были повсюду. Пили. Смеялись. Спорили. Лапали с десяток находившихся здесь полуголых женщин, выставляющих свою грудь, при этом непринужденно болтая друг с другом. Некоторым женщинам это действительно нравилось, и они улыбались такому вниманию, поощряя к более тесной связи. Другие даже не задумывались над этим, уставившись в пространство остекленевшими глазами, пока мужские руки облапывали каждую часть их тела.
Я далеко не ханжа. В процессе взросления я время от времени наблюдала подобные вещи, но просто пожимала плечами. Я была совершенно невосприимчива к этому. Никогда не реагировала, никогда особо не заботилась, потому что подростки чересчур всему сопротивляются — я в том числе. Так что, я действительно не должна была сильно удивляться такому, но, так или иначе, мое тело напряглось. Все это выглядело пошло и мерзко. Я поймала на себе самодовольный взгляд Гектора, заметившего мою реакцию. Я отвернулась, что, казалось, только доставило удовольствие его эго, ведь, кроме как полностью отвернуться, здесь ничего нельзя было сделать. В данный момент это оказалось наиболее правильным решением — полностью игнорировать его сексистскую задницу.
Я почувствовала, как волна гнева накрыла Бордена, и его рука сильнее сжала мою. Он прорычал приказы Грэму, и тут же мужчина встал по другую сторону от меня, зажимая между ними. Я нашла это немного парадоксальным: Борден защищает меня от байкеров, на чью помощь в моей защите он рассчитывает, если возникнет такая необходимость. Я почти захотела сказать что-то по этому поводу.
— Когда они пьяны, то не очень управляемы, — внезапно сказал Грэм. — Но они очень дружелюбны, когда ты на их стороне.
Он был прав. В ту секунду, когда Гектор объявил им, что сделка состоялась, люди стали гораздо проще. Никто из них не обращал на меня никакого внимания, пока приветствовали Бордена, при этом хорошо контролируя свое поведение. Я почувствовала, как мое тело облегченно расслабилось. Но хватка Бордена на моей руке не ослабевала. Он выглядел сильно напряженным: челюсти сжаты, взгляд тяжелый. Думаю, его действительно осенило понимание того, что он только что сделал.
Он выглядел, как мужчина, только что продавший душу дьяволу.
И было такое чувство, что во всем этом была виновата я.
Глава 4
Эмма
Труп.
Это я сейчас.
Просто… труп.
После недолгого круга почета с Борденом, я с благодарностью сбежала из клуба. Обратная поездка проходила в полной тишине. Я не смотрела на него, пока Грэм вез нас домой, но ощущала на себе его прожигающий взгляд. Понимала, что если бы встретилась с ним глазами, то ощутила бы привычное пульсирующее желание, но сейчас подобное чувство было бы неуместным.
Я боялась его, и, в то же самое время, нуждалась в нем до боли в сердце. Это внутреннее разногласие возникало в основном потому, что я понимала, какой ошибкой было питать к нему чувства. Сегодня впервые я заглянула за кулисы его… деятельности. Он позволил мне — просто так — и это было настолько целенаправленно, что я должна была задуматься, каковы были его мотивы.
В лифте мы ехали молча. Он держал руки в карманах, все еще изучая меня краем глаза. Мужчина чувствовал мое состояние и держал дистанцию. Я была благодарна за это.
Наконец, мы добрались до квартиры. Она роскошна. Борден владел современным пентхаусом площадью в пятьдесят две сотни квадратных метров, с окнами от пола до потолка, полудюжиной спален и кухней, от невероятной элегантности которой у меня поначалу перехватывало дыхание — очень гармоничная, в стиле Инь-Янь, со светлыми мраморными столешницами и высокими темными шкафами. Утром мы обычно сидели на барных стульях возле кухонного островка и общались, пока я готовила свой «дикий» кофе. Затем мы перемещались в гостиную — другую комнату в теплой цветовой гамме, но все же достаточно консервативную. Я пыталась чувствовать себя здесь, как дома, и на некоторое время, когда мы были вместе, это срабатывало, но, войдя сюда сейчас, я просто почувствовала желание убраться отсюда подальше.
Это не было похоже на мою маленькую квартирку, в которой хватало пятидесяти шагов, чтобы пройти от угла до угла. В ванной не было моего душа с треснувшей лейкой, которая выбрасывала струи воды только из половины отверстий, и мне приходилось целую вечность жаться в одном углу, только чтобы намочить волосы. Здесь я не слышала по ночам звуков полицейских сирен или уличных драк по выходным, или скрипа тормозов на автобусной остановке, нарушавшего мой сон в пять утра.